Далее искушать судьбу не стоило. Демид подхлестнул коня и живо нагнал друзей. Им осталось совсем немного, чтобы вырваться из ложбины, когда в утреннем воздухе вновь просвистели стрелы. На сей раз преследователи били по беглецам не слезая с коней, поскольку видели, что не успевают перерезать им путь к спасению.
Конечно, такая стрельба не могла быть меткой, однако ильмерцы стрел не жалели — и удача им улыбнулась. Острая боль обожгла правое плечо Демида, в глазах у него почернело. С огромным трудом он сумел удержаться в седле. Верный конь, почуяв неладное, громко заржал, словно призывая на помощь друзей хозяина.
В мгновение ока рядом оказался Зенон. Приноровив бег своего скакуна к аллюру коня Демида, он поддержал теряющего сознание сотника, и дальше они понеслись плечом к плечу.
…Главный просчет ильмерцев заключался в том, что они понадеялись на пологий спуск с южной стороны холма и с опозданием заметили свою ошибку. Пока нашли сносное место для спуска в низину да пока выбирались из колючего кустарника, разросшегося у подножия холма, беглецы успели преодолеть половику расстояния до спасительного леса. Но прекращать погоню дружинники не собирались.
Приказ, полученный ими в Преславе от княжеского воеводы Лобана, был однозначен: догнать и изничтожить синегорского колдуна-оборотня, посмевшего вторгнуться в Ильмер. Ежели венеды, ему пособствующие, осмелятся этому воспрепятствовать, что ж, тем хуже для них. Живыми или мертвыми они должны быть доставлены в Берестье.
С гиканьем и свистом ильмерцы помчались вперед. Видели, что один из венедов тяжело ранен, значит, даже в лесу оставит за собою кровавый след, по которому всех прочих можно будет легко отыскать. Но когда доскакали до лесной опушки, вдруг заволновался-забеспокоился дружинный гадальщик, одноглазый Агей:
— Стойте, братцы, стойте! Это дурной лес, нельзя нам туда!
Лобан, отправляя его с отрядом, разумно поступил: Агей всю дорогу указывал им верное направление, ни разу не ошибся, хотя беглецы старательно и хитро заметали следы. И вот теперь, когда желанная добыча почти в руках, он мельтешить вздумал, себя и других пугать. С чего бы это?
Командовал отрядом Володарь, вояка средний, но с безграничным самомнением. Неожиданные причитания Агея разозлили его.
— Какого лешего не в свое дело суешься?! — вскинулся Володарь на гадальщика. — Если можно венедам, почему нам нельзя?
— Беду чую, смертным холодом веет, — не унимался Агей. — Нечистый лес, невозвратный, косточки наши зазря сгниют. На цветочки гляньте, травку пощупайте, ветерок нюхните — сами поймете, что в чаще нежить затаилась, путников подстерегает.
Володарь громко втянул носом воздух, однако ничего, кроме сырого болотного духа, не учуял. Да и в бледно-лиловых цветочках, усыпавших лесную опушку, никакой опасности он не видел. Наверняка сбрендил старый козел! Взять бы его за грудки, об осину треснуть — сразу перестал бы дружинников баламутить. А вместо этого приходится выслушивать и ломать голову над тем, что дальше делать.
Воевода Лобан строго-настрого велел гадальщику доверять. В отряде те слова на ус намотали, поэтому зыркают сейчас на своего командира с плохо скрытым неудовольствием. Коли прикажет им дальше в лес идти, могут и явно воспротивиться. В сердцах выругался Володарь, сплюнул Агею под ноги и приказал отряду поворачивать назад.
У него оставалась надежда, что лесная нежить, о которой Агей долдонит, напугает венедов и заставит вернуться к холмам. Тут их и встретит его засада. Конечно, для синегорского оборотня невозвратная чаща — дом родной, его оттуда ничем не выманишь. Но ежели хотя бы девку-скоморошку или сотника Меченого взять удастся, то уже хорошо.
Успокоенный этими рассуждениями, он подхлестнул коня и, не оглядываясь на таинственный лес, поскакал к знакомым и вполне безопасным холмам.
Ильмерскую стрелу удалось вырезать, но при этом Демид потерял немало крови и ослаб до такой степени, что с трудом мог самостоятельно держаться в седле.
Владигор, как сумел, облегчил его страдания: весьма пригодились уроки врачевания, преподанные чародеем Белуном. Поэтому сотник сохранял ясность мысли и глубокая рана в плече больше не жгла нещадным огнем. Однако для поправки ему был необходим хороший отдых. Владигор предлагал хотя бы на день затаиться где-нибудь в чаще, благо ильмерцы отстали — то ли со следа сбились, то ли вовсе махнули рукой на свою затею. Но Демид ни в какую не соглашался. Он был уверен, что дружинники так легко не отступятся. Либо сейчас поблизости рыскают, либо в обход леса пошли, чтобы перехватить беглецов у самой границы. Значит, надо как можно скорее двигаться на юг. Любая задержка чревата новой бедой.
Князь тем не менее собирался настоять на своем. Лишь глянув на чародейский перстень, молча кивнул: хорошо, идем дальше. Он никому не стал объяснять, отчего вдруг согласился с мнением Демида. Причина же заключалась в том, что голубой аметист изменил цвет — стал вдруг кроваво-красным. Верный знак того, что где-то рядом притаилась смертельная опасность…
Покинув неприметный овраг, в котором скрывались от погони и перевязывали Демида, они углубились в чащу.
Вскоре Владигор заметил, что сотник с явной озабоченностью поглядывает по сторонам. Похоже, сейчас его беспокоила не только рана в плече или возможность нарваться на засаду. Князь пропустил вперед Яреца и, поравнявшись с Демидом, негромко спросил:
— В чем дело, старшой?
— Лес не узнаю, — так же тихо ответил Демид. — Раньше сосняк был, сухой и чистый, а теперь сам видишь — кругом гнилье, бурелом да болотца. Как подменили.
Сотник был прав: здешний лес выглядел неживым, внушал тревогу и холодил сердце. И он слишком напоминал Владигору тот синегорский Заморочный лес, через который ему довелось пробираться несколько лет назад.
Однако другого пути у них не было.
Земля под копытами лошадей уже давно перестала быть просто землей. Впрочем, грязно-коричневая жижа, по которой они двигались, мало походила на обычное болото. Еще менее обычными выглядели торчащие повсюду лиловые и бледно-розовые цветы, чьи широкие — с детскую ладонь — отвратительные лепестки были похожи на клочья гниющей кожи.
Дальше — больше. Им стали попадаться совсем уж фантастические растения: то в виде отрубленных собачьих голов с оскаленными желтыми клыками и свисающими из пасти красными языками, то в виде змеиных клубков, чутко подрагивающих, когда путники с опаской проезжали мимо них…
Не было ни малейшей возможности свернуть в сторону. Первая и единственная попытка Ольги сделать это едва не закончилась гибелью ее гнедой: нечто паукообразное, величиной с крупного медведя, выплеснулось из болотной жижи и вцепилось в грудь лошади длинными лапами-присосками. Ольга мгновенно отсекла ножом две или три лапы, и поганая тварь с писком отпрянула назад. Но отсеченные лапы, пиявками присосавшиеся к бедному животному, продолжали висеть и извиваться до тех пор, пока Ольга и Владигор совместными усилиями не соскоблили их начисто. На груди у гнедой остались кровавые пятна.
Среди всей этой мерзости каким-то образом умудрялись расти деревья. Однако невозможно было определить их породу, ибо стволы сплошь покрывал белесый мох, а кроны оплетала густая серая паутина, сквозь которую едва пробивался дневной свет.
Люди ехали молча, подавленные жутковатым пейзажем. Только чавканье грязи и тяжелые всхрапы коней нарушали вязкую тишину проклятого леса. Владигор, возглавлявший их маленький отряд, опустил уздечку и целиком доверился своему крапчатому. Казалось невероятным, что кони еще способны находить среди этого месива некое подобие узкой тропы и двигаться вперед.
Князь, наверно, уже давно приказал бы поворачивать в обратный путь, однако невидимая тропа вела прямо на юг, поэтому в нем теплилась надежда, что рано или поздно она выведет их из болота к долгожданным степям.
Когда за деревьями что-то замаячило — высокое, громоздкое, напоминающее скалы, — его спутники обрадовались. Они решили, что, заплутав на болоте, выбрались к неизвестной скальной гряде. Только Демид сокрушенно покачал головой: никаких скал здесь никогда не было…
Подъехав ближе, они поняли свою ошибку. Перед ними возвышался огромный гранитный замок, вернее, то, что некогда было замком, а теперь превратилось в величественные развалины.
Тропа вывела беглецов к массивным железным воротам. Они были призывно распахнуты и никем не охранялись. За воротами виднелся караульный двор, в который и устремились усталые кони. Земля здесь была вымощена каменными плитами, и люди смогли наконец-то спешиться.
Владигор огляделся. С трех сторон их окружали высокие стены. Лишь в передней стене была сооружена сводчатая арка, за которой начиналась широкая мраморная лестница, круто уходящая вверх. Другой возможности проникнуть внутрь замка, по-видимому, не существовало.
— Какой странный замок, — раздался за его спиной голос Яреца. — Никогда не видел ничего подобного, хотя в самых разных краях довелось побывать.
— Мне он тоже не нравится, — согласился Владигор. — Но что нам остается делать? Вокруг болото, позади — ильмерские дружинники, а эта громадина встала точнехонько на нашем пути. Думаю, с противоположной стороны тоже ворота имеются, а за ними — да помогут нам боги! — найдется дорога более сносная, чем та, по которой сюда добрались.
— А коней куда? По ступеням не пойдут — больно круты.
— Придется пока здесь оставить, — ответил ему Владигор после краткого раздумья. — Разведаем замок, найдем выход, тогда уж за конями вернемся, что-нибудь придумаем. Без них, ты прав, степь не осилить. Но до нее ведь тоже дойти надо…
На том и порешили.
Подкрепившись вяленым мясом, хлебом и несколькими глотками кислого кваса, стали собираться в разведку. Увидев, что Демид наравне с другими опоясывается мечом и прячет кинжал в голенище, Владигор твердо заявил:
— Ты останешься, Демид. И не спорь! Боец из тебя сейчас половинный, а нам целый надобен. Отдохнешь до нашего возвращения, коней постережешь. Как ни крути, а ведь должен кто-то присмотреть за ними, верно?