«Северный Орел», его фрегат, гордо покачивался на легкой волне, хлопал белизною парусов и гюйсов, упрямо прокладывая путь на юго-восток. Несмотря на то, что за время плавания «Орел» изрядно потрепало, всё на нем имело необычайно образцовый вид, сияя чистотой, какая живет только на военных кораблях.
Палуба сверкала, что зеркало. Дверные ручки, крючки и задвижки, медные шляпки гвоздей блестели под закатными лучами солнца. И даже цепи, которые держали открытыми люки пушечных портов, были надраены и горели до боли в глазах.
Но сейчас Андрей Сергеевич не любовался этим. Поправив узел галстука, давивший горло, он стал спускаться.
Время было выяснить всё, что знала мисс Стоун.
Свечи горели мягко и нежно, и они сидели за столом друг против друга, точно у высвеченного островка.
— Простите, Джессика. Утром я говорил в запале… но у необходимости свои законы. И они заставляют меня так поступать. Расскажите мне всё: по порядку, не упуская мелочей.
— Так что же, — Аманда раздраженно сложила веер и отвернулась. — У меня нет даже выбора?
— Отчего? Есть: либо поступить как я сказал, либо… —он натянуто улыбнулся, — поступить как я сказал. Ситуация критическая, мисс. Вы прекрасно знаете, что случилось… И не забывайте: я пренебрег законом и бытующим мнением моряков, взяв вас на корабль.
— Вы так говорите, точно вас ненавидят из-за меня…
— Во всяком случае все были бы рады, если бы я ссадил вас в первом же порту… Кстати, сегодня в нашей беседе я не капитан, а просто Андрей.
— Andre… — она вдруг накрыла своей нежной ладонью его руку, точно воспользовавшись полученным предложением, и пристально посмотрела в глаза. — Разве вас надо учить? Каждая дама имеет право на тайну…
— Да, но не в такой ситуации, мисс.
— Не знаю.
— Я тоже. Но одно знаю как «Отче наш»: свет прольется на это дело вместе со слезами того, кто виновен.
— Зачем вы пугаете меня? Я подозреваема?
— Пока нет.
— Но вы не верите мне, Andre! Это ужасно!
— Джессика! — он задержал ее руку. — Слепое доверие — залежалый товар. И многие поплатились, забывая эту простую истину. В жизни нет ничего дороже времени, и красть чужие минуты, — капитан крепче сжал ее ладонь и с осуждением заглянул в глаза, — тяжкий грех. Смотрите сами: я обнаруживаю у вас вещи моей матери, следом проливается кровь невинного ребенка… пропадает шкипер и шлюпка!.. — Преображенский разжал кулак, желваки сыграли под кожей, и, забывая обычный почтительный тон, он гневно бросил: — И вообще, мисс, уясните: фрегат — это мой дом. Я здесь хозяин. И не хватало еще, чтобы я вынужден был клянчить и умолять кого-то!
Аманда похолодела. Нет, она не смеет открыться. Нет никаких гарантий, как он воспримет истину. «Это будет крах! Ему совершенно незачем знать, кто я и с какой целью…»
Их глаза встретились. Молчание не только не разрядило обстановку, напротив, усугубило напряжение до предела, казалось: еще миг — и грянет взрыв. Аманда прочла в его глазах одно желание — ведать истину. По опыту леди Филлмор знала: люди, подобные капитану, так уж устроены: им хочется, просто необходимо, чтобы всё вокруг подчинялось их воле. Но его взгляд вызвал в ней ответное, и не менее жгучее стремление — не сдаваться, ни за что не уступить.
Она продолжала сидеть за столом не шевелясь. Как и в прошлый раз, ей следовало выкрутиться. В голове звучал сигнал опасности. Если она допустит оплошность — ей не подняться…
— Andre, иногда правда ломает жизнь, — парировала она голосом, в котором звучало: «Боже, как мне надоели ваши дотошные вопросы!»
— А я не хочу сего знать! Между нами ложь. И не спрашивайте, как я это узнал. Я просто чувствую это кожей! Джессика, — он на полтона снизил голос, — я устал, безумно устал от догадок. Вы недоговариваете мне. Вы что-то знаете. Откуда? Вы обязаны мне сказать!
— Вот я и говорю: серьги и браслет мне принес юнга.
— Во сколько?
— Так же под вечер… Не помню. Я была со служанкой… Можно спросить у нее.
— Не беспокойтесь, ее допросят. Юнга что-то сказал вам?
— Да, — она утвердительно кивнула. — Он передал мне сверток, в котором лежали эти украшения… Сказал, что это подарок… и что ему не велено говорить, от кого. — Аманда наморщила лоб, делая вид, что пытается вспомнить что-то еще: — Нет, к сожалению боле ничего. Ах да, потом он оделся и быстро ушел.
Андрей молчал, не сводя с нее глаз: «Даже если девяносто из ста сказанного ею правда, остается еще десять, кои она скрывает…»
— Позвольте узнать, почему вы так бесцеремонно смотрите на меня? — с достоинством сказала пассажирка, а сама сжалась, ожидая нового выпада. Она сидела, выпрямив спину и сдвинув колени. Лицо было бесстрастным, но всё в ней восставало против унизительного допроса.
— А как вы прикажете смотреть? Я вас знаю не первый день. — Капитан минуту молчал. — Вас действительно, мисс, зовут Джессика Стоун?
— А вас это смущает? — она нервно моргнула, чувствуя, как закипает от гнева и страха одновременно.
Капитан, не меняясь в лице, усмехнулся:
— Откуда мне знать, мисс Стоун, а может быть, вы вообще разменная карта в чьей-то игре. Ну, скажем, Гелля Коллинза… — Вновь выдержал многозначительную паузу. — Справедливость — это не чудовище, коему всё равно, чью кровь пить. Наказан должен быть тот, кто виноват. Значит, вам надо попасть в Вермонт к больной матушке, так?
Леди посмотрела на него ледяным взглядом, мысленно уговаривая себя держаться в руках.
— Во-первых, такими вещами не шутят. А во-вторых, я уже вам все сказала, сэр.
— А я думаю, нет, — он провел ладонью по уставшему лицу.
— Возможно, но достаточно, чтобы испортить наши отношения раз и навсегда. Вы как-то говорили, капитан, что вы не жандарм, а вопросы задаете.
— Вот именно, мисс, здесь вопросы задаю я. Сколько вам лет?
— Простите, но это неприлично…
— В вашей ситуации приличнее было бы ответить и помнить наставление апостола: «…то, что знает жена, должен знать и муж…»
— Вы что, уже записали в свой послужной реестр меня как вашу жену?
— Конечно нет, но…
— Но это переходит всякие границы дозволенного, сэр!
— Быть может, но не границы безопасности. Так сколько вам?
— Двадцать семь, сэр. Вам показать свидетельства? —пролепетала она, надеясь, что рыться в баулах не придется. Ведь если он сейчас настоит — это будет конец.
— Успеется, — сказал Андрей, сдвигая черные брови. Некое время он испытующе взирал на нее из-под них, будто собираясь с духом. — Вот что я вам должен сказать, — наконец произнес он. — Я очень хочу вам верить, мисс Стоун. И не буду покуда вытягивать из вас, как вы оказались в Охотске, или, скажем, в корчме, почему именно в тот день, и многие другие «почему»… Драгоценности, кои вы отдали мне, мог везти только мой друг… князь Осоргин… Вы, случайно, не знали такого? — Он метнул взгляд на леди и иронично улыбнулся. Бедняжка сидела бледная, как полотно. Бежевые от природы веки казались еще темнее. — Впрочем, я обещал вас оставить в покое. Я действительно хочу верить вашим словам, Джессика.
У Аманды ровно камень свалился с души, хотя она еще не могла поверить, что вышла из переделки.
— Благодарю вас, капитан, — ответила она с подчеркнутой невозмутимостью. — Хотя, признаюсь, мне было трудно сдержаться… Да, я, возможно, сделала много глупостей в жизни, но вы должны мне верить, Andre… Я сказала вам всё… Больше я ничего не знаю. И еще: я хочу попросить вас об одном одолжении…
— Извольте, — лицо его стало мягче.
— Прошу вас, не пытайтесь впредь сделать из меня то, что всё равно не получится. Я очень сожалею, что доставила много хлопот и оказалась нежеланным попутчиком на вашем корабле, — она подняла глаза на Преображенского, не сознавая, что смотрит на него умоляющим взглядом.
— А откуда вам знать, что из вас может еще получиться? Не хотите мне предложить вина? — теплая улыбка согрела его лицо.
Аманда не могла заставить себя взглянуть на капитана. В его голосе звучало сочувствие, но она отказывалась в это поверить. «Он просто затаился и ждет, что я на чем-нибудь проболтаюсь».
— Я не против, — сказала она и вместо одного поставила два фужера на стол.
— Что же? За тех, кто в море, — Андрей Сергеевич задумчиво посмотрел в иллюминатор. — Стало быть — и за нас с вами.
Они подняли фужеры.
— Боже, как я устала…
— Сочувствую, — он стиснул хрусталь бокала и грустно улыбнулся.
— Иногда мне кажется, что я сойду с ума, Andre, и не выдержу эту бесконечность пути.
— Полноте. Дама, коя сумела остановить дуэль, сможет все. Да и земля уж не за горизонтом… Потерпите чуток.
Они еще выпили по глотку. Щеки Аманды порозовели. «Неизвестно, что подействовало на него — может, мой тон или испуганный вид… Впрочем, неважно, главное он ослабил хватку. И сделал это, к своей чести, по-джентльменски».
— Вы, пожалуй, чувствуете себя в этой каюте одинокой?
— Иногда случается. Линда у меня молчунья… Хотя ваши подчиненные скучать не дают…
— А теперь и я тоже, — он подкупающе усмехнулся. — Может быть, все же соблаговолите как-нибудь заглянуть ко мне? Места больше будет, да и приятно в своей каюте услышать чей-нибудь голос кроме собственного.
— Спасибо. Это интересно. Наверное, она должна мне понравиться…
— А капитан? — в глазах Андрея затлел боевой огонек.
— Каюта без капитана — не каюта, — подыграла пассажирка, все еще ощущая беспокойные удары сердца.
— Я что-то могу сделать для вас? — голос его звучал проникновенно, без фальши, отчего Аманда наконец-то ощутила спокойствие, но в ответ лишь отрицательно покачала головой. «Ах, если бы в его силах было повернуть стрелки времени вспять!»
Глава 21
В эту ночь Преображенский так и не смог уснуть: вопросы и поиск ответов на них, выстраивание логической цепи разношерстных фактов измочалили душу вконец. От ужина он отказался, испытывая полное отсутствие аппетита. Всё раздражало, злило и пугало.