– Твой наставник умер?
– Я даже не знаю. По нам стреляли… Возможно, что он погиб…
– По вам стреляли? – насторожился пастор и, прижав нос к решеточке, внимательно всмотрелся в собеседника. – Тебя ищет полиция?
– Не только полиция, святой отец, – признался Мефодий. – Но и ФБР, а также…
– Послушай, сын мой, – не дал ему договорить пастор. – Как служитель Господа нашего Иисуса Христа прошу тебя немедленно сдаться. Я не знаю, каких бед ты натворил, но, сын мой, не умножай более скорбь и не делай того, о чем впоследствии горько пожалеешь. Сдайся властям, и пусть свершиться правосудие…
– Мне нельзя к властям, святой отец, – прервал его Мефодий и, собравшись с силами, выпалил: – Я – тот, кого с недавних пор называют рефлезианцами!
– Черт подери! – выругался пастор, отпрянув назад, а после, видимо, устыдясь своей невольной грубости, быстро осенил себя крестным знамением.
Мефодий внимательно наблюдал за пастором сквозь решетку. Вопреки ожиданиям, Хьюго не ринулся с криками прочь, он лишь приподнялся со скамьи и, приоткрыв занавеску исповедальни, осмотрелся по сторонам.
– Девушка в зале – она с тобой? – первым делом поинтересовался пастор после паузы. – Значит, рефлезианец, говоришь? Занятно, занятно… А чем докажешь?
Мефодий рассудил, что отступать уже поздно, и воздел под потолок исповедальни люциферрумовый клинок.
Святой отец не испугался и этого. Более того – на лице его появилось выражение крайней озабоченности.
– Вот дьявол! – напрочь забыв о приличиях, раздраженно бросил он. – Вы ведь те самые, кого не поймали позавчера возле ООН, так?.. Ладно, разрешите представиться: агент Хьюго, в вашем распоряжении.
– Неплохая конспирация, – заметил Мефодий. – Пастор-агент – ни за что бы не догадался.
– Однако догадался же, – возразил Хьюго и спохватился: – Ну ладно, чего это я… Пойдемте отсюда.
Мефодий поманил рукой Кимберли, и они последовали за пастором куда-то за алтарь, по узкому коридору, в глубь церкви, пока не очутились в тесной и неприбранной ризнице. Хьюго усадил их на заправленную пледом кровать и предложил перекусить. Пробегавшие всю первую половину дня без передышки Исполнители не отказались.
– Вы как хотите, а мне надо выпить, – сказал Хьюго, снимая ризу и оставаясь в черной пасторской рубашке с белым воротничком. – Столько за эти дни случилось, все крепился-крепился, а тут вдруг еще вы… Потому надо, а не то рехнусь…
Пастор открыл ящик комода и извлек на свет божий палку копченой колбасы, хлеб, сыр и початую бутылку «Столичной», которую хранил рядом с церковными книгами и прочей утварью с молчаливого попустительства Бога и собственной благочестивой совести. Исполнителям был предложен обычный чай.
Зеленый чай дядюшки Вонга и впрямь оказался на редкость приятен, и Мефодий даже пожалел о том, что Кимберли не послушалась старого китайца и не приобрела у него пять пачек со скидкой.
– Ужас что творится, скажу я вам, ужас! – произнес пастор, после чего выпил и даже не поморщился – признак солидного стажа в общении с крепкими напитками. Однако, как подметил Мефодий, несмотря на преклонные годы пастора, руки его держали стакан крепко и не тряслись. – Вчера звоню куратору, а там чей-то голос спрашивает: кто это? Я чуть не поперхнулся – да я со времен первых телефонов ни разу не представлялся, всегда по голосу узнавали! Ну я трубку сразу и бросил, а через час эти пожаловали… такие деловые…
– Люди в серых плащах? – уточнил Мефодий.
– Да, в плащах, серых… мерзавцы… И сразу в лоб – вы звонили по такому-то номеру во столько-то и столько-то? Я говорю: Господь с вами, сердечные, конечно, нет! Забежал, дескать, тут недавно один взбалмошный, «Скорую помощь» ему надо было срочно вызвать, а сам не вызвал, трубку бросил и снова убежал…
– Поверили?
– Ну, раз сейчас здесь сижу, значит, поверили.
– А телефоны связных? – спросила Ким. – Вы по ним не звонили?
– Нет, – ответил агент. – Я теперь боюсь.
– Дайте нам их, – повелела Ким. – Нам надо связаться со своими и прояснить ситуацию.
– Только умоляю, не отсюда! – сказал Хьюго. – А то вдруг те типы опять вернутся…
– Разумеется, не отсюда, – утешила его Ким и поинтересовалась: – Кто был вашим связным?
– Я называл его Энтони.
– Кто кураторы, помимо Малкольма?
– Джонатан и Бегущий Бизон.
– Что, прямо так его и зовут?
– Он из племени шайенов. Настоящий коренной американец, если понимаете, о чем я…
Исполнители решили пересидеть у пастора до темноты, благо тот не возражал. Хьюго позвал служку и распорядился беспокоить себя только в крайнем случае, так как у него в гостях весьма важные жертвователи в фонд реставрации церкви Святого Бенедикта. Мальчуган недоверчивым взглядом окинул помятых «меценатов», но ничего не сказал, лишь бросил «как скажете, святой отец» и скрылся с глаз.
От двух хороших порций «Столичной» Хьюго расслабился и разговорился – видимо, священнику требовалось излить кому-то душу, а о настоящей своей биографии потолковать ему было не с кем.
Хьюго был всего на столетие младше Нью-Йорка и помнил его с младых ногтей: не столь огромным, более грубым в манерах и менее опрятным. Однако, как признался пастор, все-таки в характере города мало что изменилось – та же борьба за существование в «каменных джунглях», где сильные поедали слабых и готовы были на все за место под солнцем.
Сам Хьюго Ван Оуэн родился в семье голландских эмигрантов, в молодости побывал членом множества банд, но по каким-то причинам решил покаяться и выбрал стезю священника. В агента же он был обращен не за экстраординарные способности, а за то, что однажды ни с того ни с сего получил откровение свыше и начал упорно проповедовать своей пастве о живущих среди людей ангелах и архангелах; о том, что Господь давно уже умер, поскольку перестал даровать миру истинных своих пророков; о том, что вместо него правит сейчас его ставленник – архангел Иаков и именно под его руководством ангелы сдерживают рвущиеся на Землю с неба сатанинские орды…
Такие крамольные речи не могли остаться незамеченными как руководящими чинами церкви, так и лагерем «архангела Иакова», сиречь смотрителя Джейкоба. Для первых святой отец впал в ересь, для вторых же все объяснялось прозаически – утечка запретной информации через мозговые кодировки.
Для Исполнителя Хьюго был уже слишком стар и имел слабое сердце, а вот обратить его в агенты, что называется, сам бог велел. Пастор оказался перед выбором – дождаться отлучения от церкви или стать человеком «архангела Иакова».
На удивление многих, в том числе и своего нового начальства, Хьюго выбрал именно «или». Человек, приобщенный к Истине и осознавший, что все его прошлые догадки оказались правдой, публично отрекся от них, признал все это ересью и покаялся перед паствой и братьями по вере, после чего, разумеется, был прощен и после непродолжительного испытательного срока восстановлен на прежнем месте.
– Все, во что я верил, рухнуло в один момент, – откровенничал захмелевший Хьюго. – Я знаю, как это больно, ребята, очень больно… Но тогда я подумал: а ведь и в меня верило столько людей, а я своим поведением оскорбил их до глубины души. И я вернулся! Пусть я дерьмовый служитель своему прежнему Господу, уж коли знаю, кто он такой на самом деле, но я утешаю людей, которым не дано знать Истины. Утешаю и в какой-то мере помогаю, а это, поверьте, немало… И пусть Рая нет, но Ад существует на самом деле, и вы не можете с этим не согласиться! Позавчера он сошел на Землю в овечьей шкуре, но скоро скинет ее, и тогда!..
Робкий стук в дверь и просунувшееся вслед за этим внутрь конопатое лицо служки не дали пастору довершить грозное пророчество.
– Чего тебе? – недовольно обернулся Хьюго к мальчишке.
– Извините, святой отец, вас там спрашивают, – затараторил служка. – Говорят, по очень важному делу…
– При смерти, что ли, кто, исповедаться желает? – поинтересовался пастор, нехотя поднимаясь со стула.
– Не знаю, зачем они пришли, святой отец, – пожал плечами мальчишка. – Они ждут вас около исповедальни и хотят срочно поговорить.
У Мефодия вдруг на душе заскребли кошки, причем не одна, а целый львиный прайд. Новобранец уже ознакомился с особенностями исполнительского организма и потому знал: просто так его сверхчувствительная интуиция пугать не будет. Кимберли не сводила с Мефодия многозначительного взгляда, давая понять, что в настоящий момент их чувства взаимны.
– Одну минуту, святой отец! – остановила Ким двинувшегося было к двери пастора. – Это не друзья. Не знаю, зачем эти люди или нелюди пожаловали, но встречаться с ними опасно.
– Как же быть? – растерялся Хьюго. – Если я не выйду, они сразу поймут, что дело нечисто…
– Мы вас прикроем, – успокоила его Ким. – Я гляжу, тут у вас кое-какие вещички по углам раскиданы? Одолжите-ка мне вон то покрывало…
Трое пришедших по душу пастора посетителей отирались возле исповедальни и с опаской озирались по сторонам, словно пытались обнаружить за собой слежку. Кроме них, под сводами молельного зала находилась пожилая пара да подошедший недавно помощник пастора – молодой подслеповатый дьякон в будничной ризе и больших очках-линзах на носу. Дьякон вел под руку к пресвитерию скрюченную старушку, с головой укутанную в теплый плед. Из-под пледа у бабки торчал только нос, а саму ее бил такой колотун, что, казалось, дьякон дрожит вместе с ней.
Старичок-пастор переплел пальцы на животе и неспешной походкой приблизился к ожидающим его людям. Двое из них были рослыми крепышами в спортивных куртках, а третий – на голову ниже их, узколобый, с выступающими надбровными дугами, похожий на первобытного человека субъект – держался особняком и не сводил взора с парадного входа церкви.
– Добрый вечер! Чем могу служить? – поинтересовался пастор, стараясь не подходить слишком близко к посетителям, дабы не смущать тех легким, компрометирующим божьего слугу перегаром.
– Здравствуйте, святой отец, – заговорил один из громил. – Мы по поводу вашего вчерашнего звонка…