Я сверкнул глазами в сторону пленного.
— Думай, Ваня, думай! Жить тебе осталось меньше двадцати минут, — холодно сказал я.
— Да я точно помню эти долбанные четыре цифры, — истерично заорал он. — Восемь, два, ноль, один!
Я замер и с подозрением уставился на Ивана.
— Еще раз скажи код, — резко переспросил я.
— Восемь, два… — Ваня замер с расширившимися от ужаса глазами, — или три? Бли-ин, я не помню, — заскулил он.
— Сколько попыток ввода у взрывателя? Отвечай! — гаркнул я на Ваню.
— Три-и, должно быть три… или две? Я не знаю точно-о, — подвывал бледный, как полотно, пленник.
Мы с Ярцевым переглянулись.
— Дождемся Горина. Если у него не получится, то рискнем.
Ярцев кивнул, тяжело опустился на потрескавшийся асфальт и нервно глянул на таймер обратного отсчета: до взрыва оставалось девятнадцать минут.
— Может все-таки я один тут разберусь, ваше сиятельство? Если что, вы как-нибудь и без меня справитесь, но вот если вас не станет, то это повлияет на судьбы всех, кто живет и работает на вашей земле.
— Отставить панику, Виктор Петрович! — ободряюще сказал я. — У нас еще есть время.
И тут вдруг Ваня резко дернулся к таймеру.
— Там точно двойка, я вспомнил!
Ярцев еле успел его перехватить.
— Раньше надо было думать! — грубо оттолкнув пленника, рявкнул он. — Сейчас жди и не дергайся!
Я сел, прислонившись к колесу цистерны и замер в ожидании. Теперь лишняя суета была абсолютно ни к чему. Если и существует еще какая-то возможность по выходу из этого непростого положения, то до нее сможет дойти только спокойный и холодный ум, освобожденный от посторонних мыслей.
На данный момент у меня было, как минимум два варианта действий: ввести новый код Ивана или же обрезать вон тот красный проводок, который так сильно выбивался из общего пучка и уже давно мозолил мне глаза.
Я посмотрел на таймер: оставалось меньше десяти минут. Когда начнется последний тридцатисекундный отчет, я попробую свои два варианта.
И тут внезапно ожила рация. Прерываемый помехами, голос Горина прокричал:
— Восемьдесят четыре, ноль, один! Ярый, как понял? Прием!
— Понял тебя, Гора.
Мы с Ярцевым растерянно переглянулись. Теперь у нас было два варианта, отличающиеся друг от друга второй цифрой: Ваня утверждал, что там должна быть двойка, а по информации Горина — четверка. И кому же верить?
Я выхватил у Ярцева микрофон рации.
— Гора, опиши вкратце, как ты получил информацию.
После непродолжительного молчания Горин ответил:
— Словесные убеждения не помогли, тогда пришлось одному из них сделать очень больно. Второй все наблюдал. Картина была не для слабонервных. Ну, я ему, как полагается, сказал, что он следующий на очереди и ему будет гораздо хуже. Первый не кололся, и я его прикончил, чтобы еще больше надавить психологически на второго. После этого он сразу же выдал мне код.
— Как он себя при этом вел?
— В смысле? — на понял Гора.
— Опиши его эмоции после того, как ты убил его подельника, но перед тем, как он раскололся.
— Да ничего особенного: пустой взгляд в одну точку и просто сказал мне код, — растерянно ответил Горин.
— Как он себя вел? Злился, или, может, боялся, плакал, или, к примеру, ржал во все горло? Хоть что-то такое было?
— Да ничего не было! Просто уставился в одну точку, как кот на песочнице, морду кирпичом сделал и код мне выдал. — В голосе Горина сквозило непонимание.
— Понял тебя, Гора. Конец связи.
Я вернул рацию Ярцеву и пододвинулся к бомбе. Теперь я точно знал, какой из двух предложенных вариантов выбрать. Пальцы быстро пробежались по цифровой панели, экран с цифрами как-то подозрительно мигнул, и в следующий миг таймер остановился. Я с облегчением выдохнул и посмотрел на Ярцева. Тот удивленно хмыкнул и покачал головой. Было видно, что он и сам уже понял, какой код был верным.
Взяв рацию, я вызвал Горина. Когда тот ответил, я ледяным голосом сказал:
— Подойди к пленному, чтобы он слышал.
— Готово, — через пару секунд ответил Горин.
— Ну что, подонок, решил меня вокруг пальца обвести? Неудачная попытка. Восемь, два, ноль, один, — четко отделяя каждое слово, произнес я. А потом обратился к Михаилу Андреевичу: — Гора, пленника расстрелять на месте. Если б мы ввели его код, нас бы уже не было в живых. Конец связи.
Я вылез из-под цистерны и размял затекшую спину. Итак, первое дело сделано, но расслабляться пока рановато. Надо еще разобраться с заминированным участком в лесу. Да к тому же сейчас должны подъехать из комендатуры. Их также следует ввести в курс дела.
Но больше всего меня сейчас беспокоил Ярцев. Он стоял неподалеку и как-то странно смотрел на меня. И ежу понятно, что он в последние несколько часов увидел во мне совсем другого человека. Весь вопрос в том, как он теперь сам себе это объяснит? И удовлетворит ли его это объяснение?
Я, на всякий случай, старался держать его в поле зрения. Кто знает, на что он будет готов, если убедит себя, что от прежнего Александра Николаевича в этом теле ничего не осталось?
— Ваше сиятельство, вы сегодня очень необычно себя ведете, — услышал я немного растерянный голос Ярцева.
То, что в его голосе отсутствовала агрессия и подозрительность, было хорошим знаком. Теперь надо лишь немного подтолкнуть его к нужным мне выводам, а дальше он, наверняка, сам все додумает.
— Я сам, если честно, не совсем понимаю, что со мной происходит в последнее время, — задумчиво проговорил я, глядя Ярцеву прямо в глаза. — Это началось после моего ранения. — И я осторожно прикоснулся к шраму на лбу. — Вы когда-нибудь сталкивались с чем-то подобным?
Ярцев отвел взгляд и глухо ответил:
— У меня есть несколько знакомых, которые, вернувшись с последней войны, вели себя примерно так же.
Ого! Меня подвели под ПТСР. Значит Ярцев вполне разумно объяснил себе мое поведение, как некое расстройство личности после полученной травмы. И это отличная новость! Теперь все мои непонятные поступки он будет воспринимать, как вполне логичные. А потом, я уверен, окончательно к ним привыкнет и перестанет замечать.
Я видел, что Виктор Петрович хочет что-то еще сказать, но не может подобрать правильные слова. Разговор застопорился и в воздухе повисла неловкая тишина.
И тут, как нельзя кстати, в открытые ворота въехал черный фургон комендатуры, прервав воцарившееся молчание. Одновременно с этим у Ярцева ожила рация:
— Ярый, это мобильна группа на пикапе. Нам подъехать?
— Да, подтягивайтесь, парни. Бомба обезврежена.
Из фургона выскочила четверка вооруженных бойцов, а вслед за ними показался человек в штатском. Роста он был среднего, телосложения обычного, да и лицо у него было какое-то простое, ничем не выделяющееся. Похоже, у него были хорошо прокачаны аспекты псионики и воздуха, да и уровень, судя по всему, не ниже третьего. Одним словом, мужик маскировался, что надо. Такой, если даже поговорит с тобой полчаса, все равно ничем особым не запомнится. И я точно знал: с таким лучше не юлить, а все рассказывать начистоту.
— Соловьев Иван Федорович, старший оперуполномоченный районной военной комендатуры, — представился он, подойдя к нам с Ярцевым.
— Граф Александр Николаевич Белов, — ответил я, сдержанно пожав протянутую руку.
Следующие минут десять я вводил оперативника в курс дела. По мере моего рассказа он становился все более мрачным и задумчивым. Эксперт, приехавший с Соловьевым, с маниакальным упорством фотографировал место преступления и снимал отпечатки. Ивана же тем временем отстегнули от цистерны и взяли под конвой два наших бойца, вернувшиеся на пикапе.
— Так вы, молодой человек, значит работаете на графа Волкова? — обратился опер к Ивану, когда я закончил излагать факты.
— Да, ваше благородие, — кивнул Иван.
— И вы признаете, что привезли сюда эти две цистерны и заложили под одной из них бомбу?
— Ничего я не привозил и не закладывал, я даже из машины не выходил, — хмуро ответил Иван. — Я простой водитель.
— Но вы же видели, как ваши подельники это делали? — опер буравил Ваню пристальным взглядом.
— Видел, конечно, но сразу говорю, что действия их не одобрял, — яростно замотав головой, ответил задержанный.
— А что ж вы им ничего не сказали? Не воспрепятствовали, так сказать?
— Ха! Попробуй таким воспрепятствуй. В ближайшем лесу и закопают, — усмехнулся Ваня.
— Александр Николаевич, — обратился ко мне Соловьев. — По законам военного времени, это ваш пленник и его судьбу решать только вам. Вот если бы цистерны рванули, было бы совсем другое дело.
Да уж, справедливое замечание. В этом случае я бы, скорее всего, уже ехал на допрос, а наутро остался без имения.
— Но, тем не менее, — продолжил опер, — я бы хотел снять более подробные показания с задержанного в стенах комендатуры. Конечно, под мою личную ответственность. И верну вам его завтра в целости и сохранности. Заодно завезу на подпись протоколы ваших показаний.
— Да, конечно, Иван Федорович, — с готовностью согласился я. — Но пока он мне еще нужен, чтобы узнать расположение мин в здешнем лесу. Может мы вместе с вами туда и прокатимся?
— Всенепременно, Александр Николаевич. К тому же, мне нужна хотя бы одна мина в качестве вещдока. Да и бомбу мы тоже заберем. Нам осталось не более четверти часа, чтобы все тут закончить. Подождете?
— Хорошо, — кивнул я. — Мы будем прямо за воротами, — я показал на выезд с лесопилки.
Примерно через полчаса мы подъехали к блокпосту, организованному бойцами Горина. В двадцати метрах от нас начиналась опушка леса.
— Показывай, где мины зарыли, — сверкнув на Ивана глазами, сказал я.
— Это чуть дальше и правее, в лесу.
Пленник пошел вперед, а мы последовали за ним. Когда я вошел в лес, то увидел, что от проселка, по которому мы двигались, ответвляется вправо тропка. Иван остановился и указал на нее: