Небо ясное, ни облачка, солнце еще ползет вверх, а ветерок несет дирижабль чуть левее светила. А им надо северо-западнее. Олег вернулся к лопастям, покрутил, те, поймав ветер, понесли воздушный корабль в нужном направлении.
Из другого конца люльки послышался радостный возглас – Люсиль нашла широкую рубаху и штаны, выставила перед собой и любуется, как дитя. Савмак у борта сидит на ящике понурый и хмурый.
Олег подошел к нему.
– И чего она с нами… Со мной не захотела? – угрюмо спросил ратник. – Я ж заботился, помогал. А она?
– А она выбрала другого, – заключил Олег.
Савмак повернул к нему голову, в глазах обида, горечь и непонимание.
– Почему? – спросил он.
Олег пожал плечами.
– Женская душа – потемки.
– Я, что ли, некрасивый?
– Красивый. Наверное. Я в мужских мордах не разбираюсь. Вон у Люсиль спроси, – произнес волхв и обратился к ней: – Люсиль, Савмак красивый или нет?
Та вздрогнула от неожиданности и оглянулась на них, взгляд стал переползать с Олега на Савмака и обратно – пытается понять, где подвох, чтобы ответить правильно. С момента встречи она немного присмирела, резкость и дерзость куда-то делись, все больше помалкивает и опускает глаза, хотя прежний огонь во взгляде все же мелькает.
Прижав к груди рубаху, Люсиль проговорила:
– Красота мужчины не в лице, а в поступках.
– Вот. И я говорю, – рьяно согласился Савмак. – Разве я плохо с ней поступал?
– Хорошо поступал, – согласился Олег. – Только рыба ищет где глубже, а женщина – где лучше. Ты ей предлагал скитания и неопределенность, а у бывшего генерала дом, хозяйство, изобилие пищи. Да и рукастый он.
– А я что? Нет? – с неподдельной обидой спросил ратник.
Волхв кивнул.
– И ты. Но для нее он рукастее. Ну не хочет она кочевать по миру. Если только немного и в удовольствие. Женщине всегда нужен свой угол. Она там делает уют и очаг.
Савмак тяжко вздохнул. Уют и очаг ему сейчас делать негде.
– Сделаю, – сказал он с суровой решимостью.
Олег промолчал и ухватился за ручку горелки, поддавая огня. Дирижабль поднялся выше и резво помчался вперед высоко над верхушками деревьев. Его крупная тень ползет чуть в стороне, солнце светит радостно и дружелюбно, словно там внизу нет никаких послушников, а бывший генерал с болотницей не отбиваются от них. Волхв выдохнул – эти точно выжили, да так выжили, что догнали послушников и поблагодарили. Со всех сторон. Другой вопрос – зачем послушники их выслеживали настолько дотошно, что аж напали, зная, что один раз уже проиграли.
Олег покосился на Люсиль, та влезла в безразмерную рубаху и штаны, подпоясалась и сидит на ящике, поджав колени, глядит вдаль.
– Что-то часто тебя пытаются принести в жертву, – заметил он.
Люсиль вздрогнула и обернулась. В ясных глазах смирение и робость.
– Да… – протянула она.
– Может, все-таки расскажешь?
– Все дело в моей семье, – ответила она грустно.
– А что с ней не так? – оживился Савмак.
По лицу Люсиль прокатилась тень печали, она глубоко вздохнула, ресницы быстро запорхали в попытке смахнуть влагу, но одна капелька все же прорвала запруду и сверкающей дорожкой прокатилась по щеке. Люсиль смахнула непрошенную гостью и продолжила:
– Дело в том, что оба моих родителя – члены ордена. Об этом я узнала недавно, когда подслушала их разговор. Они говорили о могущественном артефакте – о Мече, который должен возвеличить орден над всем миром.
Савмак хмыкнул.
– Ну и замашки у вашего ордена, я скажу.
– Не у нашего, – поправила Люсиль, – а у их. Я должна была стать членом ордена, когда достигну двадцати лет, это как раз пару дней назад было.
Савмак не понял и переспросил:
– Посвящение в орден, что ли?
Люсиль покачала головой.
– Нет, – пояснила она, – достижение двадцати лет.
– Ой! – воскликнул ратник. – Так у тебя, значит, праздник. А мы ни сном ни духом!
– Не до праздников сейчас, – отозвалась Люсиль и стала говорить дальше: – Из их разговора я услышала достаточно, чтобы понять – они жаждут безраздельной власти над миром. Чтобы все служили им, как рабы, и чтобы воля их была законом.
Олег скривился и обмолвился:
– Века идут, а желания те же.
Люсиль кивнула, словно поняла.
– Я всегда считала, что у людей должна быть воля и свобода выбора. Нельзя превращать их в скот.
– Некоторые считают, что людям нужен пастырь, – заметил Олег тихо.
Люсиль натянула непомерно длинную рубаху на колени и сказала:
– Может, и нужен. Но это не означает полное лишение воли. Вы пастор, вам не понять моего рвения сделать так, чтобы люди могли жить по своим правилам. Но я верю – придет время, когда человек сам будет решать, что ему делать.
Олег подкрутил горелку и сдвинул ручку лопастей в сторону, направляя дирижабль правее. Люсиль со своим пылом и задором права, но лишь отчасти.
– Так правила все же должны быть? – поинтересовался он.
Люсиль кивнула.
– Конечно!
– Значит, кто-то их должен создать, – заключил Олег.
На лице Люсиль мелькнули озадаченность и растерянность, мгновение она медлила, потом сказала уверенно:
– Все равно человек имеет право выбирать, как ему жить, а не быть рабом тех, кто решил, что он лучше других. Когда я узнала о планах ордена, то поняла, что не смогу сидеть сложа руки, пока он пытается захватить власть в мире. И становиться членом такого культа я не собираюсь.
Савмак приложил ладонь к груди и сказал с жаром:
– Молодец! Я б с таким в одном поле не сел бы.
В подтверждение слов он кивнул так резко, что хрустнули шейные позвонки.
– Порыв твой чист и понятен, – заметил Олег. – Но гоняются они за тобой зачем?
– Когда заявила, что не стану проходить посвящение в орден, – ответила Люсиль, – меня объявили еретичкой, отступницей и приговорили к ритуальному жертвоприношению на костре. Я сбежала и отправилась на поиски Меча. Вот и вся история.
Олег кивнул. Люсиль хоть и взбалмошная, но с добрым и чистым сердцем, порыв ее сделать всем людям благо ему понятен, хотя ее способ детский и бесхитростный. Человечество пока на том этапе жизни, когда ему действительно нужен пастор. Но не такой, как пророчат религии или орден фанатиков. Нужно понимание и сознательность, а для этого слепой веры мало.
– Что ж, – протянул он задумчиво, – Меч надо отыскать до того, как этот орден получит безраздельную власть.
Первая часть путешествия шла мирно и спокойно, дирижабль спокойно плыл по воздуху, Савмак нервно постукивал пальцами по колену, с бледнеющим лицом выглядывая за край люльки. Ему висеть в воздухе не нравится – лоб блестит от пота, желваки время от времени напрягаются, а рука то и дело хватает ножны, словно оружие поможет ему, если воздушный корабль вдруг сорвется вниз. Сперва под дирижаблем медленно двигались зеленые ковры деревьев, иногда перемежаясь полями и лугами, затем суша кончилась, сменившись бесконечным темно-синим полотном моря. Люсиль сидит смирная, задумчивая и кутается в балахон послушника – на высоте ветер холодный и пронизывает насквозь.
Курс Олег взял верный, по солнцу ориентироваться он научился еще давно, но обеспокоили его тучи, что появились на западе. Они пока ползут далеко и неспешно с запада, но в небе расстояния отмахиваются быстрее. Что-то гоняется за ними непогода.
Он кивнул на тучи и сказал:
– Попадем в грозу – будет невесело.
Савмак оглянулся, бледное от напряжения лицо помрачнело еще больше, он сказал:
– С запада. Оттуда редко что хорошее приходит.
Тучи пока неблизко, но уже вздуваются необъятными клубами, превращаясь в замысловатые фигуры. Прежде их считали промыслом богов, проявлением их воли и мощи. Теперь многие так уже не думают, правда на смену пока ничего толкового не пришло, хотя есть умельцы, которые бегут впереди планеты всей и пытаются разобраться, что заставляет тучи становиться тучами.
– Вот за это и надо хвататься, – проговорил Олег себе и потянул ручку, уводя воздушный корабль правее.
Савмак оглянулся с непониманием.
– Пастор, ты что-то сказал?
– Сказал, что надо брать правее, – отозвался Олег. – Глядишь, уйдем от непогоды.
– А если не уйдем? – с опаской спросил ратник.
Волхв ответил хмуро:
– Тогда и узнаем.
Попасть в шторм или ураган на ящере – это одно, ящер зверь с умом, сам знает, что в непогоду особо не полетаешь. А дирижабль всего лишь механизм, и успешность его полета всецело зависит от того, кто у штурвала. Стало быть, управлять воздушным судном можно лишь тому, кто в этом поднаторел. Волхв скривился сам себе, по иронии самый умелый летатель из присутствующих – это он.
Тучи двигаются пока неспешно, даже кажется, что и вовсе стоят на месте, но это обманчивое видение. Стоит отвернуться, а потом снова глянуть – как клубящиеся куски ваты уже больше и ближе.
Олег еще сильнее накренил лопасти, дирижабль взял совсем направо, волхв уже решил, что удалось уйти от непогоды, но спустя некоторое время прилетел первый холодный порыв.
– Не успеем, – заключил он.
Люсиль охнула, а Савмак вскочил на ноги, глаза выпучились, кулаки сжались, он наклонился вперед, будто собирается сигануть.
– Так, а что делать? Делать что? А? – встревожился ратник. – Я в этих ваших летаниях не понимаю. Мечом помахать, кулаками там – это да. А летать – не. Командуй, пастор. Это ты у нас весь в полетах, хоть и духовных.
Гроза двигается все быстрей, облака пока белые, но это та белизна, которая предвещает ярость и буйство природы – яркая, слепящая и глубокая. Олег покрутил головой, заглянул за борт. Там, далеко внизу бесконечная синяя гладь, падать не так больно, как на сушу, но все равно чревато. Затем устремил взгляд вверх и проговорил:
– Есть один способ. Только вам не понравится.
– Выживем? – прямо спросил Савмак.
– Ну, шансов побольше.
– Тогда действуй, пастор, – решительно одобрил ратник.
Боец смелый и ярый, хорошо муштрованный командирами и подготовкой, что значит, беспрекословно верит приказам вышестоящих, а Олег в вопросах полетов однозначно такой. Волхв поежился и запахнул волчовку на груди.