Принц продолжал разглядывать засыпающий сад. Ровный голос, ровная линия плеч. Так, значит, яркий дружелюбный принц Чэнь Шэнсинь, подлинный обладатель пяти добродетелей, может быть и рассудительным, бесстрастным, даже холодным? «Конечно же может, – тут же выговорил себе Иши, – он ведь наследник престола, и любые его природные качества не отменяют воспитания».
– Ваше Высочество, я скажу прямо. Пусть кому-то улики и могут показаться недостаточными, но они указывают на причастность советника Лю или советника Лана – или их обоих сразу к убийству этого заклинателя. Прошу вас, скажите, что это не входило в ваши общие планы, – и вы получите мою верность. Если же нет… – Молодой чиновник глубоко вздохнул: с тигра ему уже не слезть[271], остается идти до конца, и, видимо, единственный способ найти истинного убийцу и призвать его к ответу – открыть принцу всю правду, пусть и рискнув жизнью, – тогда вы ставите меня перед неразрешимым противоречием.
– Какого рода противоречием, молодой господин Си? – Принц обернулся, и любопытный блеск в его глазах напомнил о том живом, приветливом юноше, которым Иши увидел его впервые.
– Мне придется выбирать между верностью вам и долгом перед семьей. Верность вам – это клятва служить и подчиняться, быть подспорьем в ваших делах, оставаться на вашей стороне, что бы ни случилось. Долг же перед семьей – обязанность покарать убийцу моего брата.
– Вашего брата? – Принц даже подался вперед в изумлении.
– Убитый заклинатель – мой старший брат Си Шоуцзю, Ваше Высочество. После смерти родителей у меня не осталось никого ближе братьев. Мой второй брат, Си Сяньцзань, заменивший мне отца, почти уничтожен смертью дагэ; вернуть покой его душе, призвав убийцу к ответу, и выяснить, кому помешала помолвка эргэ с родственницей господина Лана, – мой долг превыше прочих. Так как я могу быть вам верен, Ваше Высочество, если возможный убийца моего брата – ваш самый доверенный советник?
Иши ощутил, что его голос почти дрожит, и невероятным усилием воли взял себя в руки. Он поступал очень глупо и опрометчиво, ставя вопрос именно так; он, пожалуй, рисковал не только своей жизнью, но и жизнью Сяньцзаня, однако остановиться сейчас уже не мог. Он вдруг ощутил, насколько же сильно устал: вести это расследование, скрывать родство с Шоуцзю, жить в постоянном напряжении, беспрестанно опасаясь, что его раскроют и по меньшей мере отстранят от дела.
– Ваше Высочество, – начал он снова, когда осознание того риска, которому он подвергает еще живого старшего брата, накатило на него новой, сбивающей с ног волной и опустило на колени, – Ваше Высочество, я приношу свои извинения; тон, в котором я говорил, совершенно недопустим – как и постановка ультиматумов. Вы вправе подвергнуть меня любому наказанию, вплоть до смертной казни. Осмелюсь просить лишь об одном: какое бы решение вы ни приняли, пощадите моего эргэ. Он знает только о том, что дагэ умер здесь, во дворце; больше ни о чем из того, что я рассказал вам. Клянусь вам именем Шуйлуна, его божественной супруги и божественной дочери. В одиночку Си Сяньцзаню никогда не узнать даже тени того, что подозреваю я, он прекрасный, но простой человек.
Принц долго молчал, не глядя на него. Его красивое лицо было абсолютно непроницаемым – Иши не мог прочитать на нем ни единой эмоции. Некстати вспомнилось, что Чэнь Шэньсинь – сын и племянник совершенствующихся, что его дух и кровь достались ему от тех, кто выбрал своим путем покорение мира, власть над ним и собственным сердцем; что даже он, в сущности, был к Шоуцзю ближе – ближе, чем они, его родные братья.
– Молодой господин Си, – принц качнул головой, наконец выходя из своего холодного, пугающего оцепенения, – я выслушал и обдумал все, что вы мне сказали, и пока не вижу необходимости карать ни вас, ни вашего брата. Забота о семье похвальна, и я не стану винить вас за ваши слова и позицию; чтобы не подвергать испытанию уже данные мною клятвы, я могу твердо обещать вам следующее: имя преступника вы узнаете, в остальном же – как боги решат. Я помню, что «дела замышляются людьми, а их успех зависит от Неба».
– А я помню, что «тот, у кого есть воля, своего добьется», Ваше Высочество. – Иши поклонился со всем уважением, почти утыкаясь лицом в дощатый пол. – Располагайте мной.
Глава 10. Горный цветок и Снежный Беркут
О боли можно забыть, только когда рана закрылась[272], – Ючжэнь, избравший путь целителя, знал об этом не понаслышке. Однако земли, по которым они сейчас шли, о боли не забывали никогда. Им очевидно досталось меньше, чем южным территориям, – пусть Саньян и был разрушен, долина подле него почти не пострадала, – но печать запустения и печали, лежавшая на этих местах вместе с туманом, ощущалась необыкновенно остро. Нечисти спутники так и не встретили, но и птиц – тоже. Исчезли даже мелкие животные.
Повезло еще, что Ючжэнь был предусмотрительным, а Цю Сюхуа – опытной: еще в начале пути через горы они поймали пару сурков и закоптили впрок мяса, а после, ночуя в развалинах Сяньяна, накопали в огороде клубней ямса, нарвали зелени и бобов. Цю Сюхуа уверенно заявила, что на первое время им хватит, а потом они и до ее клана доберутся. Однако без птиц все же оказалось тяжко. Ючжэнь и не думал раньше, что тишина может быть такой неуютной; не помогало даже отсутствие явной угрозы.
– Я сама здесь ни разу не проходила, только на мече пролетала, – сказала в один из дней Цю Сюхуа и покосилась на спутника немного виновато. – Сверху все выглядело вполне обычным. Как жаль, что мы не встретим ни иволги, ни алого вьюрка, ни лазоревой птицы. Мне рассказывали, у них такое яркое оперение, что кажется, будто на ветвях сидят и поют ожившие цветы. А золотой фазан не только красивый, но и вкусный…
– Не печалься, дева Цю, – тут же откликнулся Ючжэнь, отметив, правда, что она будто хвастается перед ним своими познаниями в природе, – горы не могли умереть окончательно. Уверен, там, где живешь ты, очень красиво.
– Не настолько красиво, как в старой резиденции Цинь Сяньян. – Теперь девушка погрустнела уже по-настоящему. – Я была в ней с госпожой лишь раз. Скальный Приют[273] покинут более полувека назад, и сейчас в нем обитают одни ветра да дожди. Мы прошли севернее, потому и не видели его.
Мудрые наставники в монастыре учили: «Нужно быть готовым к переменам, если они неотвратимы, даже если неприятны», – но Ючжэнь совершенно точно знал, что Цю Сюхуа это никак не утешит. Слишком многое случилось в то время, слишком многое осталось неясным, и молодой даос все отчетливее осознавал, что правда, к которой он приближается с каждым днем, прольет свет не только на жизнь и смерть старшего брата, но и на события далекого прошлого. Хватит ли ему понимания и сострадания, чтобы эту правду вынести?
Путники покинули руины Сяньяна уже три дня назад. Местность становилась все более неприветливой и дикой, зелень почти исчезла, лишь изредка попадались искривленные непогодой кустарники, из последних сил цепляющиеся за скалы. Пару раз Ючжэнь и Цю Сюхуа попадали под дождь – необычайно сильный и холодный, – однажды случилась и гроза, которую пришлось пережидать под нависшим скальным уступом.
– Это началось после Сошествия гор? – рискнул спросить Ючжэнь. Непривычно было беседовать с девушкой столь откровенно: пусть теперь заклинательница и старалась отвечать на вопросы, разговор сама она начинала редко.
– Нет, что ты, так всегда было. Испокон веку земли Сяньян называли «Царством гроз», а еще «Колыбелью растений». Растения ты и сам видел – многие росли здесь и так, семена остальных принесли основатели и их потомки. А грозы летом часты.
На четвертый день Цю Сюхуа долго осматривалась, даже на мече поднималась в воздух и проверяла направление ветра. Ючжэнь успел не на шутку разволноваться, но когда он уже готов был спросить, не заблудились ли они, девушка наконец выдавила смущенное:
– Думаю, к вечеру выйдем к первому дозорному посту. Тебя не тронут, ты ведь со мной, но мои товарищи по клану нередко бывают… грубы с теми, кто приходит извне. Не бери в голову, ладно?
Ючжэнь молча улыбнулся, полностью успокоившись. Наставники учили смотреть его не на лицо, а в сердце, и он был уверен: те, с кем выросла его спутница, не могут оказаться ужасными людьми.
Однако все произошло совсем не так, как она предполагала. Примерно ши спустя, когда молодой даос и заклинательница пробирались очередным ущельем, то и дело оскальзываясь на беспокойных осыпях, сверху раздался слабый шум, а после прямо перед путниками на мечах опустились два высоких плечистых заклинателя в темно-сером. Едва коснувшись ногами земли, они молниеносно перехватили рукояти мечей, наставив их на незваных гостей.
– Назовитесь! – потребовал один из них.
Цю Сюхуа схватилась было за свой клинок, готовясь вытащить его из ножен, но присмотрелась к стражам и выдохнула с облегчением:
– Чунь-шисюн, это я! Не узнал, что ли?
– Цю-шимэй? – нахмурился тот, опуская оружие. – Что ты тут делаешь? И кто это с тобой?
– Выполняла поручение госпожи Мисюин. Это Си Ючжэнь, он со мной. Госпожа ждет нас.
– Нам не сообщали, что ты должна вернуться, – названный Чунем все еще хмурился, а его товарищ меча так и не опустил.
– Ну так что ж? Думаешь, это не я, а злой горный дух в моем обличье? – подбоченилась Цю Сюхуа. – А мне вот не сообщали, что первый дозорный пост перенесли почти на несколько ли от прежнего места. Что это значит, кстати?
– Распоряжение главы, сейчас внизу неспокойно. Ты по дороге не встречала ничего подозрительного?
– Встречала, а как же! На старой тропе после Долины тысячи трав[274] меня так накрыло чем-то – думала, искажение ци на месте хватит! А вот он, – она указала на Ючжэня, – меня спас, так что будьте с ним повежливее. И проводите уже до места, что ли! Госпожа Мисюин ждет!