— Добрый вечер, Руэн, — говорит Кэдмон, когда я подхожу, его голос ровный и вкрадчивый. — Чему я обязан честью вашего присутствия?
Я останавливаюсь перед ним и вдыхаю через нос, а выдыхаю через рот. Холод пробирает меня до костей, проникает в вены, поскольку причина, по которой я позвал его, сидит на задворках моего сознания. Я жду мгновение, потом еще несколько, пока его взгляд скользит по мне. Он мужчина который всегда оценивает ситуацию, Бог Пророчеств. Несмотря на то, что я знаю, что доверяю ему больше, чем большинству других Божественных Существ, его карие глаза, которые часто становятся немного затуманенными, как будто он заглядывает в саму ткань мира и видит все нити грядущего будущего, заставляют меня быть осторожным.
— Это правда, что созывается Совет? — Слова звучат более требовательно, чем я намеревался, но я не извиняюсь за это. Извинения ничего не значат, если вы не имеете их в виду.
Лицо Кэдмона, некогда приятное и открытое, быстро вытягивается. Хотя он и не выказывает явного гнева, в тот момент, когда упоминается Совет, его защита встает на место. Мое тело напрягается, наполовину ожидая вспышки ярости. Ничего. Недовольство Кэдмона медленно, бесшумно подкрадывается. Я гораздо больше привык к насилию, чем к молчанию, и даже если мне нравится этот мужчина, независимо от его статуса Божественного Существа, мое собственное тело готовится к этому. Вся жизнь и детство, когда приходилось делать это, не могут быть стерты за несколько лет.
Я знаю, что, вероятно, мне следовало бы смягчить этот разговор, но моя жадность к информации командует мной и движет мной. Я еще раз вдыхаю и выпрямляюсь, ожидая его ответа. Физически я возвышаюсь над Богом Пророчеств, но я знаю, что если бы дело дошло до настоящей битвы, я бы не победил. Его сила намного превышают мою.
У меня под кожей начинается жужжание, когда он наклоняет ко мне голову. Это предупреждение, которое я проигнорирую, если это позволит получить хотя бы крупицу информации, которую я ищу. Я смотрю на него в ответ, встречаясь с ним взглядом, как, я знаю, делают немногие.
— Ты же знаешь, что это не твое дело, Руэн, — говорит Кэдмон тихим, но твердым голосом. — Будет ли созван Совет Богов или нет, студентов это не касается.
Я хмурюсь. — Ты имеешь в виду Смертных Богов, — говорю я.
— Учитывая, что все студенты здесь Смертные Боги, — отвечает он, — тогда да. Именно это я и имею в виду. — Глаза, такие же темные, как его кожа, заглядывают в мои. Я знаю, что он отпугнул множество любопытных студентов своим пробирающим душу взглядом. Бога Пророчеств боятся и почитают как Смертные Боги, так и сами Боги. Но я не позволю себя запугать.
— Почему ты хочешь это знать? — спрашивает он. — Возможно, это потому, что ты беспокоишься, что твой отец вернется в Ривьер?
Я напрягаюсь. Его взгляд не вызвал у меня и половины той настороженности, как от упоминания моего родителя. Я сдерживаюсь, чтобы не скривиться, но всё же чувствую, как тяжесть дискомфорта оседает во мне, пока я смотрю на Божественное Существо перед собой. Будь это любой другой Бог, меня бы здесь даже не было, но Кэдмон относится ко всем Смертным Богам как к равным. Довольно странная черта для человека его положения — быть таким добрым и вежливым с теми, кто ниже его по званию, но именно это позволило мне подойти к нему. Поэтому я игнорирую свой собственный дискомфорт и отвечаю.
— Азаю, похоже, нет дела до своих сыновей. Так почему это должно беспокоить меня? — Каждое слово леденит кровь.
Взгляд Кэдмона смягчается от моих слов, и он делает шаг ко мне, протягивая свободную руку, в то время как другой прижимает книгу к груди. Он обхватывает пальцами мою руку и сжимает. Мои мышцы напрягаются, но я не отстраняюсь. — Азаи может казаться сильным и пугающим, но он в такой же степени зависит от прихотей Царя Богов, как и все мы.
Царь Богов. Моя грудь сжимается, а живот скручивает. Я никогда не встречал Трифона, но влияние его силы пронизывает каждую частицу моей жизни и окружения. Эта Академия, как и весь смертный мир, находится под его контролем, а также под контролем его ближайшего Совета Высших Богов. Высшие Боги, такие как мой отец.
Когда Кэдмон заговаривает снова, его тон мягок, почти успокаивающий. — Если состоится Совет, он придет, если его позовут.
Но не раньше. Боже упаси Бога Силы обращать внимание на своих ублюдков. Меня и моих братьев это устраивало. Его нечастые визиты не были похожими на блаженные встречи смертных с их собственными отпрысками. Он может играть с десятками других ПолуБогов, которых создал за эти годы, и оставить нас в покое.
Я киваю один раз, прежде чем сделать шаг назад и высвободиться из его объятий. Кэдмон отпускает меня со слабой улыбкой. — Я предлагаю тебе сосредоточиться на более насущных вопросах, — говорит он. — Возможно, на начале нового семестра и пополнении новых лиц?
— Ты про новых слуг? — Я хмурюсь. — Мы должны получить новую Терру после ухода последнего, но я сомневаюсь, что, кто-либо, сможет продержатся здесь долго. Каликс… — Я позволил своим словам слететь с языка. Спрашивать о Совете — это одно, но обсуждать моих братьев — совершенно другая тема. Я не отношусь к этому легкомысленно. Никто не может по-настоящему контролировать тьму Каликса, кроме него самого, и он отказывается делать это, пока с Теосом и мной не случается ничего плохого из-за его поступков.
Глаза Кэдмона неестественно светятся, землистый цвет слегка тускнеет и заволакивается туманом таким потусторонним образом, что его улыбка становится шире. — Да, я слышал, что Каликс и ваш последний Терра расстались не в лучших отношениях. — Это было мягко сказано. Каликс использовал человека не более чем для развлечения, когда ему было скучно. Это никогда не заканчивалось хорошо, и на этот раз тоже.
Я покачал головой. — Этот Терра не вернется, — говорю я. — Это к лучшему.
Кэдмон вздыхает. — Да, хорошо, я бы не беспокоился о вашей следующей, — отвечает он. — Я подозреваю, что в этом семестре произойдут довольно интригующие изменения.
То, как он формулирует свои слова, заставляет меня думать, что он видел что-то в одном из своих видений. Он так редко делится ими без приказа Трифона, что сам факт того, что он намекает на это такому человеку, как я, вызывает у меня любопытство.
— Что ты имеешь в виду? — Я спрашиваю. Это о смертных? Я не могу не задаться вопросом. Не поэтому ли он упомянул новую Терру? Что они могут сделать здесь, в школе, которой управляют Боги и Смертные Боги?
Он закрывает глаза и качает головой. Как будто он слышит мои сокровенные мысли, его ответ задевает что-то глубоко внутри меня. Нечто, окруженное стенами изо льда и шипов. Моя гордость. — Ты увидишь, Руэн, — размышляет он. — Осмелюсь сказать, ты прекрасно увидишь, какие смертные скоро войдут в твою жизнь.
Для меня это определенно звучит как пророчество, но я знаю, что лучше не подталкивать его к раскрытию большего. Попытка заглянуть в будущее никогда не приносит ничего хорошего — поступая так, как учил Кэдмон, вы неизбежно измените его. В тот момент, когда человек узнает, что с ним случится, это исчезнет как дым, растворившись в чудесах прошлого, настоящего и будущего. Лучше уйти во тьму жизни без подсказок и приспосабливаться по ходу дела.
— Увидимся на занятиях, Руэн, — говорит Кэдмон, слегка склоняя голову в знак уважения. — Желаю хорошо провести остаток каникул.
Пока я смотрю, как он уходит, этот укол беспокойства перерастает во что-то большее. Как бы я ни уважал Кэдмона, я не могу не испытывать к нему некоторой жалости. Он великолепный преподаватель, хорошо разбирающийся во всех предметах, от истории до контроля силы. Однако, в отличие от других Богов, он всегда один. Читает или размышляет с животными — существами с жизнью, короче, чем у смертных.
Действительно, печально, как такой добрый Бог, как он, изолирован из-за своих способностей.
Знать слишком много — такое же бремя, как и знать слишком мало, возможно, даже большее.
Тем не менее, я не могу не задаться вопросом о смысле, стоящем за его словами.
Я поворачиваюсь к окну и смотрю, как солнце садится за южную стену общежитий Академии. Что-то надвигается — это Кэдмон ясно дал понять. Возможно, это нечто найдет способ облегчить муки в моем сердце. Если нет, возможно, это просто положит конец моей неестественной жизни.
Наполовину смертный. Наполовину Бог. Существо, зажатое между двумя мирами, в которые я не вписываюсь ни в один.
Можно только надеяться.
Глава 9
Кайра
— Я это не надену.
— Ты должна.
— Нет.
— Да.
Регис в сотый раз сует мне чертову слишком длинную тряпку, и я сую ее обратно, испытывая слабое искушение скомкать ее и засунуть прямо в его гребаную задницу. Жесткая шерстяная ткань темно-серого цвета с длинными рукавами и юбкой, которая, скорее всего, прикрывала бы кончики пальцев ног, если бы я ее надела. Платье того же фасона, что и у любого смертного среднего класса, и хотя я знаю, что пытается сделать Регис, я нахожу, что пялиться на него — все равно что смотреть в лицо тюремной камере.
— В этом нет необходимости, — огрызаюсь я, сдувая с лица серебристые пряди волос.
Он поднимает платье и трясет им передо мной. — Ты понимаешь, что большинство женщин твоего возраста носят платья, верно? Ты — аномалия. Я уверен, Офелия не упустила эту часть твоего обучения.
Я игнорирую реплику об Офелии. — Если ты их так любишь, почему бы тебе не надеть это? — Я заканчиваю шнуровать ботинки, а затем заправляю подол черной туники сзади в брюки. У меня сложные отношения с платьями. Это не обязательно значит, что я возражаю против идеи надеть их, хотя мне в них не совсем комфортно, так как я так привыкла носить брюки. Однако идея надеть платье в самое опасное место на континенте для такого тайного Смертного Бога, как я, сродни тому, чтобы связать себе руки за спиной перед тем, как войти в логово льва.
Регис со вздохом бросает платье на мою кровать. — Ты же не хочешь испортить эту миссию еще до того, как она началась, не так ли? — требует он. — Тебе достаточно повезло, что они приняли твое заявление, но ты не можешь ожидать, что они не посмотрят на тебя странно, если ты —