— Нет… — Он стонет. — Нет.… Боги, помилуйте.
Я сдерживаю еще одно сердитое рычание. У Богов никогда нет милосердия. — Давай, — говорю я, поднимая его в сидячее положение. — Очнись, сейчас же. Мы должны поторопиться, если хотим вытащить вас отсюда.
Он моргает, глядя на меня, его взгляд полон болезненного замешательства. — К-кто…
— Не беспокойся о том, кто я, — говорю я, качая головой. — Если ты хочешь жить, ты позволишь мне вытащить тебя отсюда. Ты пойдешь за мной и не будешь задавать никаких вопросов.
Принять это решение несложно. Мужчина кивает, а затем медленно — с моей помощью — поднимается на ноги, дрожа, без сомнения, от боли в ногах. — Моя жена… — Он поворачивается к женщине, останавливаясь при виде того, как она прижимает к себе их ребенка. Его глаза наполняются слезами, и он прикусывает нижнюю губу, пока запах крови не проникает в мои ноздри. Затем, осторожным голосом, он отстраняется от моих крепких объятий и тянется к ней. — Ирина, нам нужно идти.
— Нет! — кричит женщина — Ирина — качая головой взад-вперед. — Генри не может — он не в состоянии ходить. Мы не можем оставить его.
Мужчина стоит над ней, и ясно, что он прекрасно понимает, что в теле, которое держит его жена, больше нет души его сына. Ребенка давно нет. Удивительно, однако, что он не говорит так много. Он просто присаживается на корточки рядом с ней и кивает. — Ты права, — говорит он ей, нежно касаясь ее щеки. — Ты позволишь мне понести его, любовь моя? Твои руки, должно быть, устали от того, что ты так долго держала его.
— Ты же не оставишь его здесь? — Спрашивает Ирина.
— Никогда. — Ответ мужчины яростен. Несмотря на очевидную боль, которую он испытывает, по одному этому слову и резкому тону, которым оно произнесено, становится ясно, что он готов скорее умереть, чем оставить тело своего сына.
Я отступаю назад, ошеломленная молчанием, когда он быстро снимает рубашку со спины, показывая, что его действительно избили. На его коже несколько глубоких ран — цвета помятых яблок, темно-красных. Отпечатки кулаков. Мое внимание переключается на его лицо, на изможденные линии обеих щек, говорящие о недоедании, и седо-коричневую клочковатую бороду, которая, кажется, не знает, где ей расти. Его глаза опущены, прикрывая то, что я уже знаю как глаза цвета темной земли, когда он проводит пальцами по грязной одежде, которую держит в руках. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не произнести ни единого слова, когда он берет ткань и начинает рвать ее на полоски.
Его руки дрожат от усилий. Только потому, что это занимает так много времени, которого у нас нет, я делаю шаг вперед и останавливаю его. Вытаскивая кинжал из ножен, прикрепленных к моему предплечью, я помогаю ему разрезать рубашку. Используя полоски, он и женщина прикладывают своего ребенка к обнаженной спине мужчины и привязывают его. Когда мужчина встает, он покачивается на ногах, и я хватаю его за плечо.
— Ты сможешь вот так двигаться с ним на спине? — Я спрашиваю. — У меня есть друг, который прикрывает меня, но тебе все равно придется не отставать.
Мужчина делает глубокий вдох, от которого расширяется его грудь, и тянется вверх, хватаясь одной рукой за несколько повязок, перекрещивающихся у него на груди. — Моя жена вынашивала моего сына девять месяцев, чтобы произвести его на свет, — отвечает он, протягивая ей свободную руку, когда его темные глаза поднимаются, чтобы встретиться с моим взглядом с каменной уверенностью. — Будет только справедливо, если я вынесу его из этого мира. Я смогу это сделать.
Слова этого человека проникают в меня гораздо глубже, чем что-либо за долгое время. Они искренни и основательны. Несмотря на очевидную дрожь в его конечностях и белые морщинки в уголках глаз и рта от сдерживания, должно быть, сильной боли, он не стесняется произносить их, и я знаю, не настаивая, что даже если бы я настояла на том, чтобы оставить мертвого ребенка здесь, он бы этого не сделал.
Я проглатываю свои слова — какими бы благонамеренными они ни были, я понимаю, что есть некоторые вещи, которые родители не могут сделать. Во всяком случае, не эти родители. — Хорошо, — говорю я вместо этого, отворачиваясь от них. Я протягиваю руку к стене перед входом в камеру и терпеливо жду, пока паук не переползет на мой мизинец и не доберется до костяшки пальца. Я поднимаю его и закрываю глаза.
Как я и думала, похоже, Регис понял, что его часть подземелий пуста, и теперь он приступает к тому, что мы обсуждали перед приходом сюда. Глазами паука я вижу, как он собирает припасы в маленькой, затемненной комнате. Факел вспыхивает ярко-оранжевым, а затем медленно тлеет, превращаясь в тлеющий уголек, когда он бросает что-то в охапку сена, прежде чем наклониться и подуть на него.
Пожар начнется с малого, но к тому времени, как мы выберемся наружу, дым уже проникнет через воздуховоды замка и кого-нибудь насторожит. Это идеальное отвлечение.
— Давайте, — говорю я, снова прижимая руку к стене и позволяя пауку уползти на свободу. — Давайте двигаться. Держитесь позади и поближе ко мне.
Глава 4
Кайра
Звук тяжелого прерывистого дыхания кажется мне слишком громким, пока мы выбираемся из темниц и поднимаемся обратно по лестнице, по которой я спускалась ранее. Мужчина и его жена двигаются медленнее, чем мне бы хотелось, их шаги звучат куда громче моих. Но, к их чести, ни один из них не жалуется. Я втягиваю воздух, пытаясь понять, насколько сильно распространился огонь, который разжёг Регис, и заметили ли его уже обитатели замка. Мы останавливаемся у деревянной двери, ведущей во внутренний двор, и я оборачиваюсь, протягивая руку, чтобы остановить мужчину и женщину, рвущихся вперед.
— Оставайтесь здесь, — тихо говорю я. — Ждите моего сигнала.
Мужчина опирается рукой о стену, тяжело дыша от напряжения, но все же кивает в знак согласия. Я выскальзываю в коридор и выпускаю свою Божественную силу, чтобы почувствовать обстановку вокруг. Ощущения накрывают меня почти сразу. Я не представляю, как Боги чувствуют это постоянно, и удивляюсь, как они вообще это выдерживают. Им приходится по-видимому заглушать этот поток. Иначе можно сойти с ума. Каждый звук отдается в моих ушах — скрежет металлических чашек по дереву, громкий и неистовый мужской смех, потрескивание пламени факелов. Шелест листьев на деревьях. Шаги…
Приближающиеся шаги. Я поворачиваюсь к приближающемуся человеку и сливаюсь со стеной. Тени цепляются за мои конечности, когда я снимаю два кинжала с их мест, прикрепленных к моим предплечьям, и прижимаю их к ладоням. Я терпеливо жду. Проходит секунда, две, а затем… Регис заворачивает за угол, несясь по дорожке, топая ногами, которые почему-то почти не издают ни звука. Если бы я не прислушивалась, если бы я не использовала свою Божественность, я бы никогда его не услышала. Я не знаю, как он это делает.
Регис не замечает моего тела, когда проходит мимо. Я вздыхаю с облегчением и в следующий момент снимаю заклинание Божественности, глубоко вдыхая. Регис слегка поворачивается и в шоке отшатывается, когда краем глаза замечает меня. Меч замахивается на меня, и я едва успеваю увернуться. Острый конец его клинка врезается в каменную стену, и перед моим лицом вспыхивают искры, освещая, кого именно он только что пытался убить.
— Черт возьми! — Регис шипит на меня от шока и раздражения. — Я мог бы обезглавить тебя.
Я смотрю на него в ответ и проглатываю свое негодование. — Если бы ты мог убить меня так легко, я бы давно была мертва, — напоминаю я ему, качая головой.
Он убирает клинок в ножны и подходит ближе. — Я не смог найти семью, — говорит он. — Итак, я сделал то, что мы обсуждали, и…
— Я знаю, — обрываю я его, проходя мимо него обратно к двери. Я открываю ее и жестом приглашаю мужчину и женщину выйти. — Они у меня. Пошлите.
Мужчина первым выходит из лестничного пролета и отступает назад, как только видит Региса с подозрением и настороженностью в его взгляде. — Все в порядке, — уверяю я его, останавливая на пути к отступлению. — Он со мной.
Резкий вздох Региса достигает моих ушей, и я оборачиваюсь, но его взгляд направлен не на меня. Он смотрит на маленькую фигурку, повисшую на спине мужчины. Он бросает взгляд в мою сторону, и я качаю головой. Сейчас определенно не время. Я уверена, он понимает это так же хорошо, как и все остальные. Мы все еще находимся на вражеской территории, и нашей следующей целью должно быть выбраться отсюда.
— Огонь достаточно скоро приведет стражу на нижний уровень, — наконец говорит он, разглядывая мужчину и женщину. — Они не смогут взобраться наверх, поэтому мы должны отвести их к воротам для посыльных вдоль северной стены.
Я киваю и жестом приглашаю его идти. — Показывай дорогу.
Он бросает на пару еще один последний взгляд, прежде чем сделать именно это. Мы всей группой двигаемся как можно тише, проскальзывая через двор и вдоль задней стены. Через несколько минут звуки криков и проклятий поднимаются в ночное небо. Женщина тихо хнычет позади меня, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как она цепляется за своего мужа — тихие слезы текут по ее щекам, четкими линиями размывая грязь.
— Они поймают нас, — всхлипывает она.
— Нет, это не так, — уверяю я ее, делая паузу, позволяя ей и ее мужу пройти вперед. — Продолжайте следовать за моим другом, — говорю я. — Если что-нибудь случится, я уведу охрану.
— Спасибо вам, — шепчет мужчина сдавленным голосом, задыхаясь. Он шокировал меня тем, насколько хорошо он справлялся до сих пор, но я рада, что Регис порекомендовал черный выход. Он действительно ни за что не смог бы подняться с такими ранениями.
Ноги женщины начинают спотыкаться на тропинке, и по мере того, как голоса из замка становятся громче, я практически подталкиваю ее вперед, заставляя двигаться все быстрее и быстрее, несмотря на ее очевидную усталость.
Наконец, в поле зрения появляются тонкие металлические ворота. Регис останавливается впереди и поднимает кулак, молча говоря остальным, что пришло время убегать. Я снова проталкиваюсь перед парой. — Оставайтесь здесь, — шепчу я им, подходя к Регису.