апутался в ветках единым лоскутом.
Люсиль и Савмак висят на разных концах каната, а тот перекинут через толстенную ветвь сосны. Люсиль повизгивает и дрыгает ногами, а Савмак ругается:
– Да не дергайся же! Сейчас оба свалимся!
– Я не могу!
– Чего ты не можешь? – крикнул ратник.
Люсиль всхлипнула:
– Держаться не могу!
– А ты держись!
– Руки слабые!
Савмак что-то прошипел под нос и снова выругался:
– Да как же так! Каждый должон хоть раз уметь подтянуться!
– Я леди! Мне не положено! – промычала Люсиль и разрыдалась.
Савмак растерянно проговорил уже чуть спокойнее:
– Умение подтянуться хоть раз однажды может спасти жизнь.
– Ну вот я не умею, и оно мне ее не спасает… – проревела она.
Слушая их перебранку, Олег перекатился на живот и подтянул к нему колени. Тело все еще ломит, в голове звенит так, словно она железный колокол и только что в него самозабвенно ударили. Внутренние органы жжет, а суставы ноют.
– Пастор! Пастор! Ты жив! – проорал ратник счастливо, заметив его шевеления.
– Жив, жив, – пробормотал Олег и оперся ладонями в песок, становясь на четвереньки. Голова тут же закружилась, он приложил неимоверные усилия, чтобы не рухнуть лицом.
– Это чудо какое-то! – радостно проорал ратник.
Плачущая и шмыгающая носом Люсиль всхлипнула:
– Разве возможно человеку выжить после такого падения?
Олег отплевался от сукровицы и, качаясь, как чумной, проговорил хрипло:
– Ага. Если б человек был, убило бы.
– А вы не человек? – изумилась Люсиль.
Савмак ответил вместо Олега:
– Пастор – человек духовный. Что вроде как уже и не человек. Пастор! Давай снимай нас отсюда! А то Люсиль уже падает.
Дурнота подступала со всех сторон, Олега качало, кружилась голова, соленый металлический привкус во рту продолжал растекаться. Он ухватился за бок, тот болит, видимо, что-то отшиб.
– А сам не можешь? – окликнул Савмака он хриплым голосом и сделал шаг, тело отозвалось тупой болью.
– Я не могу влезть в богоугодное дело, – отозвался ратник.
– Это какое?
– Спасение падающей в пропасть души, – перехватив руки на канате, крикнул тот. – А Люсиль сейчас ну совсем падает.
– Тебя я ловить не буду, – предупредил волхв и проковылял ближе к сосне прямо под место, где вверху дрыгает ногами Люсиль.
Он задрал голову, Люсиль вскрикнула:
– Пастор! Не смотрите сюда! Я не одета!
– Ты в портках, – напомнил Олег. – Руки отпускай давай.
– Я боюсь!
– Я тоже.
Ловить женщину, летящую с такой высоты – что встать под кувалду, потому как падающий всегда приходится тяжелее стоящего. Олег скривился и приготовился, у самого болит все тело, но на нем заживет, а женщины – создания хрупкие, им и пальчик прищемить страшно.
– Сигай давай, – поторопил он, – спина болит стоять.
Савмак запоздало встревожился.
– Эй-эй, погодите! Это ж она прыгнет, а я грохнусь!
– Уж постарайся ноги не переломать, – попросил волхв мирно.
Ратник опустил голову, глаза выпучились, он открыл рот, намереваясь запротестовать, но Люсиль как раз разомкнула пальцы и с тонким визгом полетела вниз. Олег успел увидеть, как мелькнул балахон послушника, в который она все еще замотана, тонкие ноги в широких светлых штанах, потом на него обрушилась бетонная плита, тело опалило болью, суставы хрустнули, а бок заныл сильнее. Олег не устоял и, морщась, упал на колено.
Люсиль на его руках замерла, маленькая и хрупкая, словно не она только что едва не свалила с ног огромного, даже громадного волхва, которого с виду никто и никогда за духовного человека не примет, потому как слишком широк в плечах и высок ростом. Рядом буквально через миг гулко грохнуло, раздался треск веток, а из кустов выпорхнули перепуганные перепелки.
– А ты боялась, – проговорил Олег миролюбиво. – Даже платье не помялось.
Девичья мордочка поднялась на него, глаза взглянули, испуганные и восторженные, но Люсиль не смолчала.
– На мне нет платья.
– Да? – задумчиво протянул Олег. – А я думал, ты балахон под платье приспособила.
– Сразу видно, что вы – пастор, человек мысли, – заметила Люсиль, ее губы чуть растянулись в улыбке, а на щеках отчего-то заиграл румянец. – Платье настоящей леди – это произведение искусства. В нем все должно быть прекрасно и выверено. Рукава, юбки, корсет, а еще воротник, вышивки и непременно шляпка.
В кустах зашелестело, шумно захрустели ветки, из зарослей шиповника выдавился Савмак, рубаха на плече разорвана, в волосах листья и колючки, на щеке царапина, изо рта торчит ветка. Он выплюнул ее и выдохнул с шумом.
– Фух. Кусты спасли. Так бы рухнул наземь и расшибся бы в кисель. А вы чего тут?
– Да вот, – отозвался волхв. – Молимся.
Ратник с одобрением закивал, придирчиво осматривая порванную на плече рубаху.
– Молиться – это всегда хорошо, – согласился он. – Я, пока летел, всем богам, каких помнил, успел помолиться.
– Так ты ж вроде новомодную веру принял, – заметил волхв и поставил Люсиль на ноги. Она зябко повела плечами – успела пригреться в огромных и крепких руках, а теперь стоит одна на траве беззащитной птичкой.
Савмак отряхнулся и вынул откуда-то сзади колючку, поднеся к лицу, внимательно рассмотрел, затем выбросил в шиповник.
– Ну так одно другому не мешает, – ответил он. – Вера новая, боги старые. Какая разница? Помогает и ладно.
– Верно…
– У меня на шее во! – проговорил ратник пылко и оттянул ворот, где под рубахой на груди блестит маленький символ распятия, а рядом на веревке немного длиннее сияет алатырь.
– Уживаются? – поинтересовался волхв буднично.
Ратник хохотнул и приосанился, хотя и скривился, ухватившись за поясницу, которую ушиб при падении.
– А чего ж нет? – отозвался он. – Главное, чтоб в душе уживались. А душа у меня широкая.
Люсиль недовольно хмыкнула, но промолчала, если раньше не боялась встревать в разговор, даже если тема беседы ей чужда, то теперь только фыркает, но помалкивает.
– Хорошо, когда душа широкая, – согласился волхв. – Тогда там найдется место всякому полезному.
Савмак покивал, выдернул еще пару колючек из мягкого места и отошел от кустов, опасливо поглядывая на них через плечо, словно сейчас оживут и погонятся, впиваясь острыми шипами в обветренную кожу.
– Пастор, – обратился он, окинув задумчивым взглядом сосну, с которой только что грохнулся, – мы, эт самое, куда теперь? И где мы вообще?
Ратник даже в трудные моменты простой и понятный, ему подавай приказы, да побольше, а он их с готовностью исполнит. Такие люди всегда были нужны сперва у вождей племен, потом у всяких каганов и конунгов, затем князей, теперь вот императоров и королей. Как дальше величать себя будут правители – еще вопрос, но руки их всегда будут состоять из вот таких ратников. Потому как без них правитель вроде даже и не правитель, а так – возмутитель спокойствия.
Олег послюнявил палец и поднял над головой. Ветерок свежий, мягкий и прохладный, дует с северо-запада, что значит – там вода. Даже сюда, в лес, тянет запахом соли и водорослей.
– Туда, – сообщил Олег и указал в противоположную сторону.
– Почему? – пискнула Люсиль.
– Потому, – уверенно отозвался волхв. – Не думай много, а то на лбу уже вон морщины.
Люсиль охнула и схватилась за лоб, пальцы стали внимательно бегать по коже, разыскивая ненавистные трещинки на еще такой молодой и юной коже.
Они двинулись через сосновый бор не быстро. После падения с высоты Олег и Савмак прихрамывают, волхв без стеснения держится за бок, там прямо сейчас вовсю идет слаженная работа всего того, из чего состоит все его тело. Стягиваются мышцы, восстанавливаются связки и повреждения, кровь по венам бежит быстро и резво, омывая каждый орган и неся нечто очень важное и нужное.
Савмак, наоборот, храбрится и вовсю делает вид, что совсем не ушибся, но время от времени покряхтывает, а когда приходится перелезать через поваленные деревья, морщится и стискивает зубы. Не дело это – могучему и сильному воину кривиться от боли, аки девка, потому терпит, но идет.
Только Люсиль шагает бодро и весело, с ровной спиной и поднятым подбородком, да так, споро, что под балахоном в такт колышется высокая грудь.
– Ты б не торопилась так, – предложил волхв, – а то вон Савмак еле ползет. Ноги плетутся.
– Я? – с искренним удивлением выдохнул ратник. – Да я бодр и свеж, как весенний лист!
В доказательство он резко выпрямился, уперев кулаки в бока, послышался хруст в спине, ратник скривился, но тут же снова натянул белозубую улыбку.
– Видали, как я могу? – поинтересовался он ободренно, хотя веко нервно дернулось. – Я быстрее вас дойду до… А куда мы идем, пастор?
Волхв сорвал на ходу спелую ягоду ежевики, ее заросли густо раскинулись по правой стороне пути и отправил ее в рот. Сладость растеклась по языку. Здесь, на большой земле ощущение мощи древнего артефакта куда ярче, и если прислушаться, можно уловить, как звенит воздух от магии, которой в мире почти не осталось. Когда-то три священных предмета упали с небес на землю. Он навсегда запомнил их силу и мощь, а сейчас все части его тела отзываются на близость Меча. Да и послушники ордена не следят за языком, хотя думают, что иначе. Главное – правильно слушать.
Олег сказал:
– Всякие секты и культы любят селиться в городах. Там легче послушников вербовать. Так что идем в ближайший. Чует мое нутро, что мы близко к цели.
Люсиль снова осмелела и влезла с вопросом.
– И почему? Точнее я понимаю, вы пастор, говорите со всевышним, вам разные откровения бывают, хотя я уже ни в чем не уверена. Но откуда вы знаете, что мы близко?
Олег вздохнул и пожал плечами.
– Я же человек духовный, – многозначительно отозвался он. – Потому и знаю.
Савмак и Люсиль сразу присмирели – власть религиозных персон пока сильна. Его они приписали к пасторам, потому и слушают беспрекословно, даже если прикажет сигануть с обрыва во имя церкви. Волхв покачал головой собственным мыслям. Человеку нужен порядок, и правила нужны, но думать ему пора самостоятельно. Только для этого надо обучиться этому самому думанью, а на это еще мало кто способен.