Отец испугался этого огня – или был просто разгневан столь откровенным неповиновением. Едва прозвучало слово «заклинатель», как все краски покинули его лицо. Он ухватил сына за ухо и протащил прямо по улице до самого дома, где швырнул у крыльца на землю и приказал вызвать жену.
– И чему же мать моих детей[466] научила нашего сына? – процедил он сквозь зубы.
Мать осталась спокойна. Двухлетний А-Ши у нее на руках сморщился и отвернулся от отца, будто собираясь заплакать; Сяньцзань высунулся из-за двери, круглыми глазами глядя на разгневанного отца и старшего брата.
– Тому, я полагаю, как отличать добро от зла, быть честным и стремиться к истине. Что же вызвало такой гнев отца моих детей?
– Если мой сын и правда научен отличать добро от зла, как он мог заявить, что желает стать заклинателем?! Одним из этих злонамеренных, беспринципных, порочных… – Он задохнулся и умолк.
– Считать порочными всех совершенствующихся так же самонадеянно, как и назвать проходимцами всех портных, если один из них когда-то обманул покупателя, – возразила мать все так же спокойно. – Может быть, когда-то заклинатели и принесли Жэньго много зла, но прошло уже достаточно времени, чтобы увидеть в них больше пользы, нежели вреда. Путь выбравших постижение тайн мира, путь отмеченных богами весьма почетен.
– Замолчи! – Отец окончательно вышел из себя. – Пока я жив, никто из моих детей и близко не подойдет к этой заразе! Не для того я сохранял и приумножал наследие предков, чтобы мой наследник пустил его по ветру ради глупой прихоти! А-Юй, подай мне розги, я выбью из него эту дурь!
Тут А-Ши расплакался уже навзрыд, и мать быстро унесла его в дом. Сяньцзань же остался, вцепившись в дверь побелевшими пальцами, и не отводил глаз. Он видел все.
А Шоуцзю вытерпел все. И десять ударов, от которых спина и ребра болели потом сильнее, чем от самых напряженных тренировок у дядюшки Лу, и домашний арест сроком на месяц. Только решил для себя, что обязательно добьется своего. Не нашлось еще такого карниза, что заставил бы его склонить голову[467]. Пытаться же убедить отца – все равно что немому глухого учить[468]. Он все равно не услышит. А сам Шоуцзю и объяснить не сможет: какими словами описать то, что горит у него в груди?
Сяньцзань жалел брата, тайком приносил ему сладости и весточки от дядюшки Лу, даже деревянный меч притащил, чтобы Шоуцзю не забрасывал тренировки. Подчиниться отцу, правда, не просил: видимо, понимал, что толку все равно не будет. Шоуцзю уже продумывал, как возобновить встречи с наставником, когда его выпустят из комнаты, но увидеться им так и не довелось: едва минул месяц, отец отправил старшего сына в земли соседнего клана, Вэй Далян, к своим знакомым, тоже занимавшимся торговлей и жившим в городе Аньи. Те согласились принять мальчика на обучение в обмен на некоторые торговые уступки.
Домой Шоуцзю вернулся только через шесть лет.
Его жизнь вне семьи не была настолько ужасной, как он представлял себе поначалу. Правда, когда по приезде он попытался сбежать обратно в Хофэй, его почти сразу поймали и высекли так, что он не мог встать неделю. Пришлось стиснуть зубы и смириться – временно.
«Долгий огонь сталь закаляет», – сказал себе Шоуцзю и принялся искать выгоду в текущем своем положении.
Знакомые отца не сидели на одном месте: они часто отправляли обозы с товарами в другие города и земли кланов, а порой и сами уезжали по делам. Шоуцзю вел себя в лавке так идеально, как не вел даже в лучшие свои – для отца – годы, лишь бы ему тоже разрешили поехать, лишь бы взяли с собой. План удался, и, впервые покинув Аньи, Шоуцзю был вполне счастлив. Он почти влюбился в золотую вольную степь, по весне утопающую в цветах, в прохладный, несущий сотни травяных запахов воздух, в казавшиеся такими близкими горы, в ночевки под звездами в шатрах, но главное – в возможность вернуться к тренировкам. В охрану обозов нередко нанимались не только молодые парни, желавшие подзаработать, или старые солдаты, еще не отошедшие от дел, но и бродячие заклинатели, уставшие от божественных охот или просто путешествовавшие в свое удовольствие. Никто не отказывал смышленому ловкому парнишке, когда тот просил показать пару приемов или дать совет. На дорогах Далян Шоуцзю за эти годы узнал столько, сколько, наверное, не выучил бы и в клане, хотя все еще считал своего первого наставника лучшим.
Возвращаться домой было странно. Шоуцзю нашел там четвертого брата, Ючжэня, которого никогда еще не видел, но которому исполнилось меж тем уже три года – почти как Иши, когда Шоуцзю отослали в Аньи. Самому Иши было столько же, сколько тогда Сяньцзаню, а Сяньцзань… Шоуцзю его даже не узнал сначала. В памяти остался десятилетний мальчик с детской прической и широко распахнутыми глазами, но теперь этот мальчик был уже юношей, стройным и тонким, во взрослом ханьфу и с аккуратно заплетенными волосами. Он помогал слугам с работой по дому и матери в саду, играл и занимался с младшими детьми, выполнял поручения отца – в общем, служил воплощением семейной традиции «сделать среднего сына опорой родителям в старости». Согласно этой же традиции младший сын в семье должен был учиться – и Иши тоже в нее укладывался, он тянулся к знаниям, как цветок к свету, и почерк его в десять лет был почти идеален. Сам Шоуцзю такого бы не достиг, проживи он хоть сотню раз по десять лет.
Ючжэнь был пока слишком мал, чтобы судить о его будущем, зато Шоуцзю уже достаточно вырос, чтобы воплощать первую часть все той же традиции – «передать старшему сыну семейное дело». И отец от нее отступать не собирался.
Первое время Шоуцзю заново привыкал к дому, в котором родился. Однако нежная забота матери, забавные младшие братья (даже не по годам серьезный Иши) и, главное, Сяньцзань, который принял старшего назад так же легко, будто тот и не уезжал, быстро примирили его с новой старой жизнью. Они – но не отец. Шоуцзю хватило одного разговора, чтобы понять: пытаться объяснить ему что-то все так же бесполезно – как ножом для забоя буйволов резать курицу[469]. Цель Шоуцзю давно была иной, и меч ему пригодится в ином деле.
Его хватило почти на год: сходить с семьей на ярмарку несколько раз, вывезти младших за город, в дом друзей, помочь матери и вытерпеть постылую лавку… Иногда получалось выкроить время и заработать денег где-то в городе: от отца приходилось таиться, он бы точно не одобрил. Дядюшки Лу здесь давно уже не было, он уехал куда-то на запад и возвращаться не собирался.
А потом случился ежегодный смотр в Хофэе от клана Хань Ин.
Туда могли явиться все, желавшие стать заклинателями, – не важны были ни возраст, ни пол, ни навыки. Шоуцзю мечтал попасть на такой еще мальчишкой, но в детстве его никто бы не отпустил, а в землях Далян за ним слишком пристально следили. Не сказавшись домашним, он в назначенный день отправился на одну из площадей, где расположились вербовщики.
Желавших попробовать свои силы набралось около дюжины, все – мальчишки от семи до двенадцати лет, многих привели родственники. Заметил Шоуцзю в толпе и двух девочек, робко пробиравшихся к вербовщикам; обеих перехватили куда менее робкие служанки и с криками и причитаниями утащили прочь. Бедняжки… Среди шеренги детей Шоуцзю наверняка смотрелся не слишком уместно, но стесняться ему было нечего: к девятнадцати годам он успел многому научиться, пусть в занятиях и не хватало системы.
В качестве испытаний пришедшим предложили пробежать несколько раз вокруг площади и сбить камнями расставленные на деревянных брусках глиняные фигурки. Также всех осматривал один из клановых заклинателей: щупал мышцы, проверял дыхание и пульс, задавал вопросы. Шоуцзю справился со всем играючи и воспрял духом, но слова осматривавшего несколько поумерили его пыл:
– Парень, способности у тебя есть, более того – ты весьма талантлив, даже меридианы раскрыты должным образом. У тебя, очевидно, был неплохой наставник. Однако ты уже слишком взрослый, чтобы полноценно совершенствоваться, и это может стать серьезным препятствием. Помни об этом. Сейчас мы отправимся в соседние города, через две недели будем вновь проезжать Хофэй, затем у нас общий сбор в Юньяне; оттуда уже отправимся во Дворец Дракона для окончательного испытания. Надумаешь – приходи через две недели сюда же или сразу в Юньян. Возможно, какой-то шанс у тебя и есть.
Несмотря на то что ничего определенного ему не обещали, даже предостерегли, Шоуцзю ощутил небывалое воодушевление. Его способности все же оценили, его признали достойным хотя бы пройти испытание, а возраст – что ж, он постарается, чтобы это не помешало на пути к его цели. Помешать мог только отец, о разговоре с которым решительный и резкий во всем прочем юноша думал с некоторым опасением. Тем не менее где-то внутри него теплилась слабая надежда.
Сбыться ей было не суждено. Шоуцзю собирался с духом почти неделю, но едва он заикнулся о том, чтобы отправиться на испытания в резиденцию Хань Ин, как отец уже не желал ничего слушать. Шоуцзю узнал о себе много интересного: что он позор отца, непочтительный сын, нарушающий заветы предков и традиции общества, неблагодарный щенок, не желающий выполнять свое предназначение и нести дело семьи Си…
На слове «предназначение» юноша все-таки не выдержал:
– Фуцинь, разве ты небожитель, чтобы определять чужую судьбу? Почему ты не желаешь взглянуть на меня, твоего настоящего сына, почему видишь перед собой лишь созданный воображением идеал?! Я не считаю дело твоих предков никчемным или скучным, оно просто не мое! Поддержи меня хотя бы раз, я не прошу о многом!
– Чтобы ты спутался с этими подлецами и запятнал честь нашей семьи?! – господин Си схватился за сердце. – Никуда ты не пойдешь!
Он вызвал помощников, и те, протащив брыкавшегося Шоуцзю по коридору, заперли того в его же комнате. Под дверью отец поставил пару крепких слуг из числа тех, что охраняли двор и лавку по ночам, не поскупившись приплатить им за дополнительную работу.