Я брел, опустив голову и глядя под ноги. Два пса вдруг бросились куда-то с тропы. Они возбужденно лаяли, несомненно, погнавшись за кроликом или зайцем. Галлмо позвал их назад так сердито, что я взглянул посмотреть, что его так разозлило. От увиденного мне стало не по себе. Наш путь лежал меж двух рядов серых камней. Они были расставлены через промежутки шагов в пятнадцать и чуть в стороне от дороги. Каждый массивный валун был больше в длину, чем в ширину, и весил много тонн. Должно быть, притащить их потребовало неимоверного труда. Потом, совершив подвиг изобретательности, кто-то наклонил камни и поставил стоймя, так что они стали напоминать гигантские надгробия. В тусклом свете дня они выглядели жутко и загадочно, словно не из этого мира.
Галлмо выказал им великое почтение. Когда псы послушно вернулись к хозяину, он концом посоха что-то начертил на дерне, потом склонил голову и опустился на одно колено, словно приносил присягу огромным камням.
Туман все густел, и я уже еле различал очертания ближайших камней по сторонам. Когда мы двинулись через этот молчаливый тусклый мир, я понял, что кто-то еще присоединился к нам. Сначала это было мимолетное впечатление, какая-то смутная фигура чуть впереди Галлмо, идущая в том же направлении, что и мы. Фигура была нечеткой, она то появлялась, то исчезала по мере того, как изменялась густота тумана. Мужчина широко шагал передо мной, а тропинка была слишком узкой, чтобы обогнать его и посмотреть, да и не хотелось преграждать ему путь. Только через несколько минут я осознал, что в его новом спутнике есть что-то знакомое. Он был, как и я, в длинном плаще с поднятым капюшоном. Что-то знакомое было в его походке и в том, как он сгибал плечи. Наконец я понял, кто это: мой брат-близнец. Его призрак шел впереди нас. Я гадал, видит ли его Галлмо, но рыбак не подавал никаких признаков этого. На призрака реагировали только псы. Они бежали по тропинке, и я видел, как они смотрят на удаленное видение, нюхают его пятки, виляют хвостом, а потом возвращаются к хозяину. Уверенность собак воодушевила меня. Я знал, что не могу привлечь внимания брата. Потусторонний мир не уделяет внимания смертным, и если бы он захотел поговорить со мной, то так бы и сделал. И все же я чуть ли не надеялся, что он остановится, чтобы обернуться и поздороваться. Но фигура продолжала идти вперед сквозь туман, а я топал сзади, чувствуя странное утешение от присутствия родича. Я был уверен, что пока мой брат-близнец рядом, со мной ничего не случится. Через несколько часов дорога, наконец, пошла вниз. Мы покинули заросшие вереском места и вышли из гущи тумана. К тому времени призрака не стало. Он пропал точно так же, как и появился, становясь на несколько мгновений смутным, потом исчезая, чтобы опять появиться на миг. Когда он не появлялся в течение нескольких минут, я понял, что больше его сегодня не увижу.
Мы достигли впадины, где приютился хуторок из дюжины домишек. Собаки побежали вперед, прямо к одному из домов, и стали скрестись в дверь. Послышался чей-то голос, и когда Галлмо откликнулся, дверь открыл лысый чрезмерно толстый мужчина средних лет. У него была круглая голова, шея нависала над воротником складками жира, а маленькие острые глазки выглядели так, будто их вставили в пудинг. Эти глазки медленно осмотрели меня, потом Галлмо, прежде чем толстяк жестом пригласил нас войти. Мы вошли в бедно обставленную комнату с деревянным столом, скамьей и тремя табуретами. Здесь была дверь во внутренние покои, в очаге горел огонь, а в углу стояли крестьянские орудия труда. Псы Галлмо тут же подбежали к очагу и улеглись на земляной пол, словно это было их место. Вскоре помещение наполнилось запахом псины.
Галлмо коротко переговорил с толстым хозяином. Тот сразу повернулся ко мне.
– Направляетесь в королевский дворец в Ахене? – спросил он.
По-франкски он говорил лучше, чем жена Галлмо.
– Я должен доставить священную книгу для библиотеки в новой церкви, – ответил я.
Мне было не по себе. Что-то в толстяке вызывало недоверие.
Он махнул пухлой рукой в сторону скамьи у стола.
– Садитесь. Путь с побережья не близок, и вы, должно быть, устали. Принесу что-нибудь поесть и выпить.
Он поковылял из комнаты, а я подошел к скамье, снял плащ и тяжело опустился на нее. Я и правда очень устал. Я также помнил об интересе Галлмо к моей сумке, поэтому положил ее на скамью рядом с собой, и, надеюсь, не обидел рыбака столь настороженным к нему отношением.
Галлмо снял свою шляпу, с которой капала вода, и сел на табурет напротив меня.
Мы сидели в неловком молчании, ожидая возвращения хозяина. Я тайком осматривал комнату, надеясь увидеть признаки, что в доме живет кто-то еще – жена, дети, – но ничего такого не заметил. Толстяк жил один, и я уже стал подумывать, не лучше ли встать и убраться подобру-поздорову, пока еще есть такая возможность. Я был один, чужой в незнакомом доме – легкая добыча для ограбления, если не чего-то похуже. Однако больше никого в хуторе не было видно, а я знал, что деревенские жители держатся замкнуто. Не было уверенности, что в другом доме меня примут лучше.
Толстяк вернулся с тремя потертыми кожаными пивными кружками в одной руке и большим глиняным кувшином в другой. Он поставил все на обшарпанный стол и, тяжело дыша, сел на табурет; его дряблая туша свисала с краев. Он разлил по кружкам соломенного цвета жидкость, я с подозрением ее понюхал. Она пахла яблоками, грушами и медом. Пригубив, я убедился, что это была смесь перебродившего яблочного и грушевого сока, что-то похожее на то, что любил мой отец. Я отпил побольше. Прошло много месяцев с тех пор, как я пил хмельное. Пузырьки защекотали мне горло. Сладкий пьянящий напиток был восхитителен.
Толстяк с любопытством смотрел на меня. Он напоминал большого хряка, рассматривающего следующее блюдо. Осушив медовуху и облизнув губы, он собрался что-то сказать, но я опередил его:
– Огромные камни вдоль дороги, что это?
Он прищурился.
– Менгиры, длинные камни. – Он как будто бы не хотел говорить о них.
– Кто их поставил?
– Никто не знает. Они всегда там стояли.
– Они служат для чего-то? – спросил я.
Он пожал рыхлыми круглыми плечами.
– Некоторые думают, что это надгробия на могилах гигантов.
– Не только гигантов, – серьезно проговорил я.
Он с интересом посмотрел на меня. Я отхлебнул спиртного и осторожно поставил кружку на стол. Целый день у меня не было ни крошки во рту, потому я захмелел от крепкого напитка. Язык стал слегка заплетаться.
– Сегодня я видел среди менгиров своего брата-близнеца.
Его свинячьи глазки удивленно расширились.
– Брата? – переспросил он.
– Он какое-то время шел вместе с нами. Собаки его видели. – Я кивнул на двух псов, которые уже спали у огня.
Толстяк что-то сказал Галлмо, тот покачал головой, потом посмотрел на меня с беспокойством и некоторой неприязнью.
– Вы уверены, что это был ваш брат? – спросил хозяин.
– Конечно. Я не видел его больше недели. Он не так часто навещает меня, – проговорил я, стараясь казаться беззаботным.
Глаза толстяка метнулись к моей сумке.
– Разве вы не христианин? – спросил он.
Я тихо рыгнул. Судя по послевкусию, медовуха была сварена из клеверного меда.
– Христианин или нет – не имеет никакого отношения к брату. Он навещает меня, когда захочет. Он утонул, когда мы были еще детьми.
Глаза толстяка нервно забегали по комнате. На лысине выступила бусина пота.
– Призрак явится и сегодня? – спросил он.
– Кто знает? – пожал плечами я.
Хозяин встал с табурета.
– Тогда он не должен застать нас неподготовленными, – пробормотал мужчина и зашаркал из комнаты.
Вскоре толстяк вернулся с четырьмя деревянными тарелками, буханкой несвежего с виду хлеба, сыром и еще одной кружкой. Он накрыл стол на четверых, и мы стали есть. Каждый раз, когда с улицы доносился какой-либо звук, оба моих сотрапезника вздрагивали. Мы торопливо ели. Закончив, я выпил третью кружку медового сидра, потом, сняв наглазник с глаза, посмотрел на них долгим немигающим взглядом, так что они не могли не заметить разного цвета моих глаз, и сказал:
– Оставьте место моего брата за столом как есть, на случай, если он придет позже.
Не спрашивая разрешения, я растянулся на скамье, положив под голову сумку, и позволил себе заснуть в уверенности, что они не посмеют причинить вреда человеку с отметкой дьявола и к тому же брату-близнецу призрака.
Меня разбудило тихое рычание, а потом стук тяжелым сапогом в дверь, отчего она затряслась.
– Просыпайся, бочка сала, – послышался крик.
Я сел. Я по-прежнему был на скамье и провел спокойную ночь. Деревянная тарелка моего брата и кружка стояли на столе нетронутые.
В дверь снова застучали сапогом. Галлмо неуклюже поднимался с пола, где проспал ночь. Собаки яростно лаяли и скакали у двери, которая затряслась от следующего удара. Толстяка нигде не было видно.
Надев наглазник, я подошел к двери и открыл ее. За ней стоял коренастый нахмуренный мужчина с короткой аккуратно подстриженной бородкой и обветренным лицом человека, проводящего дни под открытым небом. За спиной у него я увидел двух солдат с копьями. В отдалении из дверей домов выглядывали жители деревни.
– Ты кто? – агрессивно спросил человек с бородкой, он хорошо говорил по-франкски.
– Зигвульф, королевский слуга, – ответил я.
Пришедший прищурился.
– Королевский? Не морочь мне голову! – прорычал он.
Я понял, что имею не очень внушительный вид с наглазником на глазу, в дорожной грязи и неумытый.
– Я направляюсь к маркграфу Хроудланду.
– И маркграф в нетерпении ждет тебя? – съязвил пришелец.
С похмелья я был раздражителен и вышел из себя:
– Нет, не ждет, но будет очень рад меня видеть, и я не премину доложить ему о вашем поведении.
Моя уверенность подействовала на него.
– По какому делу ты хочешь видеть маркграфа? – спросил он уже не так презрительно.