Все подняли головы, Иши в том числе. На многоуровневом потолке между резных балок свернулся кольцом металлический дракон, из пасти которого нисходила ветвь с шарами на концах.
– Готовясь к принятию власти, ваш двоюродный дед, Первый император Чэнь Миншэн, повелел повесить это изображение Шуйлуна. Он сказал, что эти шары упадут на узурпатора престола и убьют его, – продолжал советник. – Вы получили трон по закону и по праву наследования, но оказались недостойным правителем. Небесные владыки неоднократно посылали вам знамения, но вы не вняли предупреждениям и лишились права занимать трон Дракона. Не будем тревожить Шуйлуна, мы предлагаем вам менее болезненный выход. Уйдите с честью и оставьте по себе хоть немного добрую память.
Император молчал, стиснув челюсти, на скулах его ходили желваки. Наконец он стремительно выхватил из рук советника флакон, сорвал пробку и залпом выпил содержимое.
– Что ж, надеюсь, вам понравится тот мир, который вы себе выбрали, – прошипел он. – Видят боги, я старался навести порядок и указать этим помешанным на бессмертии выскочкам их место. Хорошо, что я уже не увижу, к чему приведут твои решения, ты, тухлое яйцо… – Он закашлялся, хватая ртом воздух, и осел на пол, словно разом лишившись всех костей. Тело его свело судорогой, по лицу градом покатился пот. Император дернул рукой, потом ногой и наконец завалился набок. Еще пара дерганых движений – и все было кончено.
– Дракон взлетел, и тигр прыгнул[437], Ваше Величество, – в наступившей тишине советник низко поклонился Чэнь Шэньсиню.
– Благодарю, советник Лю. Приберите здесь и распорядитесь. Каким бы ни было его правление, он все же был у власти долгое время, потому его место в храме предков.
– Будет исполнено, Ваше Величество.
«Начинается новая эпоха».
Это было единственной связной мыслью, оставшейся в голове у Иши. Однако никто не взялся бы предсказать, какой эта эпоха будет: до предсказаний ли, если наследник престола – фактически новый император – сумел столь просто обвести всех вокруг пальца?
Холодное и блеклое утро наступало словно бы нехотя, осенние туманы постепенно вытягивали из земли летнее тепло. Все казалось непривычным и странным: не в последнюю очередь потому, что работа всех ведомств была приостановлена, а служащим и придворным запретили покидать покои. По непривычно тихим коридорам сновали только слуги с тряпками, ведрами воды и стопками одежды и ткани.
Приказ дворцовой стражи: «Всем оставаться в своих покоях!» – был вполне однозначен, но Иши против обыкновения наплевал на него и теперь брел куда глаза глядят. Привычка начинать утро с работы въелась в него слишком сильно за последние полтора года, а допереворотная еще бессонница гнала прочь из теплой комнаты, где отсыпался А-Фань. Он почти силой напоил переволновавшегося за ночь мальчишку успокаивающим настоем из запасов Хань Шэнли и уложил отдыхать поближе к разогретой жаровне.
Счастливое свойство юности – забывать.
Иши ощущал себя теперь древним мудрецом, утомленным жизнью до возможности лишь бесцельно бродить и слепо наблюдать за ее течением. Он, конечно, мог бы попросить у друга еще настоя, забыться таким нужным сном, вновь вернуть себе силы, способность ясно мыслить, но… дурная голова не давала покоя. Казалось, что если он просто уснет, то упустит что-то важное, не найдет ответов на какие-то правильные вопросы. Навсегда потеряет что-то ценное.
Сейчас, в этом сонном, тихом безвременье, словно можно было еще ухватить остатки прошлой жизни, доиграть ее, закончить, не остаться с пустыми руками, проснувшись наутро в чужом непонятном мире.
Да, Иши стоило пойти спать. Но он просто не мог.
Пару раз он видел, как из залов выносили трупы; заплаканных служанок с неприбранными волосами; сваленные в кучу обгоревшие занавеси и разбитые цветочные горшки. С удивлением узнал о смерти императрицы: двое целителей вполголоса делились подробностями о том, что Ее Величество все же настигло искажение ци – никто просто не успел ничего сделать; теперь же к телу никого не допускали, и оно уже ждало погребения в Зале предков.
Иши ощущал, как и так не желавшая складываться в голове картина произошедшего рассыпается вовсе, словно прогнившее изображение божества в брошенном храме. Как и почему это могло произойти, неужели самой императрице не сумели оказать помощь? И когда – неужели во время самоубийства императора в тронном зале? Да, наверное, иначе принц бы знал и не выглядел так спокойно, а то и вовсе был бы подле матери. Значит, то лекарство, доставленное из клана Вэй Далян с помощью самого Иши, все же не подействовало? Воистину печальный день.
Сворачивая наугад, Иши добрался до парка и долго стоял у расправившего огненные листья-ладони клена из Дуньина. Несколько лет назад посол Жэньго привез оттуда пять саженцев этого дерева, почитаемого жителями Дуньина как символ вечности, величия и жизненной мудрости, но прижился и вырос только один. В свой первый год на службе Иши часто приходил к клену: тот, пришелец, выглядел так одиноко среди местных растений, что молодой чиновник невольно ощущал с ним родство – ведь сам он точно так же был вынужден оставить дом, семью, все привычное и знакомое.
Вот и теперь ноги сами привели его сюда.
В слабом свете восходящего солнца клен не пылал, как обычно в ясные осенние дни, а тихо мерцал теплыми красными оттенками, как память обо всей красоте мира, как обещание и надежда. Запустив руки в листву, Иши бережно гладил льнущие к коже пятипалые листья и представлял себе, что это руки родных утешают его, снимая тяжесть и смятение с сердца.
Он не знал, сколько простоял так; затем медленно пошел вдоль пруда, к тому самому павильону Спокойствия, похожему на каменный корабль, – туда, где все началось. И остановился, пораженный: в павильоне кто-то был. Даже на расстоянии Иши узнал принца и уже повернулся, чтобы незаметно исчезнуть: говорить с кем-то, а особенно с ним, сейчас не хотелось, – как тот сам окликнул его.
– Ваше Величество? – Иши замер вполоборота, учтиво склонившись. В глазах пекло от недосыпа, очень хотелось выпрямиться: усталая голова стремилась улечься хоть куда-нибудь.
– Нет, еще нет, – усмехнулся принц, подойдя ближе. Иши встал ровно, украдкой бросил на него взгляд: Чэнь Шэньсинь смотрел вдаль – ровный профиль на фоне светлой глади пруда.
– Примите соболезнования, Ваше Высочество. – Иши знал, что должен сказать это, пусть размыкать губы не было ни малейшего желания. – Нелегко лишиться обоих родителей за одну ночь.
– По отцу плакать не буду, пусть траур и надену. – Принц поджал губы. – Что до матери… это и правда большая, большая потеря, хоть и ожидаемая. Но ей точно будет лучше там, где она сейчас. Траур, церемонии – все это позже, пока я просто Чэнь Шэньсинь. Знаете, молодой господин Си, я и не думал, что все случится именно так. Однако это ощущение свободы не сравнится ни с чем! Я наконец-то понимаю, что смогу что-то изменить и сделать все лучше. А вы как считаете: у меня получится?
– У вас к этому несомненная предрасположенность, Ваше Высочество, – отозвался Иши, понимая, что такого ответа от него и ожидают. Он не мог отделаться от воспоминаний о случившемся ночью в зале, о холоде и насмешке в глазах принца. Сейчас, в свете едва наступившего утра, он казался совсем другим человеком – тем обладателем пресловутых добродетелей, которым Иши увидел его когда-то. Тем, кто искренне хочет сделать мир лучше.
Два этих образа наслаивались друг на друга, но не желали собираться в один. Наверное, виновата была бессонница; наверное, он поспит и увидит все в ином свете; однако в глубине души Иши очень в этом сомневался.
Принц издал почти веселый смешок:
– Не пытайтесь подбирать слова, господин дознаватель. Я прекрасно знаю, что виденное вами вчера напугало бы кого угодно. Да, Чэнь Гэньцянь был моим отцом, но мы никогда не были близки, и я не испытываю ни малейших угрызений совести от того, как с ним поступил. Я лишь отплатил ему той же монетой – это закон жизни, в конце концов. Вы и сами знаете, что с людьми, верными мне и близкими по духу, я обращаюсь иначе – в частности, помню обещание вам, молодой господин Си. Вы узнаете правду, и правда эта… Впрочем, не мне судить о том, какой она окажется для вас. Вы были правы все это время: в смерти вашего брата действительно виновен мой наставник и советник Лю Вэньмин; надеюсь, вы понимаете, что наказан он не будет. Советник Лю – слишком ценный человек для моего двора, и если вы пойдете против него, я уже не буду на вашей стороне. Но это ведь было очевидно?
– Да, Ваше Высочество. Могу ли я хотя бы узнать, за что был убит Си Шоуцзю? – тихо спросил Иши. Он был благодарен принцу за правду, но благодарность эта была горькой, словно остывший пепел.
– Ваш брат проник туда, куда не следовало, и поставил под угрозу некоторые наши планы. Мне жаль, что этот человек оказался именно вашим братом, но я не раскаиваюсь.
Неозвученное «вы ведь и сами понимаете» осталось ломкой тишиной между ними.
– Позвольте последний вопрос, Ваше Высочество. – Иши сглотнул, ком в горле мешал дышать и говорить. – Выходит, вы задумывали все это давно?
– Теперь это уже неважно.
Принц отвернулся и легко зашагал прочь, но на полпути вдруг остановился и обернулся:
– Молодой господин Си. Я повторю: я сожалею о вашей утрате. Я знаю, что вы хотели услышать правду, но также знаю, как трудно с ней бывает жить. Если вы не захотите или не сможете оставаться во дворце, дайте мне знать – я с удовольствием найду для вас хорошую должность в другом месте. Вы человек верный и талантливый, а я не привык разрушать за собой мост, перейдя реку[438].
– Благодарю, Ваше Высочество.
Иши остался наедине с прудом и кленом и ощутил наконец тяжелую, гулкую пустоту внутри. Расследование, которым он занимался последние недели; решимость найти убийцу; обещания Сяньцзаню и себе… – все это исподволь тянуло из него силы.