[390], негодную ткань проще выбросить и покрасить новый отрез в нужный цвет.
У Иньлин мягко улыбнулся:
– А что делать, если мне нравится тот цвет, который я вижу? И новый отрез мне не нужен?
– У-сюн, ты же… Ай, к демонам все! – Чжунай сама взяла его за руку, не давая себе времени передумать. – Я согласна, но не хочу, чтобы ты думал, будто я соглашаюсь только из желания спасти себя. Я… наверное, ты мне тоже нравишься.
– Меня вполне устроит этот ответ. – Молодой глава поцеловал ее пальцы. – Надеюсь, ты простишь мне отсутствие обмена свадебными письмами[391] и испрашивания благословения у твоего отца?
– Кому нужны эти письма? – фыркнула Чжунай. Ей внезапно стало легко и весело. – Благоприятный день мы выберем сами, а благословение… Мой отец и раньше бы его не дал, а теперь на него и подавно рассчитывать не стоит. Пин-эра спросим, и ладно. А твои родители? – спохватилась она.
– Най-Най[392], я – глава клана. – Ласковая улыбка так преобразила его лицо, что Чжунай засмотрелась и даже не обиделась на нежное прозвище. – Уж право самому выбирать себе жену я вполне заслужил. Кстати, ту часть свадебного обряда, что касается подарков невесте, я собираюсь соблюсти в точности. – И он ловко вытащил из рукава узкую длинную коробочку из лакированного бамбука. – Это моя благодарность тебе, циньайдэ[393], за то, что оказала мне честь.
В коробочке обнаружилась длинная однозубая шпилька-цзи из нежно-зеленого нефрита с бронзовой головкой в виде феникса с гранатовыми глазами.
– Но феникс ведь – знак императриц, – растерянно проговорила Чжунай, поглаживая отполированный до блеска камень.
– Хо Фэнхуан дарила заботу и защиту женщинам в те времена, когда императорской власти еще не было. – У Иньлин тихо рассмеялся. – К тому же Ее Величество Вэй Чуньшэн сама из совершенствующихся и точно не будет против. О ее добром сердце ходят легенды.
Проснувшийся позже Хэпин, изрядно сбитый с толку пребыванием в новом месте (Чжунай с невольным стыдом вспомнила, что брат впервые покинул клан ради недавнего Совета), горячо, однако, поддержал предложение У Иньлина.
– Да, я еще не достиг совершеннолетия и распоряжаться судьбой сестры не имею права – я и не стал бы, вы же знаете ее нрав, глава У, – все же благословляю ваш союз и надеюсь, что он принесет мир и покой в семью, не знавшую мира и покоя почти сто лет. Пусть мы с сестрой и все, что осталось от этой семьи.
У Иньлин растроганно обнял его и обещал заботиться как о младшем брате, о котором всегда мечтал. Хэпин вызвался помочь с устройством свадебного пира, а глава У со своей невестой отправились навестить родителей жениха.
У Исыань, прежний глава клана, встретил их вместе с женой на пороге надежно укрытого в прибрежных скалах скромного дома. Еще не старый на вид, но полностью седой, он внимательно и цепко осмотрел Чжунай, и та поежилась под этим взглядом. Они были очень похожи с сыном; наверное, таким в свое время станет и У Иньлин – человеком, чьи колебания духа созвучны мирозданию.
– Уж не та ли это девушка, к которой ты сватался и получил отказ, Лин-эр? – спросил он и, получив утвердительный ответ, вздохнул: – Что ж, если уж я доверил тебе клан, в этом деле и подавно должен довериться.
Мать У Иньлина просто крепко обняла их обоих и пожелала счастья. Тепло ее рук напомнило Чжунай почти забытое ощущение матери рядом, и она, дрожа от собственной смелости, попросила дозволения навестить будущих свекра и свекровь еще раз. И получила его.
Первый свадебный поклон, Небу и Земле, Чжунай и ее будущий муж совершили еще на террасе; второй – родителям жениха – в поместье У Исыаня и его жены; третий, друг другу, должны были сделать в храме предков У Иньлина. В пахнущем лотосами полумраке, перед табличками с именами предков чужого клана Чжунай внезапно оробела. Все это: и новая сложная прическа с новой шпилькой с фениксом, и новый наряд – праздничный шелковый ханьфу в цветах У Минъюэ – принадлежало будто не ей, будто она украла, присвоила то, что ей не полагалось ни по родству с Чу Юн, ни из-за недостаточно сильных чувств.
– В чем дело, циньайдэ? Тебе неуютно? Ты передумала? – тихо спросил У Иньлин. В его голосе не было разочарования, он искренне хотел знать.
Он действительно принял бы любой ее ответ.
– Ты будто император, которого я обманом заставляю переплыть море[394]. Ты точно уверен, что хочешь этого? – вот она и задала этот вопрос. Вот и…
– Циньайдэ, ты боишься, что небо упадет? Что море вскипит, а скалы обрушатся вниз лавинами? Все это пустые страхи. Для меня главное – ты, наследница клана или нет, богата ты или все твое имущество помещается в шэньку. – Он бережно заправил ей за ухо выбившуюся прядь. – Знаешь, я слышал, что бамбук цветет всего раз в сто лет и тратит на это столько сил, что цветение его заканчивается гибелью. Я вижу, как ты расцветаешь, и уверен, что это лишь начало новой судьбы, яркой и прекрасной. Ты будешь жить. Что ты ответишь мне?
– Если твой красный феникс примет мою красную птицу[395], – Чжунай провела кончиками пальцев по его подведенным зеленой краской векам, прикоснулась к изящному разлету бровей, – я останусь с тобой.
Светом, которым вспыхнули его глаза, можно было осветить три храма.
– Почтенные предки, – он поклонился сначала им, потом Чжунай, – пожелайте нам долгой жизни, чтобы разделить красоту этого бескрайнего мира даже за тысячи ли друг от друга.
Кланяясь ему в ответ, Чжунай впервые за всю жизнь почувствовала себя в безопасности и на своем месте; струна вызванивала стройную, радостную мелодию, так похожую на звучание колокольчиков У Минъюэ. Под нежным, спокойным, понимающим взглядом У Иньлина Чжунай подумала о том, что у нее, возможно, наконец-то появились настоящая семья и настоящий дом.
Глава 15. Среди глубоких вод и жара огня
Шуньфэну никогда прежде не доводилось видеть разрушительную мощь стихии. После Сошествия гор земля на долгое время успокоилась, гора Байшань на северной границе просыпалась последний раз еще до его рождения, а сошедшие с ума огненные талисманы на памятной охоте – той самой, где впервые появилась «волна», – не были и вполовину так опасны, как то, что творилось теперь.
Сапоги скользили по смеси грязи и пепла, в которую превратилась земля в долине, сухой дымный воздух царапал легкие, адепты заходились кашлем, сплевывая темно-серую слюну. В неясном сумрачном свете они походили на отряд мертвецов: бледные, с вытаращенными глазами, с темными от сажи провалами ртов. Тихие.
Они осторожно спустились по дальнему склону, стараясь не привлекать внимания чудовища, и, растянувшись цепочкой, отправились вдоль подножия туда, где последний раз видели большой отряд Хань Ин. Несложно было слиться со скалами: падающий с неба пепел быстро стер различия меж их ханьфу, и все они словно стали единым безликим кланом. Путь их молчаливой процессии преграждали не только тучи золы, вздымавшейся от любого движения, и покореженные камни, впивавшиеся в подошвы, но и «волны». Такие же беззвучные, как заклинатели, шедшие одна за другой, заставлявшие теряться в пространстве и захлебываться грязным воздухом фэни, кэ, бесценные отрезки времени. Те, кто приходил в себя быстрее, бросались на помощь товарищам. Схватить, встряхнуть, направить ци, зажать рот, чтобы не рвались наружу предательски громкие стоны.
Они двигались. Медленно, но помня о своей цели.
Птицу в очередной раз скрутили очередной сетью, для надежности закрепив ее несколькими крюками – на каждом повисло несколько заклинателей, удерживая чудовище на земле. Они стояли там же, где пали их собратья, и багровый свет плясал на мертвых лицах заревом пожаров.
Так или иначе, но это дало им немного времени – как раз хватило, чтобы найти Хань Даичжи.
Шуньфэн заметил его у большого, стоящего на торце камня. Всегда собранный, с безукоризненной осанкой глава Хань тяжело привалился к бугристой поверхности; на уставшем лице – как и на лице любого сейчас – были заметны пятна сажи, яркий лазурный ханьфу поблек от пыли и порвался на подоле.
– Глава У, глава Янь, молодой господин Янь, – он зашелся лающим кашлем, но все же сумел поприветствовать новоприбывших, – рад, что вести дошли до вас.
Тут он заметил Чу Чжунай, удивленно вскинул брови, но все так же вежливо поклонился:
– Дева Чу, благодарю за неравнодушие.
– У-фужэнь, если позволите, глава Хань, – почтительно поправила его молодая заклинательница, – я не могла остаться в стороне.
Шуньфэн даже ощутил что-то сродни гордости, увидев, как быстро она взяла себя в руки. Он, в сущности, никогда не относился к дочери Чу Мидяня плохо – в конце концов, его мать покровительствовала ей.
– Вот как… – уронил Хань Даичжи. – Примите мои поздравления, глава У, У-фужэнь. С удовольствием обсудил бы с вами и новый статус, и судьбу земель Чу Юн, но, сами видите, жизнь не стоит на месте. Нам очень повезет, если вместо свадебного торжества, пусть и запоздавшего в силу разных причин, не придется устраивать похороны.
– Расскажите коротко, что произошло, глава Хань, – устало попросила Янь Хайлань. – Какая помощь вам нужна?
– Чудовище надо удержать на земле любой ценой, мои адепты и адепты Вэй Далян уже на пределе. Если ваши подчиненные помогут им, мы выиграем еще немного времени.
По кивку главы Янь две трети адептов побежали к птице, на ходу вытаскивая мечи – без сомнения, сожаления, сопротивления. Словно и не видели чужих смертей. Хань Даичжи продолжил, вновь оперевшись о валун:
– Это началось два дня назад. Пара очевидцев из моего клана, облетавших тогда долину дозором, рассказали, что горная гряда там, где до Сошествия гор стоял главный храм Чу Юн, сложилась как домик из бамбуковых палочек и из-под нее вырвался столб пламени, очертаниями напоминавший птицу. Когда пламя чуть погасло, появилось… вот это. – Изящная рука в обожженном рукаве указала на чудовище. – Оно не похоже ни на одну известную нам нечисть, и именно оно – источник тех самых «волн». Благодаря вашему вмешательству, глава У, и своевременно собранному Совету мы были предупреждены о «волнах» и их воздействии, и потери оказались не столь велики, но все же… – его лицо исказилось, – погибло не менее сотни адептов кланов Хань Ин и Вэй Далян. Мы не теряли стольких людей разом со времен Сошествия гор.