– Я получил вести от главы Хань. – Официальный тон друга развеял последние сомнения: дело серьезнее некуда. – На границе земель трех кланов: Хань Ин, Чу Юн и Цинь Сяньян – точнее, тех земель Цинь Сяньян, что отошли Хань Ин после Сошествия гор, – случилось землетрясение, сошло несколько обвалов и из земных недр вырвался столб пламени, похожий на птицу. Земля продолжает трястись, но это похоже, скорее, на пробуждение не огненной горы, а некоего чудовища. Глава и все адепты клана отправились туда, также вести разосланы в другие кланы.
– Вот видишь, Си Иши, пока ничего толком не известно, а уже паника, – потер лоб господин Цао. – Однако будь начеку, кто знает, с чем мы столкнулись.
Служащие из ведомства по надзору за заклинателями и дворцовая стража, посланная советником Лю, кое-как навели порядок и разогнали по покоям придворных и слуг. Чутко продремав до рассвета, Иши отправился на службу, запретив А-Фаню выходить из комнаты и слушать всякие бредни. В глубине души он еще надеялся, что все обойдется.
Не обошлось. К вечеру прилетел новый гонец от Хань Ин, рассказавший, что из-под завалов действительно выбралось чудовище в облике огненной птицы с клыками и что мощь его невероятна и продолжает постоянно расти. Оно рвалось на восток, к Ину, силами кланов удавалось его немного замедлить, но не остановить.
– Глава Хань жив? – прервал гонца Хань Шэнли.
– Жив и цел, и молодой господин Хань тоже в порядке, но одни боги знают, что будет завтра.
Пугающие сведения были тщательно просеяны и представлены императору за закрытыми дверями, однако кто-то все же проболтался, и во дворце вновь поднялась паника, еще сильнее прежней. На увитых зеленью террасах, во внутренних дворах и садах, на заднем дворе, в конюшне и на кухне – везде собирались и судачили уже который день.
– Что же делать? На нас движется чудовище!
– Мы все умрем и не переродимся! Говорят, оно пожирает души!
– Это наверняка напавшие на Чу Юн постарались!
– Ты в своем уме? Откуда у них власть над чудовищем?
– Это император навлек на нас беду, точно вам говорю! Жену довел, сына ни во что не ставит, с заклинателями не договаривается… Вот боги от нас и отвернулись!
– Точно-точно, Небесными садами клянусь! В том месяце во дворец благочестивые монахи приходили, рассказывали, что боги их покинули, на молитвы не отвечают, а император взял и прогнал их, даже слушать не захотел! Если он божьих служителей выгоняет, зачем богам ему помогать?
– Значит, чудовище – это кара богов?!
– Да нет, просто нечисть какая-то разъелась на трупах и вылезла!
– Тоже мне знаток нашелся!
Часть придворных, отговорившись срочными делами, уехали в загородные поместья на севере, некоторые слуги просто сбежали из дворца. Остались только самые верные долгу, бесстрашные, не воспринимавшие угрозу всерьез, те, кому некуда было идти, и Иши с А-Фанем. Иши тоже был верен долгу, тоже бесстрашен до известного предела, но более всего он не хотел бросать Шоуцзю и оставаться в стороне от принца и его затеи.
Принц, очевидно, был по-прежнему настроен решительно: в один из наполненных теплом уходящего лета вечеров он через Лян Мэня позвал Иши к себе, вновь в Сад Гармонии. Гортензия, бегония и вьюнок, так поразившие Иши в прошлый раз, уже отцветали, и сад был погружен в ровный зеленый полумрак.
– Молодой господин Си, я буду краток. – Принц поднялся ему навстречу, вежливо склонив голову, но не опуская взгляда. – Вы сами видите, что происходит, и планы пришлось пересмотреть, пусть мы и рассчитывали на нечто иное. Скоро начнется то, о чем мы с вами говорили, и я обязан предоставить вам выбор. Если вы со мной – оставайтесь, если же нет – можете уйти. Таких людей, как вы, неразумно принуждать к чему-то.
– Я остаюсь, Ваше Высочество, – поклонился в ответ Иши.
«Не потому, что мне некуда идти, а потому что не имею права уйти сейчас». Наверняка в древние времена подобного ему назвали бы человеком с деревянным телом и каменным сердцем[366] и его репутация взлетела бы до небес, но двигало им не это, а простой краеугольный принцип: оставаться верным себе. Да, Иши мог бы сбежать и поберечь свою жизнь, но это дало бы ему лишь кратковременное облегчение и далеко не кратковременное чувство вины, неправильности происходящего; а может, и просто сломало бы.
В трудные времена нужно крепче врастать в землю, подобно вековым деревьям, и, как бы ни гнул тебя ветер, как бы ни хлестала буря, не позволять лишить тебя корней, того, на чем зиждешься весь ты, вся твоя суть.
Уже у себя в покоях Иши вспомнил, что Сяньцзань должен вот-вот уехать домой, если еще этого не сделал. Эргэ наверняка встревожен слухами, и в силах Иши честно предупредить его, чему верить стоит, а чему – нет, потому с самого утра он отправил А-Фаня к брату. Мальчишка отсутствовал с пару ши, а когда вернулся, с трудом сдерживал смех:
– Ох, лао Си, убегался я весь, не поверите! Прибежал сначала в лавку, про которую вы сказали, а там уж все заперто, нет никого. Хорошо, соседи сообщили, что господин торговец, нанимавший лавку, со всей обслугой и товарами только недавно уехал, да направление указали… Вот и догнал я его на выходе из города, он еще стражу не прошел. Занятный у вас брат, лао Си, уж простите! На вас очень похож, хоть вы и красивее, но у него лицо такое, знаете, светлое, доброе… Печальное только. Почему ваш брат несчастлив, лао Си?
– Вот трещотка на мою голову, подзатыльника захотел? – шутливо замахнулся Иши, порядком обрадованный вернувшейся к мальчишке живости. – Давай уже по делу!
– Так я и по делу, про господина торговца вам рассказываю. Я как передал ему ваши слова, так он побледнел весь, из повозки выскочил, кругом обежал да коня принялся отвязывать, будто назад скакать наладился. Покрутился, покрутился, потом все же перестал, письменный прибор вытащил да написал что-то по-быстрому, прямо на бортике повозки, представляете? Да еще ровно так, загляденье, хоть на одежде вышивай такие знаки! Дописал, значит, письмо, ленточкой перевязал и мне вручил, попросил вам передать, а вы чтобы госпоже Чжан Сяомин передали. Это его невеста, да? Она красивая? Вашему брату нужна красивая невеста, ему под стать!
– Давай сюда письмо немедленно! Ты же не прочел его по дороге, надеюсь?
– Да вы за кого меня держите, лао Си?! – непритворно возмутился А-Фань, а потом тихо и как-то смущенно добавил: – Я ведь и читать-то не умею…
Иши ощутил невольный стыд: и за свой глупый вопрос, и за то, что смутил А-Фаня, напомнив ему тем самым о разнице в положении. И правда, где уж было ему, поломойщику да подавальщику, обучиться грамоте? Иши сделал себе мысленную пометку заняться этим вопросом, когда все закончится. Смышленый, толковый и грамотный помощник ему не помешает.
Если они выживут, конечно.
Устроить встречу с Чжан Сяомин оказалось нетрудно: под предлогом учета всех оставшихся в это время в столице заклинателей Иши вызвал ее с семьей в ведомство, родителей поручил опросить младшему дознавателю Юню, а девушку пригласил к себе.
Он уже видел ее – издалека, правда, и отметил отличия в одежде и прическе от прочих придворных красавиц, но теперь смог рассмотреть вблизи и мысленно одобрил выбор брата. Чжан Сяомин не смущалась – ни напоказ, ни на самом деле, глаз не опускала, но и улыбок не расточала попусту.
– Дева Чжан, – решил он не ходить вокруг да около, – я позвал вас совсем не по той причине, которую официально передал с посланцем.
– Вот как, господин дознаватель Си? – Ее глаза блеснули острым интересом, как блики солнца на лезвии заклинательского меча. – Тогда простите мое нетерпение, но в чем же истинная причина?
– Меня просили передать вам письмо.
– От вашего брата, господина Си Сяньцзаня? – уточнила она так спокойно, будто речь шла о погоде или ценах на наряды. Иши восхитился: да, если она и с эргэ говорила так же открыто, у бедняги просто не было шанса избежать влюбленности.
– От него, дева Чжан, – кивнул он, с трудом удерживаясь от улыбки. – Я как честный человек не читал его, потому позвольте попросить вас вскрыть его здесь. С учетом происходящего вокруг и знания о том, как вы дороги моему брату, я постараюсь помочь, что бы он ни написал.
Развязав перетянутый красной ленточкой свиток, Чжан Сяомин пробежала глазами написанное и вдруг улыбнулась – так нежно, что ее далеко не соответствующее канонам придворной красоты лицо показалось Иши прекраснее, чем у любой небесной феи:
– Похоже, господин дознаватель Си, мне скоро придется называть вас сяошуцзы.
Интерлюдия. Когда бамбук поет под ветром
Порой вся жизнь казалась Чу Чжунай одной большой ложью.
Ложью были слова матери, которые она говорила совсем еще маленькой дочери: «Не волнуйся, Най-Най, я всегда буду рядом с тобой». Мать умерла родами, когда девочке было всего четыре года, оставив после себя черную пустоту и хрупкого, болезненного сына, росшего без внимания родителей, в окружении нянек и слуг. Самой Чжунай родительской заботы тоже не досталось, но кого это волновало?
Ложью была всеобщая уверенность в том, что девица благородного происхождения обязана разбираться в живописи, каллиграфии, поэзии, уметь вышивать, играть на музыкальном инструменте и интересоваться нарядами и украшениями. Во внимание не принимались ни желания Чжунай, ни ее принадлежность к одному из великих кланов, ни право рождения. Как наследницу ее никогда не рассматривали, делая ставку на брата Хэпина: вот кому больше подошло бы звание юной госпожи из благородной семьи. Тихий, застенчивый мальчик прекрасно рисовал, в каллиграфии был первым из сверстников, а количество книг в его покоях соперничало только с количеством предметов искусства.
У его сестры же руки явно были вставлены не тем концом, и она частенько чувствовала себя той самой коровой, перед которой играют на гуцине[367]