— Эй, погоди! — он протестующе замахал огромной ручищей. — Так не пойдет. Куда ты спешишь?
— В гамак, мечтать о любви! — она на шаг отступила к окну.
— Ну-ну, не глупи! — он взялся за пистолет. — Эта свинцовая дура, один черт, успеет поцеловать тебя. А ты вчера здорово пела у реки. Мне понравилось…
— Я знаю. Просто сказочно, — Тиберия сжала губы. — Вали отсюда, куда шел!
— Да вот к тебе и шел из самого Монтерея… — заросший рыжим волосом рот Риоса изломился в улыбке. Похотливые мысли оттягивали его губы с одной стороны так, что казалось, будто с них не сходила сальная усмешка.
— Значит, в гамак?.. Мечтать о любви? — гамбусино облизнул губы кончиком языка. — А что ты знаешь о любви?
— Достаточно, чтобы послать тебя к дьяволу! — Тиберия поморщила нос: от бродяги невыносимо разило вином и чем-то еще, напоминавшим паленую кожу. — Что ты смотришь на меня, как на малолетнюю девку? — пытаясь выиграть время, Тиберия сменила тактику. — Да знаешь ли ты, — она смерила его презрительным взглядом, — у меня мужиков было — во! — она чиркнула пальцем над своей головой и рассмеялась ему прямо в лицо.
— И всё равно ты не знаешь, что такое любовь! — ревниво прохрипел он, плотнее закрывая двери.
— Зато я знаю, что такое ее отсутствие, — она картинно вздохнула и опустила глаза, искоса наблюдая за его реакцией. «Ладно, пусть пялится. От меня не убудет. Главное, поймать момент…» — Ах ты, герой, — с напускной обидой протянула она. — Я уже совсем забыта, брошена тобой! Мерзавец, не ври мне! Уж я то чувствую, что ты изменил мне с какой-то деревенской девкой еще по дороге сюда. Ну, отвечай, где ты резвился, мой ненаглядный лгун? Да хватит пялиться. Побольше решимости, солдат, или тебя, как белошвейку, пугает слово «насилие»? Так не надо меня бояться.
Минутная тревога запала в душу Риоса. Он судорожно соображал, что и как, но прелести мулатки и винные пары оказались сильнее. Он принял ее предложение сесть на сундук и выпить по стаканчику ароматной чичи.
— А ты сам-то умеешь ласкать женщин? — она улыбнулась мятежнику, игриво прогнув спину.
— У меня золотые руки, — торопливо отставляя стакан, с готовностью откликнулся он и жадно схватил ее за ногу выше колена.
— Но-но, убери свои «золотые руки»! Мы так не договаривались, амиго!
— Но почему? — он хищно кольнул мулатку взглядом. Молодая кровь сильнее взыграла в жилах. Он жадно разглядывал ее высокую грудь и плавные перекаты бедер. — Еще вчера, когда я помог тебе донести ведра с водой, ты улыбалась мне…
— Но не обещала, — она подлила ему в стакан. — Выпьем! Ты такой горячий и смелый! И не гони лошадей. Любовь — как звезда: ярче всего ночью…
— Так ты согласна со мной… — он пьяно хихикнул, делая пальцами красноречивый жест. — А?
— Не думаю, герой. Вчера мы просто помогли друг другу в тяжелое время…
— Сука! — он скрежетнул зубами. — В тебе яду больше, чем в кобре. Но запомни: с Риосом не шутят. Я не зверь, и не заставляй меня быть им. Если ты попадешь в лапы к ним… — он указал стволом пистолета на пол, сквозь тонкое перекрытие которого слышались крики и ругань веселья. — Они разорвут твою нежную задницу до костей.
— Возможно, и так, — гнев заливал глаза Тиберии. — Мне не привыкать, но под тебя я не лягу…
— Но почему?!
— Потому что у тебя часто раскрыта ширинка.
Риос растерянно посмотрел на свои кожаные штаны.
— Не сейчас, но часто, — Тиберия истерично захохотала, рассыпая волосы по смуглым плечам.
— Эй, ты что-то задумала? Почему отводишь глаза?
— А что мне тебя рассматривать, кобеля? Разве мне выходить за тебя замуж?
— Тварь! — он поймал ее за тонкое запястье. — У тебя нет выбора. Либо ты сейчас раздвинешь ноги…
— …либо пойдешь со свечой искать свои мозги с той стороны двери! — Тиберия молниеносно схватила лежащий на столе пистолет и приставила его к виску Риоса.
— Ну ты и змея! — сжимая кулаки, прорычал он.
— Еще какая! — огрызнулась мулатка и встала у него за спиной. — А сейчас, жеребец, ты тихо пойдешь со мной. Ты же хотел погулять? Вот и сбылась мечта. Вставай, только спокойней… Ведь без яиц ты станешь скучным мерином…
— Откуда ты только взялась такая? — Риос неохотно поднялся, заложив руки за спину.
— Оттуда, куда лучше не возвращаться. Пошел!
Глава 23
— Аваре, да здесь, похоже, легче выжрать весь погреб, чем дождаться Риоса с этой кошкой. Бьюсь об заклад, она полдня раздевается и полдня одевается. — Крус выпятил раздувшийся живот, чувствуя, что набил брюхо до отвала.
— Похоже на правду. Но другой здесь нет. Так что подождем. — Анжело обвел взглядом своих приятелей. — Она, наверное, поймала его на свою приманку…
— А он и клюнул! — загоготал Монтсеррат, втыкая нож в очередной кусок дичи. — Я думаю так, братья, если эта юбка не может нашему жениху подарить любви, то он добивается ее ненависти!
За столом засмеялись, послышалось веселое журчанье вина по кружкам, лязг ножей и чавканье, но выстрел в потолок вдруг оборвал разгульное застолье.
— Ну вот что, — бросая разряженный мушкет на стол, сиплым от напряжения голосом произнес Раньери. — Не нравится мне всё это!
— Мне тоже, аваре, — Крус поднес кожаную кружку ко рту, но тут же захлебнулся вином от удара.
— За что, Анжело?.. — дикий кашель рвал его легкие.—Тебе жаль пару глотков?
— Хватит, Крус, ты и так уже выжрал столько, что можешь ссать через весь этот стол. А мне это не по душе. Где Дельгаде?
— Да он уже, поди, пьяный, аваре, со своими парнями, да и кони у них тоже шатаются…
— Эй, Монтсеррат, возьми трех человек, и наверх! А ты, Манглес, скачи, собирай людей! Паленым пахнет в этой норе… — процедил Анжело, а сам с угрожающим видом воззрился на Лопеса:
— Кто еще наверху кроме нее?
— Никого! — взмолился трактирщик, сильнее забиваясь в угол.
— В самом деле? Врешь, пес!
— Ей-Богу, никого, сеньор! — Лопес затравленно посмотрел Раньери в лицо, и в то же мгновенье ему показалось, будто в позвоночник ему ткнули стилетом.
— Ну смотри, хромоногий, если соврал… я отрежу палец.
— Чей? — весь сотрясаясь, путаясь в мыслях, вновь заплакал старик.
— Твой, дурак.
В зале загремело оружие, лавки… Бандейранты ощетинились сталью, готовые броситься в бой.
Выстрел в зале послужил сигналом для Риоса. Глаза его налились кровью и стали свирепыми.
— Будь проклята моя душа, если я…
Пуля отшвырнула мятежника к узкой лестнице, ведущей на скотный двор. Хватаясь за балясины, он попытался подняться на подламывающихся ногах, но только сломал ногти. Из его рта текла кровь.
— Шлюха… — прохрипел он, сражаясь с неподатливым мертвеющим языком.
Тиберия отбросила бесполезный пистолет, перескочила через труп и без оглядки кинулась вниз по лестнице. Позади слышались крики и топот бегущих ног. Дело касалось ее жизни, и она решила драться до конца.
Спотыкаясь о горшки и корзины, разлетающихся кур и индюшек, Тиберия выскочила на скотный двор; пробежала мимо амбара и хотела броситься к корралю, где храпели встревоженные лошади, как чьи-то сильные пальцы схватили ее за руку и затащили за угол амбара. Она хотела только открыть рот, как другая крепко зажала его.
— Тиберия? — лицо капитана де Аргуэлло схватилось удивлением.
— Боже, Луис?! Сколько лет, сколько зим!
— Слишком много. Тише! — он быстро увлек ее далее за поилку овец, где — мулатка не верила своим глазам — длинной цепью залег его эскадрон.
— Сколько их там? — он не спускал напряженного взгляда с атрио.
— Не знаю… Человек двадцать… Я была наверху, — отрывисто, с трудом переводя дух, прошептала она.
— Годится, — капитан глянул на своих солдат — они ждали только команды. — Ну, как ты? Вижу, жизнь не сделала тебя мудрой, а инстинкт у тебя только один.
Луис с усмешкой посмотрел на ее разорванную из белого хлопка рубаху. Сквозь тонкую ткань проступали горошины сосков.
Щеки Тиберии вспыхнули, она сделала глубокий судорожный вздох, но баритон капитана опередил:
— Прости за откровенность, если смутил тебя…
— Ну что ты! — ее глаза заискрились, на губах сыграла манящая улыбка. — Это я от восторга… Наконец-то увидела тебя! Я очень тронута, что выручил… Может быть, позже, — она прикрыла оголенную ногу сбившейся юбкой,—если еще хочешь, я расплачусь за услугу… Раньше ты не отказывался от такой платы…
— Не стоит…
Луис вдруг насторожился: на пустынном дворе появились люди Раньери.
Их действительно было около двух десятков, вооруженных до зубов, рыскающих взглядом. Сам главарь гнал впереди себя какого-то перепуганного скотника, рядом с которым, цепляясь за штанину отца, хныкал мальчишка лет шести.
— Куда она побежала? — Анжело развернул к себе человека, угрожая пистолетом. Ребенок громче зашелся в плаче.
— Откуда мне знать, сеньор? — руки отца, прижимавшие к своей ноге сына, дрожали.
— Я не ослышался, дерьмо, ты дерзишь мне?! Эй ты, вонючий чеснок! Может быть, это ты убил моего друга?..
— Нет, нет, господин!.. Я не боец… и не солдат…
— «Солдат», — с презренной усмешкой схаркнул Анжело. — Какой из тебя солдат? По-моему, ты даже не мужик! Жаль, что у меня нет времени это проверить…
— Я не убивал… Я не убивал… — жалобно запричитал крестьянин. — Я только и имею-то, сеньор…
— Кроме этого сопляка, дуры жены, шляпы и могилы у тебя ни черта здесь нет. Уяснил? — Внезапный выстрел сорвал шляпу с головы несчастного, превратив ее в соломенное гнездо. — А теперь вот и шляпы нет! Видишь?
— Не убивайте нас! Сжальтесь… — глаза кабокло превратились в полные ужаса круги. Одной рукой он продолжал прижимать сына, а другую неуверенно поднял вверх, как любой человек в тот момент, когда ведает, что сейчас умрет.
Хохот бандейрантов заглушил жалобную мольбу. Следующий выстрел унял мучения мексиканца. В белую пыль атрио полетело несколько зубов, выбитых из разорванного пулей рта. Тело еще корчилось секунду-другую, будто марионетка во власти бешеного кукловода, а потом затихло.