[197]: кистям разной толщины из заячьей шерсти с ручками из сандалового дерева, узорчатым палочкам туши, тушечнице из кристаллического камня со дна реки Инхэ[198] и стопке дорогой бумаги с шелковой нитью. Все – личные вещи Иши, подарки Сяньцзаня после успешной сдачи экзаменов на должность чиновника. Ведомый редким, но сильным приступом нежности и благодарности, Иши сохранил бумагу почти нетронутой – ее листы он брал только для особых случаев, к которым относил и письма к эргэ. Так уж вышло, что теперь именно такое письмо – вернее, необходимость написать его в ответ на весточку от Сяньцзаня – и стало причиной рассеянности молодого служащего.
Письмо от брата пришло еще утром, едва рассвело, но Иши до сих пор не мог собраться с духом и распечатать его. Оправдывался перед самим собой то большой загруженностью делами службы, то нежеланием узнавать новые тревожные вести о семье – пусть сам и договорился держать связь со старшим братом и сообщать ему о ходе расследования. Однако волею Небес его служебные дела были связаны непосредственно с семьей – тело Шоуцзю все еще лежало в камере в окружении талисманов заморозки, – и уже почти в конце ши Петуха[199], когда младшие служащие, выполнив свои основные обязанности и доставив письма придворным, стали расходиться на отдых, Иши наконец решился.
С первого взгляда письмо опасений не внушало. В своей сдержанной, но неизменно сердечной манере Сяньцзань коротко рассказал о личных делах, передал пару новостей от соседей и знакомых, выразил надежду на благополучие службы Иши… И вот тут началось самое интересное.
«Не так давно в нашем доме гостил брат Си Ючжэнь, – писал Сяньцзань, – и его пребывание следует назвать не иначе как особой милостью богов. Ты не узнаешь наш сад, диди, он снова ожил и цветет благодаря доброму сердцу и трудолюбию А-Чжэня. К сожалению, дела не позволили сяоди задержаться надолго, он отправился в путешествие вместе с монахиней из отдаленного монастыря, и я всей душой надеюсь, что он благополучно вернется и принесет мир и покой в нашу семью, немало испытавшую до этого».
Ючжэнь гостил в поместье Си? Привел в порядок сад? Ушел вместе с какой-то монахиней? Их кроткий, нежный Ючжэнь, что покидал монастырь лишь пару раз за год, их Ючжэнь, что и не помышлял о близком общении с женщинами? Возможно ли такое где-то, кроме горячечного бреда?
Иши глубоко вздохнул и растер ладонями лицо, приводя в порядок мысли. Если подумать и предположить, что обычные, не вызвавшие бы у постороннего подозрения события имели скрытый подтекст, то вырисовывалось следующее: Ючжэнь навестил родной дом – вряд ли по собственному почину, скорее всего, Сяньцзань сообщил ему о несчастье с Шоуцзю, и тот решил поддержать воспитавшего его старшего брата. Зная Ючжэня, поворот ожидаемый. Зная Сяньцзаня… Видимо, смерть Шоуцзю задела его не на шутку, и он решил выйти из своего кокона в поисках поддержки и утешения. Бескорыстный Ючжэнь, конечно, подставил плечо брату, навел порядок в доме, саду и душе Сяньцзаня заодно; а вот дальше непонятно. Что за монахиня? Вряд ли она действительно ею является; это, очевидно, иносказание, напрямую связанное с Шоуцзю. Тот был заклинателем, так что эта загадочная незнакомка вполне может быть из какого-то клана. Тогда уход Ючжэня обретает новый смысл – поиск истины, и теперь они оба оказываются заняты одним и тем же, каждый на своем месте. Это увеличивает возможность узнать правду, но и тревогу Сяньцзаня – тоже. Иши решил продолжить чтение письма и тут же замер, впившись пальцами в край стола.
«До нас дошли слухи, – писал эргэ строкой ниже, – что недавно один молодой чиновник был приговорен к двадцати ударам бамбуковыми палками по приказу Его Величества императора. Если слухи правдивы, я ни в коей мере не сомневаюсь в том, что наказание заслуженно, – но также беспокоюсь о тебе, диди, и твоем здоровье. Твоя служба на благо государства весьма почетна, но накладывает огромную ответственность; впрочем, уверен, ты несешь ее с присущим тебе благоразумием. Помни о своей семье, о том, что мы любим тебя и ждем живым и невредимым. Надеюсь, ты сможешь навестить меня в скором времени, с нетерпением жду возможности вернуться к обсуждению темы, затронутой в последний твой визит».
О Диюй и все его демоны! Иши ощутил непреодолимое желание грязно выругаться, как носильщик на рынке или грубый торговец. Воистину, хоть у слухов и нет крыльев, летают они быстрее иной птицы. Однако странно было бы полагать, что за пределами дворца никто не узнает о том, как высекли одного попавшего под горячую руку чиновника… Уже зажившая спина вдруг болезненно заныла, и Иши прижал ладони к пояснице, скривившись и усилием воли пытаясь вернуть привычное хладнокровие.
Сяньцзань ничего не знает наверняка, ему неизвестны подробности. Он просто тревожится за брата, это естественно. Но вот откуда у него в принципе взялись эти сведения?.. Сплетничать, конечно, могли и слуги, но слишком уж близким к истине было то, что он прочитал в письме брата: молодость чиновника, почти сошедшееся число ударов, приказ императора. Простые люди любили болтать и приукрашивать, и сплетня, пройдя через сотни людей, должна была добраться до Сяньцзаня в куда более чудовищном и утрированном виде. Значит ли это, что кто-то распространяет слухи намеренно, а не что они расходятся естественным путем?
Хороший повод для беседы с Его Высочеством; возможно, стоило бы доложить о своих подозрениях господину Цао, однако анализ слухов и поведения дворцовых служащих не входил в обязанности как Иши, так и их ведомства. Просить аудиенции у императора? Нет ни смысла, ни желания. Принц Чэнь же проявил себя человеком весьма внимательным и благородным; даже если подозрения Иши окажутся беспочвенными, тот не станет прибегать к телесным наказаниям за отнятое время. Быть может, даже оценит этот жест как… Впрочем, об этом можно было подумать позже. Сейчас главное – успокоить брата и выяснить, что же тот на самом деле хотел сказать в письме. Встретиться они смогут только в будущем месяце, значит, пока так…
«Пусть эргэ не тревожится и не верит ветру из пустой пещеры[200]; воображение людей – что трава под этим ветром – колышется даже от слабого дуновения[201]. Со мной все в порядке, господин Цао отметил мои заслуги и повысил мой ранг до восьмого. Знаю, ты порадуешься за меня со всей искренностью. Сожалею, что мне самому не удалось увидеться с А-Чжэнем; хотелось бы узнать подробнее о его путешествии и предполагаемом сроке возвращения, ведь тогда я смог бы присоединиться к своим братьям в родном доме».
Всю приходящую во дворец почту тщательно досматривали, о чем прекрасно знали и Сяньцзань, и Иши, так что первый не мог рассказать правду о младшем брате, а второй – поделиться результатами расследования. Однако Иши все же приписал в конце:
«Мои текущие служебные достижения понравились бы нашему брату».
Он подразумевал и Ючжэня, очевидно также ввязавшегося в расследование, но в большей степени, конечно, Шоуцзю – ради которого они все это и затеяли, – и надеялся, что Сяньцзань сможет прочитать между строк.
Аккуратно сложив бумаги и погасив лампы, Иши вышел в коридор, тут же наткнувшись взглядом на А-Фаня: тот сидел на полу и старательно вырезал фигурку птицы из деревянного брусочка. Завидев хозяина, мальчишка просиял, проворно собрал стружки в подол ханьфу, заткнул его за пояс, чтобы не просыпать, и поклонился. Заперев дверь, Иши протянул ему письмо:
– Завтра утром отнесешь на почтовую станцию.
– Слушаю, лао Си!
– Почему ты здесь? В комнате убрался? Еду принес?
– Давно уже, лао Си! А если остыло – нагрею, не волнуйтесь, я угли под жаровней заранее разложил. Пока вы тут работаете, себя не жалеете, тысячу обедов приготовить можно и сотни комнат убрать!
– А вот это уже не твое дело, – строго сказал Иши, направляясь в жилое крыло.
– Дело-то, может, и не мое, а здоровье – ваше, – не остался в долгу А-Фань, бодро следуя за хозяином. – Вовремя поесть и выспаться – самое важное. Знаю я вас, опять в ши Свиньи только уснете, а вставать уже к ши Дракона…
– Прекрати немедленно! – прикрикнул Иши, поймав себя на странном порыве рассмеяться в голос. Дожили: собственный слуга воспитывать пытается. – Будешь мне указывать?
– Не буду, лао Си! Просто волнуюсь за вас.
– Не волнуйся, сегодня лягу пораньше и без твоих советов. Завтра много работы.
Допросить четырнадцать человек за день – задача нелегкая, особенно если это представители знати, склонные опаздывать даже на допрос. Ведомство по надзору за заклинателями, несомненно, выполняло важную работу, однако в глазах многих сановников веса ему не хватало – что не удивляло, но вынуждало тратить значительно больше времени и сил. Так что Иши, пользуясь выданными ему господином Цао полномочиями, задействовал в допросах всех наиболее толковых служащих ведомства, надеясь управиться хотя бы до заката. На себя он взял гуна Чжунчэн Ли (бывшего тестя императора), хоу Чжоу Туна (кажется, проводившего при дворе больше времени, чем в любом из своих поместий и даже с собственной семьей), советника третьего ранга Лан Дэшэна (набирающего все больше влияния и отмеченного самим Лю Вэньмином) и еще двоих из наиболее склочных придворных, поручить беседу с которыми младшим служащим означало бросить их в море огня, а так издеваться над подчиненными Иши не собирался.
К вечеру он от усталости и раздражения ощущал себя мокрой тканью, выкрученной не слишком умелой прачкой. Бегло просмотрев записи подчиненных и сравнив со своими, он выяснил, что из всех допрошенных в пределах города в ночь убийства Шоуцзю находились лишь семеро: пятеро – в своих поместьях, один гостил у родственников, один – собственно, тот самый Лан Дэшэн – оставался во дворце в своих покоях. С одной стороны, это внушало надежду – проверить придется всего лишь несколько домов, с другой – семь человек все же многовато. Точнее, восемь. Иши и без допроса знал, что советник Лю Вэньмин в ту ночь тоже был во дворце.