— Будь его воля, мы бы вообще света белого не видели, — проворчал всегда недовольный Радигаст. — Над фолиантами корпели бы денно и нощно в своих кельях…
— Это у тебя-то келья?! — усмехнулась Зарема. — Такой дворец на берегу Эридани воздвиг, что и за два дня не осмотришь.
— И все же, Белун, что стряслось? — обрывая готовую разгореться перепалку, спросил Добран, превыше всех богов почитающий Сварога. — Не слепые, чай, видим — не в себе ты нынче.
Белун тяжело вздохнул и ответил коротко:
— Владигор исчез.
В зале наступила мертвая тишина. Первым ее нарушил Гвидор:
— Ты хочешь сказать, что Злыдень его таки выследил?
— Не знаю… Следы князя и его спутников обрываются в Мертвом городе. Позавчера утром оттуда вернулись подземельщик Чуча и венедский дружинник Зенон — они последние виделись с Владигором. Зенон пока вообще ничего сказать не может. Ему камнями так ребра покрушило, что диву даюсь, как жив остался. Чуча разыскал его в подземелье Мертвого города и помог в Ладор перебраться. По словам Чучи, князь еще до полудня должен был из Пьяной топи выйти. Тогда я смог бы найти его через Перунов перстень. Однако перстень молчит. Следовательно, либо Владигору не удалось вырваться из Пьяной топи (голубой аметист не в силах пробить незримые стены Чуждой реальности), либо по какой-то причине Владигор лишился перстня. И то и другое меня очень тревожит.
— Погоди! — вскинулась Зарема. — Он ведь, помнится, однажды уже обходился без твоего подарка?
— Это было, когда он угодил в разбойную ватагу Протаса. Владигор не знал о назначении Перунова перстня, поэтому снял его и припрятал на время. Но после того случая он больше никогда с ним не расставался.
— А Браслет Власти? Тот, который был у Патолуса? — спросил Радигаст. — Разве с его помощью нельзя узнать хоть что-нибудь о князе? Ведь у верховного жреца Волчьего Братства это получалось.
— Правый Браслет пропал вместе с Патолусом в прожорливом чреве подводного чудища…
— Может, еще не пропал? — явно заинтересовался Радигаст. — Не поискать ли на дне озера? Если ты не против, я завтра же отправлюсь в святилище Рогатой Волчицы.
— А чудовища не боишься? — усмехнулась Зарема. — По рассказу Белуна, тварь весьма опасная.
— Если Белун с ним управился, то я и подавно, — сердито возразил Радигаст. — Не забывай, что мне покровительствует Велес — бог не только менял и торговцев, но и зверей всяческих!
— Поступай как знаешь, — пожав плечами, сказал Белун. — Нам нынче выбирать особо не из чего… Самое плохое в том и состоит, братья мои любезные, что я больше не владею ситуацией, ибо не понимаю происходящего! Как, например, отряд ильмерских дружинников сумел выследить беглецов? И с чего вдруг так привязались? Кто и зачем их науськивал? Не знаю! Филимон, который с Владигором находился в Мертвом городе и еще сегодня на рассвете обязан был вернуться, так и не прилетел. Почему? Наконец, мне только что сообщили о поспешном отъезде княжны Любавы — неизвестно куда и зачем. Ускакала на Лиходее, одна, без охраны. Произошло это несколько дней назад, а я узнал обо всем лишь теперь, поскольку она, видите ли, строго-настрого повелела всей челяди молчать, особо же настырным просителям говорить о «легком недомогании княжны» — и ничего более! Каково?!
При этих словах чародей Добран улыбнулся и хотел было ответить Белуну, однако тот резко поднял руку, требуя выслушать его до конца, затем встал с кресла и подошел к объемной карте Поднебесного мира:
— Может быть, многие из прозвучавших вопросов кажутся вам незначительными… Но вот еще один, который не дает мне покоя. Что мы должны сделать с этими проклятыми лиловыми пятнами, да и в наших ли силах сделать с ними что-нибудь?!
Чародеи обескураженно молчали. Впервые они видели Белуна таким несдержанным в проявлении чувств, таким встревоженным и растерянным.
Зарема подошла к Белуну и, положив руку ему на плечо, произнесла с чисто женским сочувствием:
— Ты очень устал, Белун… Больше десяти лет длится наша битва со Злыднем-Триглавом, а хотя бы на несколько дней ты позволял себе выкинуть его из головы? Если в самое ближайшее время не удалишься в любое из наших заповедных убежищ и не отдохнешь там, допустим, пять-семь дней, твое сердце откажется служить тебе. Это говорю я, Зарема, познавшая тайны человеческого здоровья лучше любого из вас. Будь хоть трижды ученейшим и мудрейшим, великим мастером Белой магии, твоя бренная плоть ничем не отличается от нашей, и она — поверь мне, собрат! — сейчас нуждается в простом человеческом отдыхе.
Услышав эти слова, Белун опешил.
Он всегда старался не обращать внимания на завистливые подковырки Радигаста, на неуемное самолюбование Алатыра или на чрезмерную осторожность Добрана, частенько похожую на заурядную трусоватость. Да мало ли других — вполне человеческих — недостатков можно было отыскать у его собратьев! Себя он тоже не считал образцом добродетели, а свой характер — идеальным. Однако еще никто из чародеев не осмеливался даже намекать на его… старческую немощь!
Он не знал, как ответить Зареме. То ли рассердиться на нее за неуместную шутку, то ли вообще пропустить ее тираду мимо ушей?
Конечно, в глубине души Белун понимал, что Зарема кое в чем права и краткий отдых был бы ему сейчас весьма кстати. Но — признать это? Согласиться с тем, что его здоровье подорвано и физические силы давно на пределе? Да никогда!..
Внутренне смятение было столь явно написано на его лице, что чародеи не могли сдержать улыбок. Нахмурив седые брови, Белун молча посмотрел на них — и просто махнул рукой.
— Ну и как с вами разговаривать? — усмехнулся он, вновь усаживаясь в свое любимое кресло. — Им про дело толкуешь, а они…
На сей раз Добран все же прервал его:
— Так и я о деле сказать хотел, то бишь о княжне Любаве. Доподлинно знаю, в какие края она подалась. Вчера моя знакомая старушка знахарка ее в ильмерских лесах видела, неподалеку от бывшего надела воеводы Фотия.
— Эвон куда занесло, — удивилась Зарема. — А твоя старушка ничего не напутала? Чего искать Любаве в Ильмерском княжестве?
— Признать княжну, верно, не очень легко, поскольку в мужскую одежду вырядилась, да еще и меч при ней. Да уж больно конь видный: златогривого Лиходея ни с каким другим жеребцом не спутаешь. Знахарка сперва решила, что сам князь Владигор в наши леса тайком прискакал, ведь Любава на брата весьма похожа. Но как только тихую беседу услышала, сразу догадалась, кто в Ильмер пожаловал.
— Какую беседу? — нетерпеливо спросил Белун. — С кем?
— О чем шла речь, старушка не разобрала. Испугалась до полусмерти. Любава-то, как с хорошими друзьями, ворковала… с берендами!
— Ничего не понимаю! — повторил Гвидор недавние слова Белуна. — Какие такие секретные дела у Синегорской княжны с лесными дикарями?
— Что сейчас у нее на уме, судить не берусь, — сказала Зарема. — А вот несколько годочков назад… Или забыл, как она к берендам в полон угодила, но не сгинула, а начала верховодить ими?
— Такое разве забудешь? Вот только все недосуг было выспросить у Любавы, чем она охмурила берендов, что они ей подчиняться стали и на крепость Комар приступом пошли.
— Если б и спрашивал, могла не сказать. Девка скрытная, себе на уме. О той истории мало кому известно…
— И все же, — заинтересовался Алатыр. — Мы-то имеем право знать! С берендами хлопот всегда было предостаточно, так, может, ее опыт укрощения лесных недочеловеков и нам, чародеям, пригодится?
— Тебе вряд ли, — обрезала его Зарема. — Ведь ты их за людей не считаешь, а они — люди, хотя и весьма дикие. Именно это Любава поняла, когда среди них оказалась, и в свою пользу обратила.
— Каким же образом?
— А пожалела их по-бабьи. С детишками нянчилась, бабам подсказала, как лучше звериные шкуры выделывать, а вожака их, Грыма, даже кое-какой грамоте обучила.
— Ничего себе! — Алатыр недоверчиво почесал затылок. — Почему же беренды не запродали ее Климоге, как собирались вначале? Только из-за ее жалости к ним?
— Скорее из-за ненависти к предателю Климоге. Любава рассказала Грыму, что Климога обвинил волкодлаков и берендов в нападении на Ладор и самолично приказал всех перебить. Грым стал думать, как отомстить Климоге. Сам знаешь, лесные люди очень злопамятны. Тогда Любава и подсказала ему на Комар идти, собирать противников незаконного княжения Климоги, а затем, дескать, и Ладорскую крепость можно будет приступом взять.
— Безнадежная была затея…
— Но Грыму она понравилась. И когда борейцы наголову разбили берендов, он только себя в том поражении обвинил. Да еще страшно терзался, что Любаву не уберег, позволил врагам схватить ее и в Ладор увезти.
— Тебя послушаешь, — хмыкнул Радигаст, — так Грым и вовсе влюбился в нашу княжну!..
— Почему бы и нет? — пожала плечами Зарема. — Видать, сама богиня Мокошь, благодетельница женская, наградила ее этим редкостным даром: людские сердца завоевывать не силой и властью, а добротой и нежностью.
— Опасный подарочек! — не унимался Радигаст. — Через него, почитай, с десяток парней себе места не находят. Словно приворожила их княжна! А сама по-прежнему в девках числится, ни за кого идти замуж не хочет. Не лесной ли дикарь тому причина?
На такую чушь Зарема ничего отвечать не стала. Она обратилась к Добрану:
— Значит, старушка твоя разговора толком не слышала?
— Нет, — подтвердил Добран. — Однако божится, что беседа была вполне дружеской и вроде бы Любава с какой-то просьбой к берендам явилась. Больше пока ничего не знаю.
— Что ж, — подвел итог Белун. — Ильмерское княжество — твоя вотчина, тебе и наблюдать за княжной. Ни во что не вмешивайся, однако постарайся не допустить чего дурного по отношению к Любаве со стороны берендов. Сдается мне, что она вновь каким-то образом намерена использовать берендов против Климоги и этим помочь брату. Но что именно придумала сия взбалмошная девица? Будем надеяться на ее здравый смысл и приобретенную за годы заточения осторожность.