Сердце Шуньфэна сжалось от нехорошего предчувствия.
Встать удалось немногим – большинство людей остались лежать неподвижно. Теперь, присмотревшись, он видел, как неестественно вывернуты их конечности, как повернуты головы под неправильным углом. Подножие было засыпано сломанными игрушками.
Птица все продолжала биться и кричать; несколько уцелевших ринулись прочь, но попадали навзничь, словно пораженные в спину этим беззвучным, нечеловеческим воплем. Даже отсюда, сверху, Шуньфэн ощущал, как вибрирует внизу воздух.
Он отшатнулся было – хотел отшатнуться, – но вместо этого подошел ближе к матери и крепко сжал ее руку. Ладонь Янь Хайлань была холодной, жесткой и сухой, но мелко тряслась, словно вторя сошедшим с ума ветряным потокам. Птица внизу… птица еще раз дернулась, со всей своей чудовищной силой, и сеть вдруг стала растворяться, распадаться на энергетические нити, впитываться в огромное обугленное тело.
Еще миг – и от пут не осталось и следа.
Птица задрала раззявленную пасть и закричала прямо в затянутое тучами небо. Шуньфэн не слышал ее крика, но знал, каким он был – победоносным. Чудовище расправило крылья и уверенно оторвалось от земли. Багровый огонь, окутывавший его тело, горел ровно и мощно.
– Оно поглощает энергию, – прошептала Янь Хайлань, судорожно сжимая пальцы сына в ответ. – Боги всемогущие, что же это за тварь?!
– Хотел бы я знать, муцинь, – прошептал Шуньфэн в ответ, впервые в жизни не в силах совладать с собственным голосом. Раньше ему казалось, что главный кошмар он уже испытал, встретившись с «волной», однако теперь, ощущая, как его волосы встают дыбом, он знал, что ошибался.
– Похоже, что вернемся отсюда не все мы, – голос У Иньлина за их спинами был ровным и бесцветным. Спокойствие не изменило ему и сейчас: но, милостивый Шуйлун, лучше бы он кричал и ругался.
Птица расправила крылья в небе, а в душах заклинателей крылья расправил ужас – никто из них даже не представлял, с чем они столкнулись.
Верно говорят: «Если протекла крыша, дождь будет идти всю ночь». На следующее же утро после встречи с Сяньцзанем до Иши дошли тревожные новости. Как оказалось, вся столица судачила об этом уже несколько дней, а молодой чиновник, занятый мыслями о братьях и готовящемся заговоре, умудрился даже внимания не обратить. Помалкивал и А-Фань, не желавший беспокоить господина и отвлекать его от размышлений.
– Вот как сплетни всякие собирать, так ты первый, а как что-то важное, так язык прикусил, что ли? – выговаривал ему Иши, спешно подпоясывая служебный чаошэн.
– Так у лао Си и самого уши есть! – нахально отозвался мальчишка и проворно отскочил, чтобы лао Си не надрал ему его же собственные уши. – Я ж понимаю, что тут не просто слухи – серьезное дело, а для этого у вас и другие источники есть. Вон хоть господина Цао спросите, он точно знает!
Господина Цао Иши и спросил. И сам был не рад услышанному.
– С границы Ин и Юн доложили, что на земли Чу Юн вторгся большой вооруженный отряд, по виду заклинательский. – Господин Цао был мрачен. – Клановые цвета не опознали, а значит, к одному из шести великих кланов нападавшие не принадлежат – если только это не маскировка, конечно. Но кому выгодно уничтожение Чу Юн, да еще и сейчас? Говорят, что Бамбуковая Крепость пала, глава, предположительно, мертв, о членах его семьи пока нет вестей. Мирных жителей захватчики не трогают, столица земель нападению также пока не подвергалась, а вот из заклинателей Чу Юн спастись удалось немногим. Границу смогли пересечь лишь несколько десятков – и это из всего многочисленного клана!
– И что собираются предпринять главнокомандующие? – осторожно поинтересовался Иши.
– Ты, должно быть, хотел сказать «Его Величество»? – невесело хмыкнул господин Цао. – Главнокомандующие ведь подчиняются ему и без его одобрения не могут вести армию в бой. Так что и генерал Хуан, и генерал Сюй пока что пытаются достучаться до императора. Если же тебя интересует, не следует ли в данной ситуации предпринять что-то и нашему ведомству, то спешу тебя обрадовать или разочаровать: мы тоже остаемся на месте до прямого приказа сверху.
Слова начальства изрядно озадачили Иши. На его памяти господин Цао впервые позволял себе так непочтительно отзываться об императоре, и это наводило на мысль, что он тоже может быть в курсе заговора… Впрочем, бессонные ночи и тревоги сделали молодого чиновника излишне мнительным – и ему не стыдно было признаться в этом хотя бы себе. Начальник к тому же более на тему распространяться не стал, быстро свернул разговор и отправил Иши заниматься бумагами. Для чиновника ранга Иши это означало варить курицу в котле, предназначенном для быка[361], но спорить он не стал: знакомая до последнего листочка работа позволяла отвлечься от тревожных мыслей и хоть ненадолго забыть о грозящих переменах. О ходе расследования господин Цао не спрашивал, а Иши решил и не говорить. Тело Шоуцзю пока в безопасности, а там видно будет.
Обитатели дворца и горожане вели себя, однако, куда менее сдержанно, чем господин Цао, попросту говоря – паниковали.
– Вы слышали?! Земли Чу Юн захвачены, клан перестал существовать!
– Я слышал, это западные цяны[362] напали с юга!
– Да при чем тут цяны? У них свои земли есть, за рекой Хуниньхэ, сдался им наш Чу Юн!
– Нрав у старого главы был не сахар, не удивлюсь, если он с ними что-то не поделил и они решили его проучить!
– Ничего вы не знаете, это дикари байюэ[363] решили отхватить себе новых земель!
– Болван, какие байюэ?! У них даже лучников нет, они лошадей не знают! Я слышал, на Чу Юн напали заклинатели!
– Ты кого болваном назвал?! Я старше тебя в два раза и в восемь раз знатнее!
– Это тебе хочется думать, что в восемь, на деле и двух-то нет! Ничего, скоро захватчики и до столицы доберутся, вот тогда узнаешь!
– Да ты мне угрожаешь, что ли.
И так по кругу. От брани и шума раскалывалась голова, и Иши даже стал намеренно избегать людных мест, а по коридорам – передвигаться почти бегом, оставив на время достоинство и манеры, лишь бы не слышать и не слушать сплетен и склок. Дело с генералами, насколько он мог судить, не сдвинулось с мертвой точки, и выяснять истинное положение дел на юге никто не спешил.
Очевидно, императору хватало нарисованного печенья для утоления голода[364], а о том, насколько голодны его подданные, он нужным тревожиться не считал. О том же, что в истоках этого: равнодушие облеченного властью или трусость ощутившего себя беспомощным правителя, – Иши предпочитал не задумываться.
Одновременно с новостями о Чу Юн придворным, а вслед за ними и горожанам каким-то образом стало известно о непонятных и пугающих событиях и на другой границе – с бывшими землями клана Цинь Сяньян. Иши слышал об этом раньше краем уха, больше занятый сначала делом Шоуцзю, а потом мыслями о заговоре, но припоминал, что некоторым слухам уже больше нескольких месяцев. Поговаривали, что жители деревень в тех местах валились с непонятной лихорадкой и мучились кошмарами, а лекари не могли доискаться причины. К тому же полезла разная нечисть, и, как выяснилось, заклинатели провели там уже несколько божественных охот – видимо, без толка.
А-Фань принес городские сплетни: какой-то стражник слышал и рассказывал своему родственнику, мол, император брызгал слюной и обвинял заклинателей в том, что те не выполняют своих обязанностей и не следят за нечистью, а двоюродная сестра одной из дворцовых прачек утверждала, что это сам император не может призвать заклинателей к порядку, потому они и распустились. Было решительно непонятно, кому в итоге верить. Иши был совершенно убежден: приди он с вопросом к принцу, тот рассказал бы ему правду, но проблема заключалась в том, что к принцу идти не хотелось. Пока он сам не вызвал Иши, можно было делать вид, что это его не касается.
Лишь иллюзия спокойствия и непричастности – но в их времена уже что-то.
На новостях, однако, потрясения не закончились. В последний день Ярмарки Пряностей Иши проснулся ночью оттого, что А-Фань дергал его за полу халата. Молодой чиновник неохотно сел, зажег лампу и оторопел: в глазах мальчишки стояли слезы.
– Лао Си, мне очень страшно! – прошептал он, и его лицо искривилось, как перед сильным плачем.
– В чем дело? – нахмурился Иши и тут услышал какую-то беготню в коридоре и гул взволнованных голосов. Вскочив, он прошел к окну и осторожно выглянул во внутренний двор. Туда-сюда носились растрепанные, полуодетые люди, тревожно мигали факелы, где-то рыдала женщина.
– Я вышел воды попить, – прошептал сзади А-Фань, – а потом все закричали и забегали… Говорят, на город движется ужасное чудовище, под которым горит земля! Лао Си, мы все умрем?
– Не говори ерунды. – Иши рывком поднял его на ноги, усадил на чуан в углу и всунул в руки бутылочку с успокаивающим отваром. В последнее время он и сам принимал его на ночь: иначе высыпаться не получалось, лезло в голову всякое. – Сиди здесь и не слушай этих паникеров, я все узнаю.
– Как скажете, лао Си, – покорно согласился А-Фань, и у Иши сжалось сердце: видеть таким этого неугомонного и бесстрашного мальчишку оказалось неожиданно больно.
Торопливо одевшись и заколов волосы, Иши поспешил в рабочий кабинет господина Цао. Интуиция подсказывала ему, что начальник уже не спит, если новости хоть вполовину таковы, как сообщил А-Фань. И действительно: господин Цао, мрачнее тучи, разговаривал с бледным и взволнованным Хань Шэнли; парочка младших служащих отчаянно зевала у двери, прикрываясь рукавами.
– А, Си Иши, и тебя разбудили эти перепуганные крысы, камней на них не хватает![365] – Заметив подчиненного, господин Цао устало вздохнул. – Хань Шэнли, повтори ему то, что рассказал мне.