— Как видишь, ничего, — госпожа потянулась всем телом и подошла к тазу с горячей водой.
Но служанка продолжала выжидательно смотреть на нее, не скрывая своего удивления. Однако Аманда не собиралась потворствовать ее любопытству и резко сказала:
— Где полотенце, щетка? Шевелись же!
Но тут же осеклась, узрев свое отображение в воде. Тяжелые серьги, которые она примерила ночью, плавно покачивались в ушах и непривычно больно оттягивали мочки. Теперь на лице леди застыло замкнутое выражение. Тем не менее она спокойно подошла к стулу, взглянула на часы, приколотые к корсажу голубого платья, и заметила:
— У тебя осталось ровно полчаса, дорогая, чтобы закончить мой утренний туалет.
Утро снимает ночную хмурь. И Аманда, понимая, что жизнь на пережитом не оканчивается, с готовностью подставила свои золотистые пряди под частый гребень хлопотавшей рядом прислуги.
Когда с заботами было покончено и последние штрихи были наведены, она на минуту задержалась у зеркала и, оставшись довольной собой, тепло кивнула своему отражению. Золотой браслет на руке и серьги в ушах сверкали глубокой зеленью изумрудов, споря в своем блеске со звездами и глазами леди Филлмор.
И правда, сегодня она чувствовала себя совершенно счастливой. Всё последнее время Аманда была удручена думами о превратностях судьбы, сегодня же ей хотелось мечтать, смеяться и радоваться жизни. На душе будто солнце выглянуло после долгих пасмурных дней. Ей казалось, что счастье где-то очень-очень близко от нее и вот-вот согреет своим теплом. «Благодарю тебя, Создатель мой!» — мысленно обратилась она к небу, а вслух произнесла:
— Милая, мне кажется, тебе стоит обновить гардероб. Ведь ты хочешь нравиться ему, признайся?
— Я не знаю… кого вы имеете в виду, — неловко откликнулась Линда и суетливо переставила с места на место спиртовку.
— Нет, знаешь! — весело настояла леди. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду судового фельдшера. Как его?.. Ах да, Кукушкин… Так?
Линда неуверенно тряхнула кудряшками. Лицо пылало от смущения. Чувство неловкости еще пуще усиливала уверенность, что втайне сия композиция лишь забавляла леди; боялась она еще и того, что та каким-то образом прознала о ее мыслях надеть на свидание платье из господского гардероба.
— Ты долго еще будешь теребить пальцами юбку, Линда, — это ужасно дурные манеры. Смотри в глаза, когда говоришь с кем-либо, и прошу, не лги!
— Извините меня, — лицо служанки превратилось в единую пылающую веснушку, но голос прозвучал язвительно, дерзко. Точно таким тоном она пыталась сказать: «Простите, леди, но и вы далеко не святая».
Аманда лишь покачала головой и, подходя к двери, уже более мягко повторила:
— Можешь взять мое голубое платье. Только смотри, голову не теряй.
Прежде чем подняться на шканцы, где обычно проводились различные церемонии или экзекуции, Аманда столкнулась с Захаровым.
Он приветливо улыбнулся ей, кратко коснувшись губами протянутой руки.
— Простите, мисс Стоун, но у меня к вам два слова.
Они неторопливо прошли по палубе на ют75, остановившись у гакаборта76. Дмитрий Данилович озабоченно поморщил лоб и, щурясь на солнце, начал:
— Я вам бесконечно признателен, мисс. Ежли б не ваша решительность в момент дуэли…
— Оставьте, это так естественно, — Аманда понимающе кивнула головой. Однако румянец теплой волной разлился по ее лицу, и она поблагодарила старшего офицера взглядом.
— Нет-нет, — он поспешил продолжить. — Мне нечего лукавить. Я дожил до счастья говорить только правду. И посему, — Захаров понизил голос и проникновенно за-глянул в голубые глаза. — В других обстоятельствах мое желание, мисс…
— А в этих?
Аманда смотрела на опытного офицера-моряка с открытым, почти болезненным интересом, смотрела удивленно и неспокойно на его серьезное сосредоточенное лицо: на строгие, чисто выбритые щеки, упрямо выдвинутый подбородок, смотрела в уставшие глаза с затаившейся в самой глубине острой болью, вспоминала отца и думала, что не может быть светло и спокойно на душе человека с таким измученным взором.
— Простите, но вы безумно хороши… И это… — он на миг замялся, а потом резко закончил: — И это беда.
— Беда? — непонимающе пробормотала Аманда.
— Ох ты, Господи, не знаю как и начать… Женщина на корабле, да еще такая, как вы… — Он плотно сжал губы, глядя на эту цветущую красоту, ослепительную, волнующую и желанную; вновь сокрушенно покачал головой и продолжил: — У известного вам, мисс, господина Гергалова репутация… м-м… как бы это лучше выразиться… весьма влюбчивого молодого человека.
— Разве инцидент не исчерпан?! — Аманда раздраженно подняла брови.
— Голубушка, простите, что я так фамильярно называю вас, но то… от сердечной теплоты. — Дмитрий Данилович нервно пробежался пальцами по пуговицам мундира.—Мисс Стоун, считайте… это своего рода предостережением. Конечно, дело улажено, и слава Богу! Господа примирились, но знаете… океан… — он аккуратно поправил задранную ветром пелерину дорожного плаща Джессики с отороченным мехом капюшоном и повторил: — Считайте предостережением.
— Но, господин Захаров! Я не думаю, что нуждаюсь в подобного рода предостережениях.
— Он очень красив и порывист, мисс. Ведь так? У него есть обаяние и волшебный голос. Только уж больно собой занят. Посему, голубушка, не истолкуйте мои слова превратно. И еще одно: я люблю его как сына, но поверьте моей седине, не принимайте всерьез все то, что способен вам наговорить Александр.
— Перестаньте меня пугать. Он не сделает этого… Он же не сумасшедший…
— Да, не сумасшедший, но он одержим вами, а сие еще хуже.
Аманде стало не по себе, каким высоким и чужим голосом она ответила Захарову:
— Весьма любезно с вашей стороны проявлять такую заботу о моем благополучии, но…
— Безусловно, меня и капитана заботит ваше благополучие, — напряженно перебил Дмитрий Данилович. — Вы взяты на борт русского корабля, и поэтому ваше благополучие представляется нам чрезвычайно важным. Знаете, давайте начистоту, если мы уважаем друг друга, — голос его стал еще тише. — На корабле последнее время про-исходят странные вещи — вы не заметили?
Англичанка молчала и как будто ждала чего-то с натянутой нерешительностью. Игра изумрудов отражалась колкими искорками в зрачках помрачневшего Захарова. Ей вдруг отчетливо припомнился случай с Линдой, когда в ее трясущихся руках она увидела свой пистолет; подозрительный скрип шагов у дверей ее каюты, черные паруса пиратского брига и многое другое, что стиралось наступающим днем…
— Да, — тихо согласилась она. — Не скажу, что полна страхов, но на ум мне приходят порой странные вещи, в которых я не смею признаться даже себе.
— То-то и оно, мисс. Будем благоразумны. Храни нас Боже хотя бы ради тех, кто нам дорог.
Учтивым поклоном головы он дал понять, что разговор окончен, но прежде чем раскланяться, добавил:
— Еще раз простите. Я человек прямолинейный, морской, мне не хватает утонченности манер, которая, по всему, хорошо знакома вам. Но верьте: я лишь хотел дать вам дружеский совет.
Глава 8
После разговора с Захаровым Аманда еще долго стояла неподвижно. Предостережения старшего офицера будто приоткрыли какую-то завесу, и она увидела и услышала такое, что заставило содрогнуться. Значит, права, тысячу раз права была Линда, говоря о своих ощущениях, о своих предчувствиях… Значит, прав был вестовой капитана и русский священник, осеняя медным крестом ее и другие каюты… И странное чувство овладело ею, до сих пор незнакомое, а быть может, просто дремавшее где-то в глубине. Ей показалось, что теперь она готова была верить во всё и во вся. Кутаясь в серебристый бархат накидки, леди Филлмор попыталась выбросить из головы худые мысли, уверяя себя в том, что преувеличивает опасность в охватившем ее порыве. Но странное дело! Она не могла откреститься от запавшей в душу тревоги. Точно уже сейчас темные силы пытались надсмеяться над ней, по-вампирьи высосать кровь… Сама не зная почему, она вдруг украдкой посмотрела на браслет и вздрогнула. Ей почудилось, что темные изумруды на миг вспыхнули волчьим огнем, заглянув в очи.
Аманда поёжилась, ощутив всю глубину своего одиночества, боль и муку за отца, до которого нет никому дела… «Пожалуй, мне просто жаль себя…» — подумала она, пытаясь освободиться от запутанных чувств.
В это ясное утро океан заштилил. Он был мягок и ласков, бирюзово-голубой в своей мирной серебристой зыби. Волны столь нежно лизали бока фрегата, что, казалось, океан проникся уважением к измученным «аргонавтам» и пытался загладить свой норов. Небо радовало глаз прозрачностью и безоблачностью. От него веяло чистотой и простором, которые невольно притягивали к себе.
Леди вздохнула полной грудью и улыбнулась теплому солнцу. «Всё будет хорошо! Все устроится», — ободряюще заключила она и подумала, глядя на торжество простора и света, что, пожалуй, только одно место в мире могло бы сравниться с таким величием. Конечно, это Рим — город вечной красоты, где нельзя скучать, где нельзя не восторгаться. Где каждый камень поет гимн небесам; где высится гранитный массив башни Святого Ангела, призрачный купол Святого Петра, окутанный нежно-золотистой дымкой; где душу успокаивает умиротворяющий вид желтой ленты древнего Тибра, расцвеченной по берегам лодками рыбаков и яркими юбками прачек.
Меж тем на шканцах весело залились «соловьи». Это вахтенный, после пробы капитаном и старшим офицером матросских харчей, отдал приказ свистать к водке.
Пара матросов во главе с баталером77 вынесли ендову с ромом. Пахучий и долгожданный, он призывно щекотал ноздри оживившихся, что пчелы, матросов. Быстро расстилалась по такому случаю парусина, сыпались шутки, потирались руки. У грота