ь его насильно – а потому проще было подчиниться. Рассказать ей о своих раздумьях, уводящих от окружающего мира прочь, Ючжэнь пока не мог.
А раздумья были очень усердные. Если достучаться до богов путем обычных молитв не выходит, надо искать другой способ. Единственным известным ему владел клан Чу Юн: как-то ведь у них получилось призвать своего покровителя? Однако Чу Юн почти уничтожен, все выжившие остались в бамбуковых лесах, а здесь Ючжэнь никого не знает. Разве что…
Быстро доев рис и торопливо запив водой прямо из кувшина, он расправил одеяние и заторопился вниз с холма. Лагерь постепенно пробуждался. Сегодня многие уже вернутся в свои резиденции – значит, надо спешить.
– Сюнди, да что с тобой? Куда ты? – крикнула вслед Цю Сюхуа, ответа не дождалась и, подхватив меч, побежала следом.
Племянник главы Хань Ин сидел возле шатра и менял струны на гуцине, бережно и ласково проводя пальцами по светлому лакированному дереву. Каждую струну он трогал несколько раз, проверяя натяжение и звучание, и казалось, что инструмент и хозяин общаются на языке музыки. В монастыре Тяньбаожэнь духовным мелодиям уделяли большое внимание, и Ючжэнь по праву считал гуцинь главным инструментом, исцеляющим душу. Флейта ди тоже выдавала пронзительные, волнующие мелодии, но гуцинь обладал редкой способностью приводить в гармонию и душу, и тело. «Надеюсь, однажды мне доведется услышать, как играет совершенствующийся», – подумал Ючжэнь и обратился к заклинателю:
– Молодой господин Хань сможет уделить этому скромному даосу немного времени?
– Рад снова видеть вас, даочжан, – Хань Дацзюэ отозвался без улыбки, но приветливо, закрепляя последнюю струну и убирая гуцинь в чехол за спиной. – Чем могу быть полезен?
– Этот даос должен поговорить с кем-то из клана Чу Юн по очень важному делу.
За спиной недоверчиво охнула Цю Сюхуа:
– Сюнди, ты с ума сошел? Зачем тебе эти недоумки?
Ючжэнь оставил ее реплику без внимания, глядя только на Хань Дацзюэ. Тот явно был удивлен, но спокойно ответил:
– Боюсь, здесь вы не найдете много адептов Чу Юн. С главой У прибыло всего несколько человек, но, если ваше дело и впрямь важное, вам стоит обратиться к супруге главы, госпоже Чжунай из клана Чу, дочери Чу Мидяня. Рядовые адепты вряд ли расскажут вам многое.
– Благодарю молодого господина Хань, – поклонился Ючжэнь. – Где этому даосу найти У-фужэнь?
– Нефритово-зеленый шатер с вышитым коричневым изображением Летучей Рыбы, там, дальше к востоку, – показал Хань Дацзюэ.
Ючжэнь поспешил туда, Цю Сюхуа – следом, изрядно озадаченная, но все же державшая свое мнение при себе. Юноша был ей за это благодарен: партизанская война на землях Чу Юн и недавняя готовность прочих кланов пойти навстречу Цинь Сяньян и рассмотреть доказательства их невиновности изрядно поколебали мнение девушки о «предателях и их пособниках».
Безусловно, проще жить, веря лишь в одну правду; однако если тебе открылась правда другая и от увиденного уже не отмахнуться, остается только принять ее: истинное слово, как лекарство, часто горько, зато вылечивает. Цинь Мисюин мудра, прочие кланы не отворачиваются от ошибок прошлого, а значит, миру еще можно помочь.
И кто знает, вдруг Ючжэню тоже удастся внести свой вклад?
Адепт в цветах У Минъюэ поглядел на Ючжэня с большим сомнением, когда тот изложил ему свою просьбу, но жену главы все же позвал. Высокая молодая женщина, зеленоглазая и стройная, смотрела неприязненно, но спросила все же вполне в рамках приличий:
– Даочжан, чего вы от меня хотите? Не припомню, чтобы монахов интересовали дела совершенствующихся.
Цю Сюхуа с шумом втянула воздух, но вновь промолчала.
– У-фужэнь, – Ючжэнь призвал на помощь всю свою убедительность, – прошу простить этого скромного даоса за дерзость; возможно, вам неприятно об этом говорить, но больше мне спросить некого. Известен ли вам способ, которым воспользовался ваш клан для призыва божественного покровителя?
Она отшатнулась, зеленые глаза вспыхнули гневными красными искрами, а лицо, напротив, побледнело.
– Да как ты смеешь задавать мне такие вопросы?! Тайны клана покоя не дают или стремишься вновь напомнить о непростительном деянии?! Так не стоит, мы уже расплатились гибелью почти всех адептов!
– У-фужэнь, выслушайте даочжана, – прозвучал спокойный голос, и перед Ючжэнем встал Хань Дацзюэ. Очевидно, движимый любопытством, он все же пошел следом, и теперь его помощь оказалась весьма кстати. – Он помог мне и дяде выяснить правду о смерти моего отца и сделал это совершенно бескорыстно. Глава Цинь говорила о нем только хорошее, я убежден, что им движет не злой умысел, а благородная причина.
Чу Чжунай резко выдохнула и с силой провела рукой по лицу.
– Хорошо, я отвечу на вопрос, – сказала она, все еще хмурясь, – но пусть сперва ответит на мой. Зачем ему такие сведения?
– Уверен, вы сочтете этого даоса самонадеянным, госпожа У из клана Чу, – Ючжэнь вышагнул из-за спины заклинателя, – но он хочет попытаться достучаться до богов и рассказать им, что их подопечные нуждаются в помощи. Вы знаете, что до недавнего времени по меньшей мере три небожителя: Дракон, Феникс и их дочь Луань-няо – отвечали на молитвы монахов. Возможно, у этого даоса получится, но даже если нет – попытаться стоит. А клан Чу Юн – единственный, кому удалось призвать божество; может, их способ и этому даосу сгодится?
Чу Чжунай долго смотрела на него, потом тяжело вздохнула:
– О таком не говорят стоя и впопыхах, давайте присядем, – и отвела в сторону полог шатра. – Прошу простить меня за прямоту, – продолжила она, когда все четверо устроились на подушках, – но ваше намерение, даочжан, или невероятно благородно, или невероятно безнадежно. Что у вас есть такого, что заставило бы богов услышать вас? Явно не почтенный возраст и множество праведных деяний. Не замахнулись ли вы на то, что вам не по плечу? Или стремитесь совершить доброе деяние и обрести славу?
Цю Сюхуа вскинулась, явно собираясь сказать что-то резкое, но Ючжэнь успокаивающе дотронулся до ее руки, и девушка замерла, уступила, как цветущее дерево, покоряющееся порывам ветра. Он же ответил так:
– В мире нет хорошего и плохого – есть то, что следует Пути, и то, что отклоняется от него, но в конечном счете все же приходит к нему. Ты добродетелен, если принимаешь мир таким, каков он есть, – вовсе не потому, что стремишься творить добро. Принимая мир, ты свободен, а значит, не станешь делать зла; если ты свободен, ты любишь этот мир. Любовь – следствие свободы. Я слишком люблю этот мир, У-фужэнь, чтобы не попытаться исправить хоть что-то из причиненного ему зла. Ни к чему сейчас судить, искать виноватых и думать о мести. Не лучше ли спасти то хорошее, что еще осталось?
Повисла тишина. Цю Сюхуа не убирала своей руки из-под ладони Ючжэня, Хань Дацзюэ о чем-то глубоко задумался, а Чу Чжунай слабо улыбнулась:
– Я расскажу, что знаю, даочжан, но не уверена, что это поможет.
На самом деле рассказала она немало. В призыве бога были задействованы все храмы на землях Чу Юн: и главный, где хранился отмеченный Красной Птицей бамбуковый шэн, и прочие, от храмов при монастырях до мелких святилищ. Как Чу Мидянь умудрился договориться с монахами: убедил, подкупил, запугал, – неясно, но в одно и то же время во всех храмах начали возносить молитвы Красной Птице, и энергия от молитв стекалась чистой ци в главное из святилищ. Там эта ци подпитывала божественный предмет, который помимо молитв служил для божества своего рода маяком.
Конечно, Красная Птица не мог не откликнуться на такой мощный призыв.
Ючжэнь размышлял об услышанном весь оставшийся день. Разумеется, он понимал, что задача не будет простой: ведь если он собирался достучаться до самого Шуйлуна, размах нужен едва ли не больший, чем был у Чу Юн. Однако у юного монаха была дополнительная трудность – проблема, которой не было у заклинателей семьдесят лет назад. Отмеченный божественным прикосновением предмет позволял точнее направить энергию молитвы, но помочь это могло лишь с кем-то из покровителей кланов: в храмах Шуйлуна не было подобных вещей, великий бог-дракон не отличался склонностью хоть как-то обозначать свои визиты в мир смертных.
– Сюнди, ты всерьез собираешься призвать бога? – спросила Цю Сюхуа под вечер, тихо и непривычно робко.
– Да, цземэй. Не драться, но поговорить. Мне есть что сказать ему.
Может, в этом и кроется решение? У Ючжэня нет отмеченного богом предмета, но есть он сам – действующий монах из посвященного Небесным супругам и их дочери монастыря. Наиболее праведные из служителей до недавнего времени спокойно беседовали с богами; ему не обратиться к ним так просто, напрямую, он не умудренный сединами старец или святой, однако что помешает ему самому стать проводником ци, собрать всю энергию молитв и направить ее Водному дракону?
Самонадеянно? Да. Опасно? Безусловно. Наставники в Тяньбаожэнь высекли бы его бамбуковыми палками за подобные намерения, обвинив и в святотатстве, и в гордыне…
Осталось только как следует все спланировать.
Кланов семь, но главных храмов всего пять: святилище в Сяньян давно разрушено, новых же там не строили; храм в Юн – тоже, ведь именно в нем держали взаперти Красную Птицу, а прочие святилища в тех землях либо в руинах, либо под контролем Снежного Беркута, и доступа к ним нет. Безусловно, теперь, когда с чудовищем покончено, кланы смогут объединиться и справиться с Цинь Чжицзыю, но это займет время. А этого самого времени почти нет, если Ючжэнь хочет спасти Вэй Юнмэя и многих других пострадавших…
Значит, остаются храмы в землях пяти кланов. Но к ним тоже нужен доступ – а кто даст его Ючжэню, обычному даосу, не отмеченному Небесной благодатью отшельнику? Он ведь просто юноша. Просто человек, у которого нет ничего, кроме веры и семьи, к которой он хочет вернуться.
Однако одна лазейка была и здесь.
– Молодой господин Хань, боюсь, этому скромному даосу вновь требуется ваша помощь.