Савмак, наблюдал за ее передвижениями с озадаченным лицом, он произнес недоуменно:
– Это что? Выходит, теперь съедят меня?
Олег покосился наверх. Небо в просветах листвы стремительно теряет краски, воздух наполняется вечерней прохладой, а сырость с болот становится плотнее.
– Если не поторопимся, – ответил он, – съедят всех.
Дальше тропинка уходила круто вниз. Они быстро спустились с холма, влажная прохлада моментально облепила кожу, осела на волосах и в носу. Здесь уже сумерки, кусты по сторонам – словно темные спины громадных кабанов, а стволы – как ноги исполинских животных. В стоячем воздухе застыл запах тины и чего-то сладкого.
– Багульник, – сообщил Олег.
– Где? – не понял Савмак.
Волхв пояснил:
– Где-то тут. Пахнет сладко. Пока пахнет, мы почти в безопасности.
– Так может, надрать этого багульника? – предложил Савмак. – Будем им тварюк хлестать.
– Оно бы хорошо, – согласился Олег. – Но время потеряем. А ночью по болоту лезть – удовольствие особое.
В памяти волхва всплыли многочисленные воспоминания о походах через топи и по позвоночнику пробежали зябкие пупырышки. Олег передернул плечами. Вода в болотах холодная и вязкая, заливается во все полости, а вместе с ней и мелкая живность, которая не гнушается живиться человеческой кровью. Есть еще существа покрупнее, те и целого человека проглотят с удовольствием.
– Так поспешим же, – трубным голосом призвал Савмак и ринулся через пахучие заросли.
Половину пути они преодолели резвой трусцой по тропинке, та стала совсем узенькой, зато кочки с шапочками морошки участились. Вскоре тропинка начала пружинить, словно хвойный ковер, но через некоторое время так закачалась, что несложно догадаться – под этим ковром только плотная и густая жижа.
Олег всех торопил. Сумерки уплотняются, небо меж веток совсем бледное, а здесь, внизу только фигуры и видно. Ратник впереди превратился в огромный темный силуэт, Люсиль шлепает тихонько позади волхва, и при каждом его оглядывании вздрагивает, она тоже сейчас как тень, только стройная и миниатюрная. Багульник пахнет сильно, но это в воздухе, а в водной толще его нет, а значит, нет и его защитительного свойства.
Спереди послышались плевки и шмыганье, силуэт Савмака обернулся, голос прозвучал чуть хрипло:
– Тропка кончилась.
Позади Олега испуганно всхлипнула Люсиль и затараторила высоким от страха голосом:
– Как же мы пойдем? Почему мы не вернулись в город? Почему не взяли, как полагается, лошадей? Почему не поехали дилижансом? Разве мы не могли так сделать?
– Могли, – кивая, отозвался Олег, вглядываясь в темноту впереди. – Могли и вернуться, и лошадей новых поискать. И целую вечность туда-сюда ездить. И тебя не спасать тоже могли. Могли?
Недовольное сопение за спиной сообщило, что пыл девушки мигом утих, хоть и не ушел полностью. Она проговорила хмурым голосом:
– Лошадьми было бы быстрее, пастор Олег.
– Но в целом дольше, – пояснил он. – Время самый ценный ресурс, что есть у человека. Пока что. К тому же неизвестно, что там на дорогах. А в эти дебри ни один нормальный не сунется.
– А как же эти? – поинтересовался Савмак, в полумраке кивая обратно. – Послушники.
– Да какие ж они нормальные? – удивился Олег.
Ратник согласно выдохнул.
– Хотя да, – ответил он. – Красивых баб только ненормальные жгут.
Ночь окончательно опустила темный полог на лес, болото погрузилось во мрак, в котором то там, то тут мерцают зеленоватые огоньки и бледно-голубым светятся гнилые коряги. Где-то страшно закричала птица, Люсиль в страхе кинулась на спину Олегу и прижалась, теплые руки обвили его за пояс.
Он скривился.
– Только не сопи. А то всех кикимор разбудишь.
Люсиль испуганно икнула позади.
– К-кикиморы?
Олег кивнул уверенно.
– Ну или какие-нибудь мавки. А может, и болотники, если такие еще остались. Они страсть как красивых любят. А ты у нас самая красивая.
– Мне страшно, – пискнула, Люсиль, ее теплая грудь еще сильнее прижалась к спине Олега.
– Сам боюсь, – ответил он.
– Может, вернемся? – снова слабо раздался ее голосок. – Обойдем как-нибудь?
Олег выдохнул, отплевываясь от светлячка, настырно мостящегося ему на губу.
– Поздно. И некогда. Не успеем – все падет прахом.
– Ну почему нам теперь надо торопиться? – захныкала Люсиль. – Пока я тебе не сказала про этот Меч, ты зачем-то лежал на лавке и знать о нем не знал. А теперь гонишь через болото.
Олег многозначительно и тяжело произнес:
– Знал. Всегда знал…
Силуэт Савмака впереди идет, раскачиваясь, как разбуженный медведь, и протаптывает в мягкой почве путь. Моховой настил под ними качается, ноги ступают мягко, но если он выдержит ратника, значит, и Олег с Люсиль пройдут.
– А мне бабка рассказывала, – начал Савмак, пыхтя и сопя, словно лось, – что кикиморы красивыми девками оборачиваются и честных людей в топи заманивают.
Люсиль за спиной Олега охнула, она так и шла, прижавшись к нему всем телом.
– Не к ночи о них вспоминать, – суеверно прошептала она.
Олег кивнул.
– И то верно, – согласился он. – У нас своя кикимора. Сама кикимористая и красивая. Вон как в спину вцепилась. Покрепче мавки.
Савмак хохотнул угрюмо и сказал:
– Пастор, я, конечно, понимаю, у тебя духовность. А духовность твоя может огонь разжечь? А то ни зги не видно. Иду как слепой. Того глядишь – нырну с головой, а ты, не осерчай, хоть и мощный пастор, но я тяжелый. Не вытянешь – утопну.
Эти топи Олег помнил еще с тех пор, когда болота здесь не было, а цвел обширный луг. Потом сдвинулась ось мироздания, воздух стал влажнее, а почва жирнее и пришел лес. Он разросся, как повилика в огороде нерадивой хозяйки. Воздух влажнел, дожди залили земли, а подземные реки набухли. Настало время болота. Однажды и оно уйдет в небытие, когда его воды иссохнут, а на этом месте родится что-то новое и нужное.
Остановившись, Олег кое-как просунул ладонь под лямку, потому что свободе заплечного мешка мешает повисшая на спине Люсиль. Свесив на плечо, достал небольшую масляную лампу и огниво, чиркнул пару раз. Веселые искры рассыпались во тьме, упав на фитиль, и он тут же засиял теплым ласковым светом, рассекая тьму и отгоняя ее подальше к кустам.
Савмак присвистнул.
– Так у тебя все это время лампа была? А чего мы в потемках тогда идем?
– Ты не спрашивал, – ответил Олег, пожав плечами.
Светильник мирно перекочевал в руки Савмака, тот ободрился, пошел быстрее. Все-таки свет дает человеку силы, и силы эти не только телесные, но и умственные. Олег может и в темноте думать, так даже лучше, если не засыпает, но простому люду нужен ориентир, маяк, который поведет сквозь тьму невежества. Олег вытер с лица капли тумана. Боги уже не могут вести за собой. Но какой-то путеводитель человечеству все-таки нужен.
– Ай! – раздался выкрик Савмака впереди.
В следующий момент его сияющая во тьме фигура с лампой нырнула под воду, а болото снова погрузилось во тьму. Позади жалобно взвизгнула Люсиль и вцепилась в Олега еще сильнее.
– Пусти, оба потонем, – крикнул Олег и с силой разжал девичьи руки на своем поясе.
Когда она со всхлипом отпрянула, рухнул на живот и подполз к краю мховой подушки.
– Держи за ноги, – приказал он. – Крепко держи. А то одна на болоте останешься.
Люсиль тихо заплакала, но позади чавкнуло, а затем волхв ощутил, как теплые пальцы обхватывают его щиколотки. Набрав в легкие побольше воздуха, он наполовину нырнул в черную муть. Холодная вода обожгла кожу, в носу засвербело, Олег выдул несколько воздушных пузырей из ноздрей и скривился. Глаза раскрывать без толку – в болоте темно, как в логове Ящера, а фитиль лампы погас, и волхв стал шарить руками в поисках Савмака.
Пальцы уцепились за что-то мягкое и лохматое, волхв, не раздумывая, вцепился и потянул на себя, дергая ногой и подавая сигнал Люсиль. Та с силой потащила Олега на сушу.
Вынырнув, он сделал глубокий вдох, болотный, но все же живительный воздух хлынул в легкие. Олег поднял у лица вытащенное и выругался:
– Тьфу!
Даже в темноте Олег понял, что вытянул из топи комок водорослей – листья мягкие, склизкие, как плоские слизни, мерзко чавкают под пальцами и пахнут тиной.
– Еще держи! – приказал он и снова нырнул.
Его мощный и решительный рывок обернулся тем, что хрупкие пальцы Люсиль не выдержали, бесшумно Олег соскользнул с мокрого мха в темные воды болота. Тьма и холод окутали со всех сторон, грудь сдавило, словно мрак ожил и наступает незримыми пятками на саму жизнь. Вода болот не такая, как в океане или реке. Там она движимая и живая, но здесь вязкая темнота и взвесь превратили ее в густой бульон. Он зовет стать его частью, превратиться в корягу или кочку, навсегда став неподвижным хранителем болота.
Олег шевельнул ногами. Вода пресная и плохо держит его крепкое тело, при этом любое шевеление утягивает ниже, а там неизвестно, есть ли дно, и если есть, то кто тут обитает.
Снова пошарив во мраке, Олег нащупал корягу и плавно потянул на себя. Коряга выдержала, в следующий момент он подтянулся и вынырнул на поверхность.
Шумно вдохнув, волхв задышал и разлепил веки, глаза защипало от едкой взвеси в воде, но даже так он разглядел, что болото освещено бледно-голубым сиянием, в воздухе мерцают брюшки светляков, трава подернута мерцанием, а луна в просветах листвы над низкими кронами льет мертвенно-бледный свет на воду. Та рябит серебристым сиянием, тут же превращаясь в черноту, едва кончается граница света.
В середине болота на воде кувшинка размером с телегу. В ней, в печальной позе и поджав пятки под зад, сидит девица. Зеленые волосы висят сосульками до самой воды, в пряди вплетены стебли водорослей, у виска белый цветок. Тело облеплено белой рубахой из тончайшей ткани и хорошо видна ее высокая округлая грудь с темными кружками, тонкая талия и широкие крепкие бедра. Лицо девицы печальное, но на полных губах загадочная улыбка, а крупные изумрудные глаза светятся лукавством.