— Не думаю. — Сальварес, опершись подбородком о ладонь, наморщил в раздумье лоб. — Скорее, его высокопревосходительство вице-король просто играет на выигрыш.
— Безумец! — вновь сокрушенно покачал головой губернатор. — Нет, не для него сей пирог: дали откусить — и отходи в сторону. Впрочем, у него в Старой Испании, не в пример мне, остались великие связи. Скажем, его дочь и племянницы.
— Они очень богаты? — Сальварес с интересом повернул голову.
— Н-да, — теребя эспаньолку, протянул де Аргуэлло. — Но они еще более могущественны.
— Имеют крепкие связи при дворе?
— О да… вот именно, связи!.. Ede, bibi, lude!165 — вот их эпикурейский девиз жизни.
В очаге потрескивало и догорало несколько поленьев. Сальварес заморгал и отодвинулся в глубь кресла. Пальцы отца, теребившие теперь златотканый гобелен подлокотника, замерли. Голова наклонилась в сторону окна, и он прислушался. Ветер усилился, неся с океана новую грозовую тучу. Так они долго молчали и, казалось, повсюду за шторами в углах распростерся полог тайны.
Сальварес пристально смотрел на отца и уловил какую-то беспокойную искру, мелькнувшую в самой глубине его глаз.
— О чем вы думаете, отец? Что-то не так?
— Сегодня такая холодная ночь, такая холодная… — кутаясь в халат, сказал сам себе де Аргуэлло и напряженно кольнул сына взглядом. — Когда противнику известны твои карты, ты в проигрыше. А знает ли Мадрид его планы? В Новой Испании немало честных людей, которые не замедлят…
— Ах, перестаньте, отец, вам ли, губернатору, не знать: всё покупается в этом мире, особенно честность.
— Сальварес! — отец, сжав губы, пронзительно посмотрел на своего младшего. Затем опустил голову и некое время пребывал в безмолвии. — К несчастью, ты прав. Ключ, которым можно открыть любые двери, называется золото. Оно может дать и армию, и оружие, и власть… Но откуда он берет такие средства?.. Неужели королевская ревизия слепа?
— Да, отец. Потому что она у герцога вся на двойном жалованье. А там, где звенят реалы, язык безмолвствует. Я пересек страну и клянусь вам, — Сальварес приложил руку к груди, — большинство губернаторов, генерал-капитанов и наместников на его стороне… А вместе с ними и их кабильдо166. А губернаторы у нас, — сын усмехнулся, глядя на отца, — одновременно и главнокомандующие, и министры юстиции и торговли… Ведь так?
Сальварес щипцами поворошил угли, щуря глаза от ярко взявшегося буйства света. На бледном лице Эль Санто лежала мрачная тень тягостных дум и переживаний.
— Да, всё меняется в этом мире, и мы вместе с ним, — Дон Хуан перекрестился и обреченно закрыл глаза. — Святой Маркос, я покинул родную Испанию, когда мне было, как сейчас тебе, двадцать пять.
— О чем вы, отец? Испания как мать, неважно, когда ты оставил ее.
— Да. Но наша мать опять ходит в кирасе, колет штыком и готовится к новой гражданской войне…
Глава 17
Ночной караул уже дважды сменился, а губернатор де Аргуэлло продолжал сидеть в кресле с закрытыми глазами, точно спал. В кабинете царило безмолвие, свечи тихо роняли слезу, освещая морщинистый лик грозного старика.
Сальварес не торопясь, смакуя, допил вино и собирался отправиться на покой, когда жесткий голос отца заставил его остаться в кресле.
— Скажи мне, сын, знаешь ли ты, что делает лиса, когда хочет лисят?
— Это старая байка…— усмехнулся драгун. — То же самое, что женщина, когда хочет лису… Но зачем вам это?
— Если всё так, как ты говоришь, — Эль Санто, не открывая глаз, подбирал каждое слово. — Кальеха вынужден будет обратиться за помощью к провинции. Я знаю его аппетит… Ему всегда надо было или всё, или ничего, это похоже на герцога… так вот, — глаза отца внезапно открылись и впились в сына. — Для того чтобы за ним пошла вся Новая Испания, он должен будет подарить ей Мехико.
— Хм, это понятно, — Сальварес качнул сияющий начищенной бронзой отвес аксельбанта. — Это… и я мог сказать…
— Чего ж не сказал? — глаза Эль Санто ревностно сузились. — Нет, не могу поверить. Купить всю Новую Испанию… — дон скептически покачал седой головой. — Таких денег нет даже у Сатаны.
— Я понимаю ваши сомнения. Но как же деньги Ордена Иисуса? Зря вы недооцениваете его, отец. Иезуиты имеют золота больше, чем сам Мадрид.
— При чем тут это иудино племя? Орден давно мертв.
— И вновь воскрешен в этом году167.
— Не может быть… — отец потрясенно смотрел на сына.
— Видимо, Ватикан не может обойтись без своих преданных черных янычар, — с мрачной иронией улыбнулся драгун.
По мере слушания доводов сына лицо дона Хуана принимало землистый оттенок. Наконец он вскочил с кресла и сцепил в замок руки.
— Ты или глуп, или смеешься надо мной! Ты, верно, позабыл о тех наветах на весь католический мир, который сочиняли эти змеи! Но теперь довольно! Ни один пес из этой своры не вступит в мои владения!
— Но они будут жаловаться… — напуская на себя ложную маску робости и сочувствия, заикнулся Сальварес.
— Жаловаться?! А мало честных христиан жаловались на них? — злобно вспылил де Аргуэлло. — И что толку? Калифорния далека… Здесь всегда прав тот, кто сильнее! — Эль Санто, сверкая глазами, сорвал со стены перевязь со шпагой. — Жаловаться! Кому? Я здесь закон и судья! Или ты, мой друг, думаешь по-иному?
В голосе губернатора послышалась угроза. Сальварес только пожал плечами. Глядя на разгневанного отца, который стоял на фоне развешанных на стене аркебуз168 и гизарм, он посчитал более благоразумным уклониться от прямого ответа.
— Но герцог дель Рэй ваш старый друг и решительный, деловой человек… Не так ли?
— Да, но смотря какие дела вершить с ним, — губернатор согнул в руках голубую полосу стали. — Запомни, сын, чтобы обманывать людей, не обязательно иметь глубокий ум, но чтобы учить… и вести за собой… здесь и глубины, случается, мало.
— Может, не стоит так переживать? И короли вынуждены временами менять курс.
— Возможно, — хрипло отозвался Эль Санто. — Но меня-то кто вынуждает? Кальеха иль, может быть, ты?
Сальварес окончательно смолк, отведя взгляд от отца. Глубокое молчание старика привычно обдавало его знобливым холодом, и он в каком-то отчаянье опустил свои дерзкие, не знающие страха глаза.
— Вот увидишь, всё кончится плахой! — дон Хуан бросил клинок в ножны и плеснул себе в кубок вина. — Самонадеянный индюк! Он, наверное, уже размечтался, как весь мир вздрогнет от грома его атакующего марша. Что ж, знавал я такие отчаянные головы, что бросались со шпагами против алебард! Эти трюки никогда не были успешными. Здесь только одно спасение — заплатить палачу.
— Он что же, спасет? — Сальварес иронично ухмыльнулся.
— Нет. Задушит, чтоб тот не мучился. Что ты так смотришь на меня? Думаешь, грядут перемены… А твой отец лишь голос из прошлого… Так, по-твоему? Да, я слишком стар, чтобы играть в новые игры, но слишком молод, чтобы умереть. Видишь ли, всю жизнь я служил короне… Я выполняю законы, а не пишу их.
— Но если Империя всё же падет?.. Что ждет нас, отец?
— Хаос и кровь. — Эль Санто гневно хрустнул пальцами. — Глупец! Его повесят на дворцовых воротах. Предатель! Безбожник! Дерьмо в шелковых чулках! А я… так верил ему! Ладно, мне надоело слушать эту ересь. Лучше скажи, — дон Хуан замялся, глядя себе под ноги. И, продолжая жевать губами, точно выронил: — Ты что-нибудь… слышал о Луисе? Знаешь об этой его истории с девкой? — отец болезненно поднял глаза на младшего.
Сальварес вновь ухмыльнулся и, отбрасывая со лба смоляные кудри, кивнул:
— Решительно всё. Даже больше.
Глава 18
— Значит, последний раз ты виделся с ними в Мехико. И он был ранен?
— Именно так. Причем тем мадридским повесой, с которым и бежала потом эта девка. Шлюха, как солнце, не может греть только одного.
«Какой позор! Mater dolorosa!169 — мысленно говорил сам с собой губернатор. — Мой благородный сын… О небо, ты услышало мои молитвы, вняло скорби отца. Благодарю! Бедный Луис! Почему его сердце разбила именно она? Ведь достойных сеньорит и так много в столице. Боже, какой бы это был позор для полка… Бесприданница, перекатная голь и наша фамилия!»
— Он ранен серьезно?
— До свадьбы заживет. Так, царапина. А тот андалузец крепкий орешек, и дрался как черт… — глаза Сальвареса блеснули боевым огнем.
— Ну и что теперь? — губернатор перешел на хриплый, неестественный шепот. — Луис говорил тебе что-нибудь о ней… после дуэли? Он забудет ее?
— Когда умрет.
— И всё?! — Эль Санто протестующе махнул рукой. — Неужели не образумился? И не понял, что верности и ума в этой девке с наперсток?
Сальварес пожал плечами:
— Возможно, но зато уверен, что счастья и наслаждения там сколько душе угодно.
Дон Хуан взволнованной рукой разлил вино, некоторое время задумчиво вертел в пальцах свой кубок, затем медленно молвил:
— Интересно, жива эта продажная шлюха и этот испанец? Жаль, что об сем знает только Господь.
— Полагаю, не только, — Сальварес загадочно улыбнулся. — Я знаю.
— Что-то изменилось? — отец придвинулся ближе.
— И весьма. Эта «монашка» с окраины Мехико мертва.
— Ты шутишь?
— Отнюдь, — лицо Сальвареса вдруг исказила судорога, а грудь будто стянул стальной обруч. Пальцы по привычке скользили к потайному карману, где, завернутые в платке, лежали листья маконьи.
— Тебе плохо? — ладонь отца легла на его плечо.
— Похоже, опять изжога, — заставляя себя, он как можно спокойнее взял кубок и обмочил губы. Знакомая боль, овладевшая им и теперь сдавливаемая присутствием отца, сжигала нутро, как разбросанный по доскам уголь.