– А мы и сами простые, – подал голос Савмак. Все это время он присматривался к новоиспеченному знакомцу. – Ты, значит, вояка?
Жан пропустил их через дверь, кивая. Внутри оказалось просторно, обставлено аскетично – широкий стол, тут же кухня с очагом, в котором на вертеле крутится поросенок, широкие окна, чтоб побольше света попадало, пара дверей и ступеньки на второй этаж.
– Бывший вояка, – подтвердил Жан. – Уже много лет как отошел от дел и занимаюсь полезным.
– А разве сражаться за свою землю не полезное дело? – напрягшись и раздаваясь в плечах, с нажимом спросил Савмак.
Жан кивнул, он прошел к кухне и стал доставать тарелки.
– Полезное, – ответил он. – Но оно полезное, когда молодой, когда кровь кипит, а в руках сила и крепость. Теперь мне пришло время нести другую пользу. Мирную. Вы рассаживайтесь за стол, как удобно. У меня без церемоний.
Олег сел с краю, Люсиль тут же примостилась слева, а болотница справа. Савмак занял место рядом с ней и поставил локти на столешницу.
– Воин всегда воин, – упрямо отозвался он.
– Верно, – согласился Жан и расставил перед ними глиняные тарелки. – Выправку и привычки не вытравить. Да и зачем? Тренировка тела помогает работе ума, потому и продолжаю каждое утро упражняться, как в былые годы. И все выходит, как ты предсказывал, вещий богатырь.
Жан посмотрел на Олега, во взгляде почтение и глубокая благодарность. Этот бывший вояка зря рядит себя в старики, хотя в волосах и бороде проседь, а на лбу две глубокие морщины, рано ему еще о смерти думать. Такие как он нужны человечеству, потому и спас его в той осаде. Выправка и воспитание у Жана военные, но нутро любознательное и тянется к раскрытию великих тайн мироздания. Олег вылечил его, когда Жан был генералом при смерти, и взял с него слово, что тот не забросит своих исканий и увлечений механиками. И пообещал, что пока ум будет работать, тело его не одряхлеет, только телу нужно помогать и заставлять работать.
Люсиль перевела непонимающий взгляд с Жана на волхва.
– А чем вы занимаетесь? – спросила она.
Тот снова посмотрел внимательно на Олега и ответил:
– Увидите. А пока ешьте. Все свежее, только с огня.
– Нам бы еще помыться, – вставила Люсиль и тут же втянула голову в плечи под суровым взглядом Олега.
Жан кивнул.
– Помоетесь.
На стол он подал сам, на предложение болотницы помочь напрочь отказался. В тарелках задымились свежеобжаренные куски мяса с сочными капельками жира и хрустящей корочкой. Одуряющий аромат раздразнил ноздри, даже у Олега призывно квакнуло в животе. Перед каждым появилось по миске с резаными овощами, вареной картошкой в сливочном масле и зелени. В середине корзинки с яблоками, душистым серым хлебом и лесным орехом.
Ели молча и быстро, долго заглушаемый голод вырвался на волю, и даже всегда чопорная, правильная Люсиль откусывала крупные куски мяса крепкими зубами и, как полагается, с наслаждением жевала. Болотница ела медленней, держа спину ровной, и все больше фрукты с овощами, но половину мяса в тарелке все же уписала. Савмак, необремененный манерами, бесхитростно впивался зубами в сочную, прожаренную плоть и глотал, почти не жуя. Щеки покраснели, плечи расслабились, а настороженность и агрессия ушли.
– Вот это, я понимаю, жрачка, – сказал он, приговорив свои тарелки и поглядывая в тарелку Олега. – Спасибо, добрый хозяин, не дал помереть с голоду. Пастор, ты это будешь доедать?
Он ткнул на ополовиненный кусок мяса в тарелке Олега.
– Жри, проглот, – отозвался волхв и подвинул ему свою тарелку, сам уже отъелся, пришлось распустить пояс на штанах. – Не переедай, а то обожрешься и спать упадешь. А нам в дорогу скоро.
Савмак охнул и нырнул пальцами в подставленную миску, выловив из нее сочный кус свинины.
– Да я бодр, как весенний ручей! – воскликнул он, закидывая кусок в рот целиком. – Жрать просто хочется страсть как. Я с самого города не ел.
– Сытое брюхо к учению глухо, – важно заметил Олег.
– Так я и не учусь, – обсасывая сочное ребрышко, отозвался ратник. – Я выполняю. Мне приказывают, я делаю.
Жан за самым краешком стола жевал небольшой кусок мяса и из-под густых бровей поглядывал на болотницу, которая словно специально то так, то эдак поворачивает точеный подбородок, выпрямляет спину, отчего ее высокая грудь становится круглее и выпуклее.
Он с шумом проглотил и сказал:
– Я сразу заметил, что ты вояка.
– А что? – уточнил Савмак с нажимом, заметив, как смотрит хозяин дома на болотницу. – Видно?
– Как мне однажды сказал вещий богатырь: «рыбак рыбака видит издалека», – ответил Жан. – Выправка, поведение, взгляд. Любое дело накладывает на человека отпечаток, и он глядит на мир через призму этого дела.
– А вы через какую призму смотрите? – пискнула Люсиль. – Вы ведь теперь не генерал, верно?
– Не генерал, – кивая, согласился Жан. – Мне теперь изобретательство ближе. Оно и всегда было милее, да только положение обязывало. А теперь, когда никто не знает о моем существовании, могу спокойно заниматься любимым делом.
Люсиль вскинулась, даже отодвинула тарелку.
– Ой, как интересно! Вы изобретатель? А что вы изобретаете?
– Сами увидите, – усмехнулся Жан. – Вам мыться, говорите, надо?
Щеки Люсиль покраснели, она послала вопросительный взгляд Олегу, молча спрашивая разрешения. Он сам готов хоть сейчас отправиться в дорогу, но женщины начнут ныть и страдать, что немыты. А хуже страдающей женщины ничего не бывает.
Олег молча кивнул, Люсиль воодушевленно заулыбалась и выпрямила спину.
– Как здорово. А куда идти?
Жан указал на дверь в самом углу помещения и проговорил:
– Вон там у меня комната для мытья. Все есть, разберетесь. Только купайтесь по одному, я ванную собрал лишь на одну персону. Не думал, что когда-нибудь гости появятся. Наверное, надо будет что-то еще придумать.
– Баню ставь, – уверенно сообщил Олег. – В бане можно разом выкупаться всем.
Взгляд хозяина дома снова скользнул по пышным формам болотницы, он проговорил, вытерев губы:
– Да вроде ж бани только в империи русов ставят.
Олег отмахнулся.
– Их везде ставят. И эллины ставили, и византийцы, и персы, и скифы. И вся, как ты зовешь, империя Русов тоже.
– Ну так то русы. Не по нашим законам как-то. Все же религия гласит не смывать с себя крещеную воду.
Брови Олега нахмурились, между ними пролегла глубокая морщина. Времена идут, а люди не меняются, делят друг друга на тех и этих, тамошних и тутошних. Оттого и все беды, что человечество не вникает в свою общую суть. Он проговорил, выпив из стакана свежей ключевой воды:
– Поскреби любого англа или готта, найдешь руса.
Жан выпучился на него и выдохнул:
– Да как же это, вещий богатырь! Не хочешь ли ты сказать, что великие государства родом с востока?
– Все государства родом из одного места, – спокойно отозвался Олег. – И находится оно, не при женщинах будет сказано. Они у нас скромные и стыдливые. Но люди не могут сидеть без движения. Вот и разбрелись по свету.
– Крамольные слова говоришь, вещий богатырь, – заметил Жан, глаза его потемнели, брови сдвинулись.
Олег поскреб изрядно отросшую щетину, такую же огненную, как и волосы. Бывший генерал защищает свои порядки, ибо других не знает, потому как любые чужие порядки, как водится, неправильные. Да только не бывает чужих порядков, они для любого человека в мире простые и понятные.
Волхв кивнул и отвлеченно глянул в грязное окно.
– Был такой бог, – согласился он, – Ра его звали. А когда мольбу ему пели, прям крамолили вовсю.
Хозяин дома выпучился на него.
– Что ты такое говоришь, вещий богатырь? Я тебя в доме своем принял, угощаю, благодарность за спасение показываю. А ты за моим столом цервквоотступнические слова говоришь.
– Говоришь, изобретательством занимаешься, – заметил Олег и выковырял между зубов волокно мяса, кабанчик был жестковат, – а сам в мракобесие катишься. Только-только мир начал от него поднимать глаза.
Голова хозяина дома как-то поникла, хотя взгляд так и остался цепким и ярым, он вздохнул с тяжестью вселенской скорби и поглядел на болотницу. Та цветет и пахнет, как болотная лилия, щеки разрумянились, улыбка во все жемчужные зубы, изумрудно-зеленые глаза блестят.
Люсиль прощебетала, тонким голоском сбавив накал в воздухе:
– А давайте мы купаться, а вы по делам?
Олег кивнул. Женщины резво скрылись за небольшой деревянной дверью, а Савмак еще какое-то время глядел им вслед. Вид у него напряженный, брови хмурятся, а желваки тревожно сжимаются и разжимаются. Когда Жан поднялся из-за стола и повел за собой на задний двор, ратник чуть отстал и шепнул Олегу:
– Не нравится он мне. Скользкий он какой-то.
– Я бы сказал, где ты сам скользкий, но не стану, – сообщил Олег, выходя на заднее крыльцо, здесь солнечно, золотистые лучи красиво подсвечивают траву, из леса доносятся птичьи переливы.
Вдалеке, накрытое огромным куском полотна, что-то высится над верхушками деревьев. Хозяин дома бодрым шагом направился прямиком туда, собаки радостно побежали за ним.
Олег потянулся, позвоночник сладко хрустнул, а Савмак все не унимался.
– Да говорю тебе, пастор, – продолжал шептать он. – Странный он. Видал, как на болотницу смотрит?
– У ней есть, на что посмотреть, – согласился Олег.
Савмак отмахнулся.
– Да нет. В смысле да. Посмотреть есть на что, но я не об этом. Это ж вроде наша болотница. С нами пришла. Чего глазеть на чужих баб?
Олег пожал плечами.
– По-моему, ей нравилось.
– Пастор, да как ты можешь? – изумленно выдохнул ратник. – Девичью честь надобно защищать и блюсть от всяких скоромных взглядов и вожделений.
Волхв кивнул, перешагивая через муравейник.
– Ага. Глазеть разрешается только тебе.
Ратник вскинулся в изумлении, нога зацепилась за еще один муравьиный холмик, он споткнулся и полетел в траву. Но воинская сноровка не дала позорно рухнуть на землю – он резво перекувыркнулся и снова оказался на ногах. Глаза круглые, лицо чистое, а сам словно хоть сейчас готов на славный подвиг.