— Что? — Луис резко открыл глаза, напряженно вглядываясь в монаха.
Доминиканец вновь приложил палец к его губам:
— Видишь ли, сын мой, в воздухе нынче разлито Зло. И смерть людей. И вой, несущийся по ночам с гор, — это только послание нам. — Старик осенил распятьем пространство вокруг себя и скорбно покачал седой головой. Глаза его вдруг загорелись гневом. — Я никогда еще не ощущал такой силы Зла, как теперь… Именно эта сила убила и гонца, и его…
— Прекрати! — Луис до боли в костях сжал витую рукоять своей сабли.
Лицо падре замкнулось. Какое-то время он смотрел на капитана своими запавшими скорбными глазами, потом тяжело поднялся.
— Я не хотел тебя расстроить, сын мой…
— Я и не расстроился.
— …но я хотел, чтобы ты знал правду!
— Ради Иисуса, перестаньте же, падре!
Монах отвернулся, огорченно вздохнул и направился на выход. Полы его ветхой ризы обвивали худые ноги.
— Стойте! — де Аргуэлло нагнал старика. — Что вы еще хотели сказать, отец?
— Прости, сын мой. Всё, что я хотел, — я уже получил. Ты действительно человек без узды. Да хранит тебя наш Спаситель.
Монах попытался обойти капитана, но тот, по-сыновьи взяв его за плечи, почтительно усадил на стул и тихо сказал:
— Умоляю. Вы тоже уверены, что я проиграю? Молчите? Значит, да? Неужели ОН всемогущ… Да кто же ОН?
Руки Луиса сорвались с плеч монаха и повисли как плети.
— ОН умен и тщеславен, чтобы быть на вторых ролях, — задумчиво молвил падре Фарфан. — Поэтому, однажды подумав, что сгниет в безызвестности, ОН продал душу Сатане… и расправил крылья. Nil admirari122 в этой жизни. Nil novi sub sole…123
— Вы что-то знаете? Откуда? — взволнованно прошептал капитан. Холод тайны забирался под его камзол.
— Я сказал тебе всё, — после глубокой паузы кашлянул Фарфан. — Всё, что было дано мне в откровении Божьем.
— Так где мне взять силу? Где?!
— В молитве и в Боге. Его проси. Он — наш небесный щит.
Луис поднялся с колен. Окна взирали на него чернотой своих глаз. И, часто дыша громким дыханием страха, он тихо спросил:
— Но за что… за что тогда убили отца Игнасио? Он столько сделал для Бога, для миссии…
— Когда ты на виду, то враги найдутся… У тебя они тоже есть. Берегись. Но помни, кто-то должен драться со Злом. Иначе… — монах надолго замолчал, губы его неслышно читали молитву, — иначе всё в этом мире бессмысленно. Понимаешь?
Луис подавленно качнул головой, а старик прижал его к своей впалой груди и прошептал:
— Я верую, сын мой, ты победишь. Gutta cavat lapidem124.
Глава 9
Симон Бернардино был доволен своим выбором. Рамон оправдывал надежды. По волчьей повадке краснокожих дель Оро был осмотрителен, точен и быстр. Там, где на десятки лиг в округе не было и капли воды, метис находил ее; там, где молчали лишь громады песка и камня и до ближайшей травы было не меньше двух или трех конных переездов, Сыч за полчаса отыскивал, чем накормить уставших лошадей. И главное, что особенно нравилось драгуну, в полукровке жила молчаливая готовность к бою, которую уважали даже индейцы. Раскосые глаза на широком лице то и дело обшаривали склоны ущелий, а свободная рука была готова в любое время взяться за оружие. А поскольку путь до Монтерея был неблизкий и не сулил благодати, то лучшего проводника, чем этот, желать не приходилось. Путники спешились и взяли под уздцы коней. Тропа круто уходила вниз. И они, обдирая ноги, с трудом удерживая артачившихся животных, около четверти часа спускались всё ниже и ниже. Ближе ко дну каньона уже совсем свечерело. Красный диск солнца, как раскаленный пиастр, упал в черный зев гор, и сумеречная фиолетовая мгла окутала далекие водопады.
Бернардино замедлил шаг, переводя дух. Весь день им виделся далеко внизу пенный каскад, шумевший с высокого перевала. И вот он был перед ними: могучий, стозвучный, дышащий свежестью. Прежде чем вывести лошадей из глубокого сумрака стен ущелья, дель Оро отправился тщательно изучить берег и, оставшись удовлетворенным, издал вой койота, оборвавшийся на пронзительно-тоскливой ноте.
Симон усмехнулся, потянув лошадей за повод. Он знал, как искусно краснокожие подражают голосам животных. И всё же с трудом верилось, что эти звуки рождались из человеческой глотки.
Внезапно из темноты, точно нож из чехла, вынырнул Сыч. Медное лицо его было напряжено, глаза блестели.
— Что там еще? — Симон взялся за оружие.
— На том берегу мерцают огни…
— Далеко?
— Si. Они не увидят нас, амиго. Можно идти и напоить лошадей. — Метис ловко перехватил брошенный повод своего жеребца…
— Стой, — ротмистр полез в подсумок и достал моток тонко, как бахрома, нарезанных ремешков. Затем развернул одно из одеял и быстро разрезал его на восемь равных частей.
— Это излишне, команданте, — дель Оро чиркнул слюной и усмехнулся.
— Делай, что тебе говорят! — Бернардино сурово кольнул взглядом проводника и принялся подвязывать копыта своему коню.
— Как думаешь, кто они? — когда работа была закончена, спросил Симон.
— Да уж не друзья, — Сыч посмотрел в сумрачную синь противоположного берега. — Похоже, белые — индейцы так не разводят костры.
— Скоро взойдет луна. Пошли. Надо успеть до нее.
— А вы осмотрительный, команданте, — Рамон дернул узду, на крепкой руке взбугрились мышцы.
— Это лучше, чем потерять скальп, — хмуро ответил ротмистр, и они осторожно тронулись вперед.
Укрывшись в лощине, они развели костер. Крохотный, едва заметный, он трепетал рыжими языками на дне неглубокой ямки, которую Сыч расковырял ножом в земле. Пока метис собирал хворост, Симон достал из подсумков вяленую оленину и занялся готовкой. Скоро в котелке аппетитно забулькал кофе, запахло диким чесноком, который, собирая хворост, как-то умудрился собрать Сыч.
Мясо было, конечно, не чета свежему, однако уставшие и голодные, они жадно рвали его зубами, сосредоточенно жевали и запивали горьким, без сахара, кофе. Временами дель Оро замирал прямо с набитым ртом и подолгу прислушивался, потом опять начинал прихлебывать кипяток и задумчиво смотреть на огонь.
Когда с ужином было покончено, взошла полноликая луна. Она всплыла над острыми пиками гор и посеребрила округу. Теперь им был виден каждый куст в мелкой ложбине, где сверкала и шумела срывающаяся вода. Зорко осмотревшись, они не обнаружили ни одного живого существа. Кругом царило спокойствие, простиравшееся над спящими холмами и, казалось, охватившее весь небосвод с его полчищами звезд и серебряной пряжкой луны. Ветер улегся, и только время от времени под его дыханием чуть слышно шелестела высокая трава.
После ужина хотелось спать, и драгун, чувствовавший себя бодрее, вызвался дежурить первую половину ночи. Сыч, ободрительно хмыкнув, завернулся в толстое навахское125 одеяло и, свернувшись гусеницей, уснул.
Бернардино тоже завернулся на индейский манер в одеяло, оставив свободной руку, которая сжимала ружье. Упершись спиной в огромный валун, он смотрел на расстилавшуюся перед ним ленту реки и спрашивал себя, с какой стороны им лучше обойти неприятельский лагерь: с востока, где берег окаймляла оранжевая гряда холмов, или с запада, где простиралась плоская равнина, поросшая редкими деревьями. Там, где грудились холмы, река была шире, но явно мельчала, давая надежду на брод, и потому более притягивала внимание опытного драгуна.
Долгие часы провел он один на один со своими думами, слушая, как изредка ворочался Рамон и как стреноженные кони хрумали траву возле ручья. Наконец, на востоке забрезжил слабый свет. Он медленно разливался по пышным, точно пена, облакам, окрашивая их в жемчужные тона.
— Пора, — Симон толкнул прикладом в плечо не желавшего просыпаться метиса.
Продрав глаза, дель Оро увидел, что проспал всё на свете.
— Почему не разбудил меня раньше, амиго, чтобы я…
— Давай-давай, — отмахнулся Симон, забрасывая седло на спину своего коня. — Сейчас самое время проскочить мимо них…
Напрягая глаза и стараясь держаться холмов, они пришпорили лошадей.
Глава 10
Над землей дул слабый ветерок, чуть морщивший воду, но в высокой синеве мощный поток воздуха быстро гнал стада облаков, разрывая их на клочья и рассеивая. Оставаясь в низине, они осторожно подъезжали к реке. Неровная поверхность местности то скрывала от них горизонт, то расширяла до необъятных пределов. У последнего подъема, где трава была особенно высока, всадники придержали коней и, привстав в стременах, оглядели извилистую линию берега. Многочисленные следы на земле свидетельствовали, что это место часто посещается стадами антилоп, оленей и крупными хищниками.
Внезапно дель Оро насторожился, вскинув руку, и кивком головы указал ротмистру на причину волнения. В тридцати футах от них, там, где из земли торчали обломки каменных пальцев, лежали трупы людей. Их было пять или шесть, исколотых штыками и порубанных саблями. Лица путников омрачились. Странное оцепенение сковывало все мысли и чувства; в сознании бодрствовал только страх перед возможной опасностью.
— Инсургенты, — тихо вырвалось из груди Бернардино. — Это их рук дело.
Полукровка согласно кивнул головой, точно говоря: «Раз скальпы на месте — ты прав, белый».
Они сняли обмотки с копыт лошадей. Теперь тряпье только мешало.
Тени деревьев укорачивались. Солнце поднималось из-за седых гор, зажигая гигантский пожар в облаках. «Через час-другой в лагере начнется движение — тогда не проскочить», — беспокойно подумал Бернардино и порадовался, что всё пока складывалось в их пользу. Еще ничто не предвещало беды. Над рекой раздавался только многочисленный щебет птиц да всплески игравшей рыбы.