— Но как это было? — успокоенный ответом, Эль Санто вновь задал вопрос.
— Не знаю, врать не берусь. Кто уверяет, что андалузец эту бестию, как и совесть, проиграл в карты в какой-то таверне, другие — что их убили инсургенты или Черные Ангелы.
— Опять эти Черные Ангелы, — губернатор плотно сжал челюсти, словно от зубной боли, и закрыл усталое лицо руками. — Ты слышал об этом Степном Дьяволе?
— Не больше, чем вы, отец. Эту легенду мы все слышали с колыбели… Post hominum memoriam…170
— Но она живет и сейчас, черт возьми! И не только живет… льется кровь. Люди, похоже, посходили с ума. Коррехидор Малинче засекал их плетью — молчат.
— Битьем тут не поможешь. — Сальварес промокнул лоб платком. — Я предпочитаю пытки. Заметьте, отец, пленники краснокожих куда охотнее развязывают языки, чем у нас… Может, у них это получается лучше, потому что они жили здесь задолго до нас?
— Бред! Собака, родившаяся на конюшне, никогда не будет лошадью. Краснокожие рано или поздно должны исчезнуть с этой земли. Хотя, ты знаешь, среди расплодившейся ереси поднимают голову и такие разговоры: дескать, лучше было бы для индейцев, чтобы наши предки вообще не оказались на их континенте по воле ветра и паруса.
— Но они как будто постепенно становятся христианами? — Сальварес саркастически растянул губы. — Отец Ромеро из Санта-Инез, да и наш пастор Мендоса…
— Ах, оставь эту наивную болтовню сентиментальных духовников! И попугая можно научить петь псалмы, но что толку? Эти животные признают только меч и кнут. Из них даже рабы хуже мертвецов. Именно поэтому мы везем негров из Африки… Краснокожие — это проказа Новой Испании. Сотни их предали нас и бежали к инсургентам в горы… Бегут и сейчас… Они как змеи — не жалятся, только пока пьют молоко.
— Вот поэтому завтра я и уезжаю, отец.
— Как, уже? — Эль Санто с болью посмотрел на сына.
Теряя последнюю выдержку, Сальварес поднялся с кресла. Он ощущал тягучие, глухие стуки своего сердца, словно каждый удар его был последним. Тяжело дыша, он подошел к отцу и смиренно поцеловал протянутую руку.
— В лесах еще много беглых рабов и прочей рвани, а помощь моя, я думаю, нужна не только Ксавье де Хурадо…
— Ну что ж, — губернатор прижал к груди голову сына. — Я рад одному: что у старых идей Испании растут новые почитатели. Ступай. Тебе следует выспаться.
Глава 19
На Чоламе-Крик, что величаво изгибалась среди необозримых горных кряжей, в этот день было шумно. Мелькали голые спины, лодыжки, плечи, слышался хохот, храп лошадей и запах жареного мяса.
Люди Анжело Раньери после долгой скачки от королевских драгун отмывали налипшую грязь, стирали пропахшее потом белье, скоблили щетками лошадей, отдыхали.
Возле реки на камнях были сооружены походные очаги. На жарких углях доходило мясо, насаженное прямо на сабли. Каждый устраивал над пламенем кусок по собственному усмотрению, благо рядом лежали три освежеванные туши быков, пригнанных из Сан-Ардо. Люди поворачивали их в жару голыми руками, всякий раз отдергивая поднесенные слишком близко к огню пальцы и облизывая с них жир. В нетерпеливом ожидании, когда мясо возьмется хрустящей корочкой, некоторые лакомились пресными лепешками-фаринья, выпеченными из маниоковой муки.
Раньери, стоя в воде по пояс, расправил плечи, прищурив глаза на солнце. Прямо перед ними на востоке тянулась альменда — беспредельная ширь травы и зарослей. На ней паслись тысячи голов рогатого скота, пышнорунные отары овец, лошадей и мулов миссии Сан-Ардо. Кое-где виднелись жалкие хижины пастухов, охранявших эти стада, и черные дымы сожженных его бандой гвардиасов171.
Резню, которую Раньери устроил в Сан-Ардо, вряд ли можно было назвать военной удачей. Анжело был просто ослеплен яростью после постигшей его неудачи при Сан-Луис-Обиспо. Больше половины его отряда были порубаны волонтерами Бог весть откуда объявившегося лейтенанта Сальвареса. Но дело было сделано, и бывший колодник с рудников Бальсаса172 мало жалел об этом. Повстанческая армия, к которой год назад примкнула его бандейра, была разгромлена, и теперь вновь их ждала волчья жизнь — жизнь бесконечных погонь, грабежей и скитаний, — конец у которой был заранее предначертан Фатумом. Всех их ждала перекладина! И зная это, Анжело Раньери не отказывал себе ни в чем. Если его и заботило что-то, то лишь одно: «Когда это случится?»
Солнце обжигало плечи, и он, закурив сигару, улегся на мелководье, наслаждаясь речной прохладой. Прозрачность воздуха была такой удивительной, что знакомые фигуры людей двигались странно обособленно, точно оторванные от земли. А обрывки речей, долетавшие до его слуха, будто круглились в воздухе и медленно таяли среди новых нарождающихся слов.
Анжело приподнял из воды темную от загара искусанную москитами ногу и почесал колено.
— Эй, Крус! — выплевывая сигару, закричал он, провожая взглядом уносимый течением окурок. — Скоро вы разделаетесь с этим чертовым мясом?
— Еще чуть-чуть, аваре!173
Рядом захлюпала вода. Анжело повернул голову, упираясь локтями в песок.
— Хай, Риос! Эй, что это с твоим фитилем? Ты русалку, что ли, увидел? — хохотнул он, топорща смоляные усы. — Обычно холодная вода делает мой… очень маленьким.
Риос добродушно осклабился и, отхлебнув от тыквенной фляжки, протянул ее вожаку:
— Я влил в своего удава немного жару, ему сегодня предстоит отчаянная встряска!
Риос шумно улегся рядом с Анжело, фыркая от удовольствия.
— Да ты, похоже, влюбился, амиго?
— На всем скаку, будь я проклят! — черные глаза бандейранта возбужденно горели, как у ягуара, в ожидании предстоящей жертвы.
— И кто твоя новая добыча?
— Только уговор, аваре, — Риос, поднимая волну, улегся на бок. — Она моя. По рукам?
— Ладно. Валяй. Я свой и так уже стер до яиц.
— Есть тут одна мулатка… Беженка из Навохауа… — живо откликнулся мексиканец. — Жаль, что тот чертов монах убил Сибонея… Эта баба в его вкусе… Ты верно говорил нам: девки в Калифорнии ярче выстрела…
— Но и опаснее, Риос! Не забывай… — Раньери зевнул, наблюдая, как пчелы целовались с цветами. — Ну, чего заткнулся? При чем тут Сибоней? Его песня спета. Тебе-то она как?
— Лучше не видел, аваре! Вымя у нее по моим рукам… Да и ляжки с задницей в пору…
— Ты ее мял уже? — глаза Раньери заблестели ярче, он прищелкнул языком, подмигивая приятелю.
— Нет, но думаю сегодня, вечером… когда поедем на ночлег в Сан-Ардо.
— А что вчера терялся? Боялся заразы или берег девственность для своей невесты? — продолжал раззадоривать Анжело. — Но ты хоть говорил с ней?
— Да, — Риос мечтательно поскреб свою грудь. — Она спросила, что я здесь делаю, когда мы с Хулио въехали на ее двор.
— И что?
— Я сказал, что ищу подружку себе на ночь, — не очень убедительно соврал Риос.
— И она, конечно, ответила тебе «вот и нашел»? — Раньери загоготал, опрокидывая фляжку: — Ну ты и сказочник, амиго! Да тебя только ночью можно с бабой сводить.
— Это почему? — напрягся Риос.
— Да потому что днем упаси Бог показывать тебя. К твоей роже надо постепенно привыкать. А где, кстати, Хулио, я что-то с утра не вижу этого лентяя?
— Я… убил его, аваре.
— Что? — взгляд Анжело стал жестким.
— Он жевал табак.
— Ну и что?
— Но табак был краденый, — прохрипел Риос. — Из моего мешка.
— Идиоты, — Раньери зло бросил на берег пустую тыкву. — Вы так перестреляете друг друга прежде, чем успеете отпустить грехи.
— Аваре-е-е! — Крус призывно махал рукой. — Давайте сюда, мясо готово!
Глава 20
Пуэбло174 Сан-Ардо Господь миловал целый год. То тут, то там лилась кровь, приходили жуткие вести о сожженных миссиях и повешенных священниках, об убитых мужьях и угнанных в полон женах… Однако Сан-Ардо кони повстанцев обходили стороной: то ли действительно так было угодно Богу, то ли вид захолустья был столь же мало привлекателен для них, как неубранный лежак отпетого бродяги.
Так шло время до вчерашнего дня, но, видно, успокоенные своей безопасностью люди чем-то прогневили Бога…
Бандейра Анжело Раньери появилась на рассвете. Сторожевые посты были сожжены, а коррехидор Перрос Травьеса повешен вместе с отцом Лорето на колокольне так, чтоб каждый житель Сан-Ардо знал, что в их пуэбло пришла новая власть.
Крестьяне забились по своим домам и, прильнув к окнам, не отрывали испуганных глаз от разгуливавших по улицам бандитов. Они заходили в лавки, в кузницу и таверну хромого Лопеса. При этом держались с таким высокомерием, кое могло вызвать смех, если бы кому-нибудь из жителей вздумалось умереть со смехом. Длинноволосые, в огромных шляпах, они были одеты кто во что. Яркие рубахи и жилеты украшали блестящие пуговицы и галуны. Оружие сверкало на широких ремнях и шпоры угрюмо звенели в такт их хозяйскому шагу.
Долг мужчин Сан-Ардо обязывал взять в руки оружие и защитить свои дома. Однако никто не посмел даже подумать об этом. Последствия подобной доблести просчитать было делом несложным. Копыта отряда Раньери раздавили бы пуэбло так же легко, как давят каблуком таракана. К тому же пятьдесят сабель Анжело вдвое превышали численность мужчин Сан-Ардо, способных взяться за оружие. Поэтому, пораскинув умом, крестьянский сход примирился с неизбежным, утешившись тем, что Анжело покинет их пуэбло, как только отдышится от погони, а его люди получат корзину разбойничьих удовольствий.
Вот и сегодня народ беспокойно толкался у корраля Хромого Лопеса. Отсюда была хорошо видна зажженная солнцем река. Обманчивая своим спокойствием, она нынче пугала людей, как греющаяся на солнце гремучая змея.