— Похоже, в вас столько гнева, дон… — зловеще прохрипел волонтер, нехотя убирая в чехол нож, — что… что хватит спалить в пепел форт Росс… и тебя, приятель.
Сыч благоразумно прикусил язык. Луис, крутнувшись на каблуках, подошел вплотную к прислонившемуся к дереву трактирщику.
— Кстати, старик, — голос капитана стал тверже, тон ниже, — не забывай и о нашем договоре… Если мы здесь не найдем ЕГО, — де Аргуэлло окинул взором молчаливые горы, — ты понял, о ком я говорю, папаша?.. — Старик испуганно кивнул головой. — То эти места станут твоей могилой.
— Да здесь и так ни черта нет, дон! Только зря ночь проторчали на этих полях! — послышались раздраженные голоса драгун.
— Плохо ищете! — вспыхнул Муньос, губы его плясали от страха.
— Легче, легче, папаша, — Луис сдавил горло возницы и несколько мгновений смотрел ему прямо в глаза. — Ты чуешь шкурой? У моих людей возникают недовольства… Ну, а когда есть проблемы, сам понимаешь, хочется от них избавиться. Короче, так: ты сейчас возьмешь лошадь и поедешь в ущелье за этой парочкой…
— Откуда вы знаете, что они… — просипел Антонио, обжигаясь от взгляда драгуна.
— Знаю! — капитан улыбнулся одним краем губ. — И ты сделаешь это живым духом, туда и обратно… мы будем вас поджидать в Санта-Инез… И только пискни против — в твоем сале засядет столько свинца, что им можно будет затопить шлюпку. Ну, да что тебя учить? Ты сам догадываешься, как умеет щекотать ножом дель Оро…
— Хорошо, ваша светлость, я поеду туда, но при одном условии… — Антонио нервно хохотнул; в смехе его звучал звон брошенных на пол монет.
В горло Муньоса уперся нож полукровки.
— Куда ехать?.. — Початок слабо охнул, нервы его не выдержали, точно лопнули перетянутые струны. И он почувствовал, как в штанах стремительно потеплело и резко пахнуло мочой.
— Сегодня же поедешь! — прорычал метис.
— У меня один вопрос, — Антонио жалобно хлопнул глазами, — можно, я поеду сейчас… Только вот боюсь, дон, что мне не найти их. — Старик хватался за последнюю соломинку. — Я не знаю эти места…
— Брось скулить. Вот и узнаешь. Учитель умирает в ученике. — Капитан шлепнул ладонью по потной щеке и подытожил: — А ты всегда был из способных, Антонио.
— Только когда увидишь ядовитый плющ или кактус, — сквозь зловещий хохот вставил дель Оро, — не подотри ими задницу, пузан!
Под гогот драгун Антонио зашаркал к лошадям. Он шел, поникнув плечами, подавшись вперед, будто получил жестокий удар ниже пояса. Он чувствовал их глумливые взгляды на затылке и спине, но с каждым шагом повторял одно: «Будь спокойна, дочка, отец на твоей стороне!»
Часть 2. Меч Вакеро
Глава 1
Тереза что было силы натянула вожжи, осадив коней на полном скаку. Они встали, поводя боками, запаленно хватая воздух. Их горячечное дыхание вырывалось из ощеренных пастей молочными клубами, падало на взмокшие холки в морозном вечере. Близость высокогорья давала о себе знать.
Девушка разжала онемевшие пальцы, шмыгнула носом, огляделась. Слева, на востоке, параллельно тропе, по которой она приехала, горизонт был закован хребтами Сан-Рафел; на западе, сколько брал глаз, тянулась черно-зеленая щетина лесов, ныряющих в океан; а впереди чернела дымящаяся пасть ущелья.
На землю навалилась странная немота, как перед бурей: ни гомона птиц, ни шума листвы.
— Диего-о-о-о! — крик Терезы вновь вырвался одинокой птицей из клетки: — Диего-о-о-о!
«О!.. о!.. о!.. о!.. о!..» — пугающе ухали горы, стонали и замолкали в потревоженной эхом вечности.
Она соскочила на траву, медленно обошла четверку лошадей, надеясь на отклик, на то, что углядит хоть какие-нибудь следы, но их не было и в помине. Буря с песком сделали свое дело: от скачки и напряжения легкие ее горели огнем, в голове у затылка заныла, запульсировала боль, но это даже где-то радовало девушку, так как боль помогала не опустить вконец руки и не потерять сознание от страха. В какой-то момент паника оглушила Терезу, сдавила хомутом шею, дав почувствовать, что у нее не хватит сил войти в каменный зев ущелья. Сердце стучало где-то у горла. Рубаха липла от пота, голова чесалась: песок позабился в волосы и плотной коркой осел у корней; но она заставила себя шаг за шагом идти вперед, не обращая внимания на сии неудобства, понимая: обратной дороги нет!
День медленно угасал: небо из светлой бирюзы превращалось в тусклый янтарь; и мексиканка торопилась, зная, что ночь вырвет из ее рук последний шанс.
Она прошла уже футов сто пятьдесят мимо мрачных, обглоданных ветром камней, мимо огромных, торчащих из песка ребер какого-то неведомого зверя, на которые ей было даже жутко смотреть, когда ее слух ранил слабый стон. Сердце заколотилось сильнее, но тут же она подумала с жаром отрезвления: «Не торопись!»
Черное крыло тени каньона нависло над Терезой, когда она увидела его.
Распростертое тело лежало рядом с холмом из придорожных камней, который своими очертаниями напоминал склеп. Чуть поодаль она успела разглядеть стреноженных лошадей, остальное… застлал туман слез. Они жгли глаза, катились по щекам обессилевшей девушки.
Сбросив мешавшие ей сандалии, она, босая, кинулась к любимому.
— Ты жив?! — только и смогла вскрикнуть Тереза, чувствуя, как темнеет в глазах, как подкашиваются ноги… Она рыдала, прижавшись к его окровавленной груди, в бессознательной лихорадке гладя пальцами дорогое лицо, будто не веря; точно слепая, коя спешно жаждет убедиться в спасении возлюбленного… — Как ты?
Он не сказал ни слова, лишь дрогнули пересохшие губы. Рана оказалась куда опасней, чем ему представлялось.
Тереза бросилась к империалу, вытащила из-под откидной сидушки обшитую кожей круглую флягу на широком ремне; спотыкаясь, вернулась назад и, бережно приподняв голову майора, стала его поить.
Дон пил жадно, судорожно дергая кадыком, захлебываясь. Затем, откинув голову, проронил:
— Ничего. Пока поживу. Счастлив, что дождался тебя и вижу… — затем отдышался и, скосив глаза на бугор, горько выдавил: — Мигеля убили… Он здесь… Я похоронил его.
Она вздрогнула, покосившись на холм, сердце сжалось. Ей вспомнилось открытое лицо влюбленного юноши, вспомнилось хмурое утро, букет полевых цветов, робко положенных на ее колени, подаренный талисман…
Боль и отчаяние не вмещались в Терезу. Осторожно она опустила голову раненого, стараясь оградить его от страданий, но Диего всё равно скривился, сцепив зубы; и она, утирая слезы, проклинала себя за неловкость. В ответ он сжал ее локоть слабой рукой и, прерывисто дыша, молвил:
— Будет, Терези, на войне как на войне. Мы всё равно победим этих дьяволов… Мигель погиб настоящим солдатом, как должно мужчине. — Он через силу улыбнулся и серьезно сказал: — Любимая, наверное, я скоро…
— Нет! — она едва не закричала на него. — Перестань нести чепуху! Ты что, всегда так шутишь? Вы слишком славно выглядите для умирающего, сеньор.
Она пыталась шутить, пыталась хоть как-то взбодрить его, но понимала, что получалось фальшиво. Понимал это и Диего, но был благодарен и топорщил усы в натянутой улыбке.
— И всё же, Тереза, если что… — он оборвал ее,—королевский пакет, он здесь, на груди, — сожжешь… В моем сундуке, ты знаешь, — деньги… там хватит вашей семье, чтобы купить большой дом в Мехико и боле не думать о нищете…
— А ты? — черная прядь прыгала в дергающихся плачущих губах.
— Если станет совсем… застрелишь. Обратный путь не легче, а от живого трупа — одна обуза.
— Замолчи, или я… — девушка сжала кулаки, в глазах блестели теперь слезы гнева.
— Ну, вот видишь, — майор как мог подмигнул ей и пришпорил улыбку, — у тебя довольно характера, чтоб нажать на курок и облегчить мою участь. Да, похоже, затеяв эту игру, я… проиграл… Черт! Где мой пистолет? — он шеркнул рукой по земле. — Почему я никогда не могу найти то, что мне надо?
— Потому, что за вами некому ухаживать, мой господин, — она подала ему лежащий в стороне трехствольник и положила руку на давно просившую бритвы щеку.—Ты не умрешь. — Это был приказ.
Диего согласно дрогнул веками:
— Тем более, что я всегда загадывал умереть в родной Андалузии в объятиях такой сеньориты, как ты. Глянь-ка, кровь перестала течь?
Тереза осмотрела рану и удовлетворенно кивнула:
— Считайте, что вы родились в рубашке, сеньор! Ну что, я подгоню экипаж?
Де Уэльва удержал ее за подол:
— Посиди еще рядом, успеется.
Она не противилась, но и времени не теряла: не раздумывая, отхватила ножом длинный кусок от юбки, ставшей выше колен; осторожно перевязала раненому руку, а оставшийся лоскут намочила водой из фляги. Стараясь не дышать, она омыла ему лицо, выжимая материю так, чтобы капли влаги попадали на шею и грудь.
— Странно…
— Что странно? — переспросила Тереза.
— Признаться, я никогда не видел прежде, чтобы женщина так обхаживала мужчину.
— Значит, такие были у тебя женщины, — фыркнула Тереза. — А мне так нравится.
— А я мечтал об этом.
— Я тоже, — смущенно добавила она, промокнув его лоб.
Вокруг было тихо и безлюдно, как при сотворении мира. Де Уэльва, держа ее искусанные москитами руки, глядя на густые волосы, что проволочными кольцами ниспадали на уши и серую от пыли шею, задумчиво сказал:
— С того времени, как Господь создал нас, мы дерзаем создать Его по образу и подобию своему. Пытаемся заглянуть в глаза Бога, не ведая, что это око Бездны.
— К чему ты это? — голубая жилка явственно проступила на виске девушки. Чуть выше переносицы, между бровями восклицательным знаком сбежались тоненькие, словно трещинки на разбитом стекле, морщинки.
— Подожди, — задумчиво ответил он. — Веришь, сегодня… когда я бросил последний камень на могилу Мигеля… мне показалось, я заглянул в это… око.
— И что?..
— Мне показалось, Творцу не до нас. Мы слишком далеко забрались, Тереза. Он потерял нас из виду. — Они помолчали, прислушиваясь к голосу тишины, прежде чем майор заметил: — Похоже, кошка решила поиграть с мышью. Есть тут у меня в ваших краях друг по имени Монтуа. Только не протянуть бы раньше времени ноги — гостинец хочу послать ему. — Де Уэльва загадочно улыбнулся и, предупреждая встречный вопрос, заключил: — Ну да Бог с ним, это мои счета.