– Ты все-таки уходишь?
Ючжэнь медленно обернулся. Сяньцзань в накинутом на плечи светлом ханьфу смотрел на него встревоженно и грустно.
– Прости, эргэ. Я должен узнать правду. – Ючжэнь подошел ближе и положил руку брату на плечо. – Цю Сюхуа ушла не более кэ назад, она явно не хочет говорить с нами. Если мы упустим ее сейчас, тайна смерти дагэ рискует остаться нераскрытой. Ты можешь приказать мне остаться, у тебя есть на это право как у старшего, ты заменил мне отца, и я послушаюсь тебя… Но прошу, не удерживай меня.
– Сяоди… – Сяньцзань внезапно обнял его, и Ючжэнь ощутил под щекой прерывистое биение его сердца, – как я смею держать тебя? Я не знаю, что ждет нас впереди: персиковый сад или гора клинков с морем огня[110], – и не хочу этого знать, чтобы не изводиться от тревоги… Но я прошу, нет, умоляю тебя, А-Чжэнь: берегись дурных людей, берегись черных мыслей и злых речей! Я не могу молиться богам, никто из них так и не ответил мне за все эти годы, так пусть меня утешит хотя бы знание того, что ты будешь осторожен!
Отрывистые слова брата словно рвали что-то в душе Ючжэня, и слезы подступили к глазам – едва ли не впервые со смерти матери.
– Эргэ, клянусь, клянусь тебе, что приложу все усилия, что вернусь! Только не грусти, не надо. – И сам обнял, прижался крепче, как в детстве, когда родные объятия защищали и охраняли от плохих снов и всех тревог.
– Не клянись, А-Чжэнь, просто береги себя. – Сяньцзань отстранился, взял руки брата в свои и вдруг опустился на колени. – Благослови меня, даочжан, за всех богов, что не отвечают на молитвы.
– Благословляю. – Все силы Ючжэня уходили на то, чтобы сдержать дрожь в голосе. Он сглотнул и повторил громче: – Благословляю тебя, Си Сяньцзань. Небесное дао всегда на стороне добрых[111], просто будь верен себе. Да пребудет с тобой благодать трех путей!
Бережно подняв брата на ноги, он низко поклонился, сложив руки как подобает, быстро пересек двор и вышел за ворота. Притворив их за собой, постоял, бездумно гладя пальцами отполированное дерево, и устремился по улице в ту сторону, куда незадолго до этого ушла Цю Сюхуа.
Несмотря на очевидную усталость, Цю Сюхуа не останавливалась до тех пор, пока не покинула город и не углубилась по нахоженной дороге в лес. Ючжэнь следовал за ней в некотором отдалении, сначала прячась в тени домов, потом – деревьев, но заклинательница не ожидала погони и не оборачивалась. Ближе к утру, когда небо слегка порозовело, Цю Сюхуа все же свернула с дороги на небольшую полянку, расстелила плащ у корней старой сосны и со вздохом облегчения, перешедшим в стон, почти упала на него. Ючжэнь устроился в нескольких чжанах, за поваленным стволом, обдумывая, когда лучше обнаружить свое присутствие и как убедить Цю Сюхуа в необходимости взять его с собой. Он глубоко ушел в свои мысли и вздрогнул, когда горла коснулся обнаженный меч. Заклинательница стояла над ним, сурово сдвинув брови.
– Зачем ты шел за мной? – спросила она прямо.
– Поговорить. – Ючжэнь миролюбиво поднял ладони, аккуратно отводя меч. – Я уважаю твои тайны, дева Цю, но мне кажется, мы не все обсудили, ведь ты ушла так поспешно.
– Я сказала все, что должна была. – Она позволила отвести меч, но в ножны убирать не спешила. – Что тебе нужно? На шпиона ты не похож. Или в монастырях уже и этому учат?
Опершись о поваленное дерево, Ючжэнь легко поднялся. Стоя они оказались почти одного роста; Цю Сюхуа не опускала глаз, в которых под дымкой усталости и болезни все еще сверкало пламя, так поразившее молодого даоса при первой встрече.
– В монастырях учат оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, – словом ли, делом ли. Моему самому старшему брату уже не поможешь, он ушел в круг перерождений, да будут милосердны к нему Дракон и Феникс; но второму брату помощь нужна, иначе рана в его сердце никогда не заживет. А заживить ее способна только правда. Прости меня за эти слова, дева Цю, но, думается, помощь не помешала бы и тебе.
– Я и сама справлюсь! – Она гордо вскинула подбородок.
– Я в этом не сомневаюсь, – мягко заметил Ючжэнь, словно обращался к непослушному ребенку. – Но вместе нам под силу больше, чем в одиночку. Я не прошу сразу довериться мне, незнакомцу, я прошу лишь поверить в то, что мне, как и тебе, небезразлична справедливость. Ну и к тому же, – он улыбнулся, и девушка нахмурилась еще сильнее, – я могу помочь сократить твой путь. Лететь на мече тебе пока нельзя, так что остается найти лошадей. Я знаю эти края, здесь неподалеку как раз деревня, жители не откажут в содействии монаху и заклинательнице, а деньги у меня есть.
– Лететь нельзя, говоришь? – прищурилась Цю Сюхуа и внезапно бросилась на него с поднятым мечом.
Ючжэня готовили в целители, а не в воины, и владеть мечом как следует не учили, но кое-что он, безусловно, знал – к тому же у него была метелка-фучэнь. Мало кто в самом деле воспринимал ее, необходимый в ритуалах предмет, как оружие, а она была и им тоже. В пути даосов могло ждать всякое, и Ючжэнь, не чувствуя склонности к мечу, усердно осваивал приемы сражения фучэнь. Выхватив ее из-за пояса, он перепрыгнул ствол, оставив его между собой и Цю Сюхуа. Какое-то время они перемещались вдоль дерева: девушка нападала, Ючжэнь уклонялся, потом, улучив мгновение, махнул метелкой по ногам противницы, отвлекая, и перескочил ей за спину. Цю Сюхуа чуть слышно охнула, но не замедлилась, стремительно разворачиваясь, и Ючжэнь принял удар клинка на рукоять фучэнь. Заклинательница сражалась хорошо, несмотря на усталость, ее «мягкий» меч[112] был почти безупречен, но и Ючжэнь просто так сдаваться не собирался. Закрутив метелку так, что пучок волоса превратился в сплошной круг, он поднырнул под меч, выйдя с другой стороны и вынуждая Цю Сюхуа повернуться следом за ним, и еще раз, и еще… и внезапно подался вперед, скрещивая фучэнь с мечом. Конский волос обвился вокруг клинка, тот дернулся пару раз, замедляя движение, и остановился. Противники замерли лицом к лицу; Цю Сюхуа тяжело дышала, ощутимо вздрагивая, Ючжэнь безмятежно улыбался, глядя прямо в черные огненные глаза – так близко от его собственных. Девушка моргнула и отстранилась первой:
– Хорошо, Си Ючжэнь, пока что ты меня убедил, что не будешь обузой в пути, – и независимо повела плечом, вкладывая меч в ножны.
– Если сделаешь что-то хорошее, никогда не жалей об этом. Жалей только о том, что плохо, – ответил Ючжэнь пословицей и уважительно поклонился. – Благодарю за поединок, дева Цю.
Цю Сюхуа фыркнула – совсем как норовистая лошадка, – но выглядеть стала куда более дружелюбной.
В деревне, о которой говорил Ючжэнь, лошадей удалось купить без труда, что удивительно: крестьяне обычно держали волов и мулов. Мирная кобылка забрела в деревню пару лет назад: сбежала то ли от хозяев, то ли от разбойников, что этих хозяев ограбили, – недалеко пролегал наезженный тракт, и случалось там всякое. Жеребец тоже попал сюда случайно: захромал, отстал от военного обоза, и за ним никто так и не вернулся. Настоящий красавец, стройный, редкой масти – вишнево-гнедой, не давал себя ни оседлать, ни запрячь, и пожилой крестьянин, что взялся присматривать за обоими животными, долго извинялся перед Ючжэнем и еще не хотел брать с путников полную стоимость – дескать, идущим Путем надо помогать. Ючжэнь, однако, уговорил его принять деньги и заверил, что попробует поладить со строптивым конем.
Ючжэнь собрал на поле свежей травы и предложил ее коню, ласково с ним разговаривая. Это было нетрудно: при взгляде на красавца хотелось то ли молиться, то ли читать стихи – обычных слов явно не хватало. Конь, вытянув шею, настороженно обнюхал угощение, несколько раз обошел незнакомца, кося светло-карим глазом, а потом хмыкнул совершенно по-человечески и бережно взял из рук Ючжэня всю охапку травы. Прожевал, проглотил и умиротворенно опустил голову юноше на плечо.
– Молодец, умница, – Ючжэнь продолжал с ним разговаривать, наглаживая мягкую гриву. – У него есть имя?
– Да кто же его знает, даочжан, – отозвался хозяин, благоговейно глядя на молодого даоса. – Прежнее поди угадай, новое придумать было недосуг.
– Тогда будешь Огонек, идет?
Конь согласно фыркнул. Седлая его, Ючжэнь поймал мягкий, задумчивый взгляд Цю Сюхуа, уже сидевшей на своей лошадке по кличке Скромница. Встретившись глазами с Ючжэнем, она поспешно отвернулась и дернула поводья.
Несмотря на гордый и независимый нрав, Цю Сюхуа оказалась спутницей вполне приятной и неприхотливой. Правда, поначалу пыталась увильнуть от укрепляющего отвара, который предложил ей Ючжэнь под вечер, но потом смирилась: ей все еще нездоровилось. Проверяя запасы лечебных трав и попутно осматриваясь в поисках новых, Ючжэнь не переставал думать о том, что вот она, прекрасная возможность из первых рук узнать о тех самых волшебных заклинательских травах-линцао, которыми он грезил не один год. Однако вряд ли такими сведениями поделятся с почти незнакомцем; к тому же он сам до сих пор не знает, куда они идут, – благоразумнее подождать удобного случая.
Удобный случай представился скорее, чем он предполагал.
Через несколько дней после того, как они покинули деревню, до того густой лес стал постепенно редеть, и к вечеру путники почти достигли опушки. Выход из леса решили отложить на утро, и в поисках удобного места для ночлега Ючжэнь обнаружил неподалеку полуразрушенную каменную ограду. За ней оказались руины некогда роскошного поместья: по остаткам фундамента насчитывалось не менее восьми построек. Лучше всего сохранился «хвост тигра» – пристройка с северной стороны бывшего главного дома, на месте была даже крыша, пусть окна и зияли провалами в сгнивших рамах. С виду вполне мирное место, хоть и печальное в своей покинутости, однако Ючжэню резко стало не по себе.
– Что тут? – спросила подошедшая Цю Сюхуа.
– Чувствую нарушение баланса инь и ян. Странно, поместье заброшено уже давно, даже если кто-то умер здесь насильственной смертью, равновесие должно было восстановиться.