В конце концов Великому Господину надоело с ним возиться, и чародей был передан в распоряжение Ареса. Не в безусловное, к сожалению, но достаточное для того, чтобы хоть немного развевать скуку, ежедневно вымещая злость на беспомощном узнике.
Обязанности Черного колдуна в отношении «ледышки» были просты. Регулярно осматривать магический кокон и укреплять его особым заклинанием, дабы не появилось ни малейшей трещинки, через которую чародей мог бы вступить в мысленное общение с собратьями, а то и вовсе освободиться, разбив ледяные оковы.
Впрочем, за два года своей рутинной службы Арес ни разу не обнаружил даже намеков на какие-либо повреждения. Магия Триглава действовала надежно и безошибочно…
Сегодня он спустился к узнику в последний раз.
Привычно и быстро оглядев подернутую инеем поверхность кокона, он, язвительно усмехаясь, протер рукавом лед возле глаз чародея — чтобы тот мог лучше рассмотреть своего истязателя.
— Как поживаешь, Калин? — спросил он с нарочитым сочувствием. — Цвет лица у тебя нездоровый. Может, печень побаливает?
В глазах чародея застыла бесконечная усталость. Он был лишен возможности хотя бы на несколько мгновений сомкнуть веки или закрыть уши ладонями, поэтому видел и слышал все, вытворяемое Аресом.
— Или не в печени дело, а просто я плохо твои зенки прочистил? — ерничал колдун. — Ну, это поправимо!
Он смачно плюнул в лицо чародея. Конечно, плевок не достиг цели — поганая слюна лишь растеклась по прозрачному льду, как по слюдяному оконцу. Но Аресу было довольно того, что в глубине глаз Калина засверкали искорки ненависти. Он громко захохотал.
— Что, дурило, так бы и растерзал меня голыми руками? Ан ручки-то нынче у тебя коротки. Правильней сказать — вовсе нет ни ручек, ни ножек. Стоишь, как чурбан, ничего изменить не в силах. А почему? Потому что против Триглава, Великого Господина всего сущего на земле, надумал, балбес, людей повернуть. Будто не знаешь, что людишки грязны, лживы и злобны. Они всегда были и будут рабами Злой Силы! Изменить их никто не сумеет. Вы, чародеи, только силенку свою напрасно тратите и жизнь задарма отдаете. Неужто ты этого еще не понял?..
Жаль мне тебя, Калин, — продолжал Арес. — Чего упирался, когда Триглав в твоих мозгах шуровал? Согласился бы нашу сторону принять, глядишь, и сделал бы тебя Великий Господин своим подданным. Был бы сейчас богат и свободен, почестями окружен и невольницами обласкан. А так что вышло? Ни тебе жизни, ни нам пользы. Не хочет больше Господин время на тебя тратить, а посему ждут тебя нынче в полночь смерть и забвение. Жаль, не увижу, поскольку в этот час далеко буду — в Борее, где у Волчьего Братства во мне нужда большая возникла. Но не обольщайся, чародей. Все равно по моей воле, от моих заклинаний погибнешь! А значит, смерть будет лютой и долгой. Тебе все понятно, надеюсь? Ха-ха!
Колдун заржал, как мерин. Он был почти счастлив — и тем, как вольно держит себя рядом с некогда могущественным чародеем, и тем, что вскоре покинет опостылевший остров. Его радость была немного омрачена необходимостью визита к жрецам Волчьего Братства, где предстояли разбирательства с мозгами внезапно занедужившего Патолуса. Арес надеялся, что это задание Триглава окажется не слишком трудным. Ну а после Бореи его ждет почетная служба советника возле Неколебимого Престола, где и близко нет грязного человечьего духа, где бестелесные рабы готовы исполнять любую его прихоть, где, наконец, он сможет полностью восстановить свою колдовскую мощь.
— Чего зыркаешь, падаль?! — завопил он, мгновенно обрывая смех. — Глазами сожрать хочешь, да? Хрен тебе, не дотянешься! Кончилась твоя жизнь!
Колдун трясся, как в припадке падучей болезни. Желчь ударила в голову, черная злоба требовала немедленного выхода. Арес не понимал, отчего вдруг все его нутро взбунтовалось. Он чувствовал одно — нужно быстро покинуть подземное узилище, иначе в пылу ненависти сотворит какую-нибудь глупую ошибку и вновь лишится благосклонности Великого Господина.
Но разве может он уйти просто так, не унизив в последний раз обреченного чародея? Арес противно захихикал, подскочил к ледяной глыбе, весь дергаясь от наслаждения, и… помочился на нее. Ядовито-желтое пятно расплылось по белесому основанию кокона. Продолжая мерзко хихикать, колдун оправил на себе одежды и почти вприпрыжку выбежал за дверь.
Странное возбуждение чуть спало, когда он оказался на земной поверхности, однако Арес по-прежнему не мог взять себя в руки. Выбравшись из расщелины, он бессильно опустился на обломок скалы и вытер холодный пот со лба. Что же стряслось? Почему он так глупо вспылил и утратил контроль над своими чувствами? Единственное объяснение, которое приходило на ум, — близкое окончание ссылки и сладость предстоящей расправы над чародеем вскружили ему голову. Вот и не выдержал последнего напряжения, закатил истерику… Ладно, это не страшно. Теперь нужно успокоиться и в точности выполнить указания Великого Господина.
Арес поднялся на ноги, взглянул на бледный солнечный круг, повисший над туманной линией горизонта. Оказывается, он провел в узилище куда больше времени, чем предполагал поначалу. Что ж, пора приступать.
Ровно в полночь скалы острова Раха содрогнутся и обрушатся, навеки погребая непокорного чародея. Даже магический кокон, спеленавший его как младенца, не сможет противостоять натиску разбуженной стихии. Гранитные глыбы расплющат Калина, сотрут в порошок! К сожалению, нельзя будет созерцать это собственными глазами, да ничего не поделаешь — слишком опасно находиться вблизи буйствующих громадин…
Черный колдун выбрал большой плоский камень, достал из-за пояса обугленную палочку и начертал на камне восьмиугольную звезду. Бросив в ее сердцевину щепотку оранжевого песка, он произнес первые слова заклинания:
— Парс про тото… Стат суа цуикуе диес![4]
Звезда вспыхнула дымным багровым пламенем, медленно всплыла в воздух и превратилась в огромный — вышиной в охранную башню — черный восьмигранник, зависший над каменной плитой.
— Цуяус эст потентиа, яус эст актум. Деструам эт эдификабо! — продолжал выкрикивать Арес. — Нец зиби, нец альтери!.. Зик воло! Доминус ет деус ностер зик фиери юбет![5]
Неистовство, с которым Черный колдун выкрикивал слова заклятия, словно передалось гранитным глыбам — они задрожали и покрылись трещинами. Из трещин — старых и новых — полезли мелкие гады, способные существовать и размножаться даже в этих невыносимых для всего живого условиях, гады склизкие и вонючие, многоногие и безногие, покрытые шерстью и голокожие.
Арес не замечал их. Бухнувшись на колени пред пылающим восьмигранником, он вопил:
— Одеринт дум метуант!.. Эксекватур![6]
Арес, не доверяя своим дрожащим ногам, вновь опустился на землю, утер взмокшее лицо рукавом плаща и пригладил растрепавшуюся бороду.
Дело сделано. Сокрушающий восьмигранник завершит казнь, назначенную Триглавом. А ему пора убираться отсюда.
Колдун в последний раз оглядел остров, бывший его пристанищем более двух лет, и усмехнулся. Когда-нибудь он, обретя новое и воистину грандиозное могущество, обязательно вернется на эти безжизненные берега с единственной целью — погрузить их на веки вечные в морскую пучину, дабы уже ничто и никогда не напоминало ему о временах унизительной ссылки.
— Квэе феррум нон санат, игнис санат![7] — воскликнул он, поднимаясь на ноги. Арес был доволен собой и уверен, что исполнения своих заветных желаний долго ждать ему не придется.
Черный колдун так и не распознал подлинной причины болезненного раздражения, накатившего на него в подземном узилище. Убежденный в собственной непогрешимости, он давно утратил бдительность и не заметил, что магический кокон истончился в некоторых местах. Духовная мощь Калина, на протяжении многих месяцев незримо и кропотливо подтачивающая ледяные оковы, смогла наконец одолеть заклятье Триглава.
Нет, узник не обрел вожделенной свободы (чародейское искусство, к сожалению, не всесильно), но поток его мыслей нашел слабины в магическом коконе и устремился на волю. Сей ошеломительный напор чародейского духа и потряс прогнившее нутро Ареса, оглушил его слепой разум сиянием яростного света. Вероятно, нечто схожее ощущают морские осьминоги, внезапным ураганом выброшенные из мрачных глубин на прибрежные камни… Подобно осьминогу, скрывающемуся от неведомой опасности за пеленой фиолетового тумана, Арес излил переполнявшую его желчь на неподвижного чародея и поспешно уполз восвояси, не уразумев случившегося.
…Калин спокойно и гордо ждал смерти. Он сделал все, что было в его силах, и даже сверх того. Теперь его, скованного льдом, согревала надежда: кто-нибудь из собратьев обязательно уловит мысленное послание, отправленное им в Поднебесье. Конечно, друзья не успеют выручить его из беды — полночь уже близка. Но смерть не страшна тому, кто жил по Правде и Совести.
2. Зловещие следы
Главный зал Белого Замка, никогда не выделявшийся изысканностью своего убранства, в последнее время словно бы стал еще строже и аскетичнее. Хотя внешне он не изменился: все те же голые каменные стены и масляные светильники по углам, внушительных размеров очаг с жарко пылающими смолистыми поленьями, огромный стол красного дерева и вокруг него двенадцать дубовых кресел.
Вот только половина из них давно уже пустует, и теперь, когда чародеи, прибывающие на синклит по зову Белуна, рассаживаются по своим местам, незанятые кресла пробуждают в мастерах Белой магии тяжелые и скорбные мысли.
Всего лишь десять лет прошло с того дня, когда собрались они здесь полным синклитом, дабы начать борьбу с наползающей на Поднебесный мир Злой Силой. Каждый готов был пожертвовать жизнью, ибо все понимали: жизнь быстротечна, слава и позор — вечны.