ем направлении, так что промазать в этом случае было сложно.
Схватив ПЗРК, я повернул рычаг подготовки к пуску, закинул трубу на плечо, прицелился, поджал пуск, дождался сигнала захвата цели и дожал спусковой крючок. Крышки отстрелились, и ракета пошла на цель. А следом за моим зарядом вылетела и ракета из ПЗРК Ярцева. Одна за другой они врезались в лишенного щита беркута. Птица громко заклекотала, резко взмахнула крыльями и камнем упала на землю.
В это время я уже бежал к месту падения, готовя на всякий случай заклинание призрачного кинжала. Я несся по засеке, перепрыгивая через ветки, подныривая под лежащими друг на друге стволами и перелезая через большие нагромождения поваленных деревьев. Взобравшись на одну из таких куч, я наконец-то увидел беркута. Он был еще жив и, катаясь по земле, махал перебитыми крыльями. Смертельно раненная птица яростно царапала когтями по стволам валяющихся рядом деревьев, выплевывая из клюва небольшие язычки пламени.
Монстр увидел меня и попытался вывернуть голову, чтобы запустить в мою сторону поток испепеляющего огня. Но я был быстрее. Стремительным прозрачным сполохом мелькнул в полете призрачный кинжал и врезался беркуту прямо в голову. Птица, словно, электрическая игрушка, у которой резко отключили питание, уронила голову на землю и осталась лежать без движения.
Я подошел к беркуту и, достав армейский нож, отрезал с ее лапы фалангу с огромным окровавленным когтем. Ярцев, который следовал за мной по пятам, с интересом посмотрел на меня.
— Им нужен символ этой победы. В этом случае у них будет, что предъявить этому толстому борову.
Виктор Петрович молча ухмыльнулся и кивнул.
Когда мы вышли на дорогу, все имперские бойцы, даже раненные повернули головы в нашу сторону. Я нашел глазами капитана Федулова, который угрюмо стоял над телом одного из своих убитых солдат.
Подойдя к офицеру, я поднял над головой окровавленный коготь беркута и, окинув суровым взглядом имперских солдат, прокричал:
— Бойцы! Это кровь ваших братьев! Сегодня мы с моими верными солдатами защищали мирных подданных Российской империи. Мы уничтожили четырех мощнейших монстров. Этот — пятый. Много моих бойцов отдали за это свои жизни. Вы теперь знаете, что это такое: биться против этих неуязвимых чудовищ, своей грудью прикрывая земли нашей родины. И если кто-то усомнится в нашей преданности России, расскажите ему то, что здесь произошло, покажите ему этот коготь, испивший крови ваших братьев. — И я протянул кровавый птичий палец капитану Федулову, а потом еще раз посмотрел на притихших солдат и крикнул: — Служу царю и Отечеству!
— Служу царю и отечеству! — услышал я дружный отклик.
Капитан Федулов передал коготь своему ординарцу и посмотрел на меня.
— Ваше сиятельство, — сказал он, — я, конечно, не вправе обсуждать слова генерал-майора Жохова, но, тем не менее, хочу прямо сказать, что я всем сердцем на вашей стороне. — Он прервался, почтительно склонив голову, а затем добавил: — Примите от меня и от моих солдат благодарность за спасение наших жизней. Честно вам скажу: мы были не готовы к такому. До этого дня мы сражались с обычными людьми и не понимали против чего стоят бойцы, обороняющие наши земли от нашествия монстров. Теперь мы знаем. И мы всем расскажем. Чтобы больше никто не посмел усомниться в вашей отваге и преданности.
— Благодарю, господин капитан. Для меня было честью сражаться с вами плечом к плечу. — Я сделал паузу и огляделся вокруг. — Помнится, генерал-майор Жохов сказал, что как только эксперты-криминалисты уедут, можно будет забрать тела. Господин капитан, поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что они уехали. Во всяком случае никого из них я здесь уже не вижу. А вы?
Капитан, едва сдержав мимолетную улыбку, согласно кивнул:
— Все верно, ваше сиятельство. Именно так и сказал Петр Андреевич. Я тому свидетель. Так что не вижу причин и дальше препятствовать вам в этом деле. К тому же и нам надо сделать то же самое с нашими павшими. — И лицо капитана Федулова мгновенно посуровело.
Именно это я и хотел услышать. Мы с Коршуновым и Ярцевым незамедлительно приступили к делу. Я был уверен, что эти трусливые кабинетные крысы не покажутся здесь как минимум час, а то и больше. А уж о том, что сюда еще раз может заявиться генерал-майор, речи, похоже, вообще не шло. Огненный беркут изрядно их всех перепугал.
Мы с четырьмя прибывшими на грузовике бойцами быстро погрузили тела убитых солдат в кузов и отправили их в имение. Коршунов поехал с ними, а мы с Ярцевым решили вернуться на еще одном уцелевшем пикапе.
Перед отъездом я подошел к капитану Федулову.
— Семен Аркадьевич, есть какие-то новости от спецгруппы, которая отправилась к туннелю?
— Да, Александр Николаевич, работают парни. Командир группы склоняется к тому, что туннель придется взорвать. Учитывая, что из него совсем недавно вылетел тот самый огненный беркут, на охрану придется тратить слишком много сил, которые нужны на других направлениях. Я передал отчет группы в штаб. Сейчас жду от них команды.
— Благодарю вас за информацию, господин капитан. И еще момент. В соответствии с законами военного положения все убитые монстры, амуниция, оружие и техника неприятеля являются нашими трофеями. Все верно? Или у вас есть особые распоряжения от командования на этот счет?
— Никак нет, ваше сиятельство, — с готовностью ответил капитан Федулов. — Можете свободно и на свое усмотрение распоряжаться всеми добытыми трофеями.
— Отлично. Тогда сейчас пришлю бойцов на грузовиках за убитыми монстрами. Чем раньше мы их заберем, тем лучше, сами понимаете.
— Конечно, ваше сиятельство. Я здесь со своими солдатами, похоже, буду до поздней ночи или даже до утра. Так что мы вашим парням поможем.
— Еще раз благодарю, вас, Семен Аркадьевич. — Я протянул капитану руку. — Вы настоящий русский офицер. Я рад, что имел четь познакомится с вами.
Обменявшись с Федуловым крепким рукопожатием, я сел в пикап, и мы с Ярцевым отправились в обратный путь. Впереди нас ждала моя, охваченная скорбью и трауром, усадьба.
День быстро клонился к вечеру. Длинные глубокие тени легли на дорогу. Солнце еще порой выглядывало из-за кромки леса и в эти моменты быстро скакало по верхушкам деревьев, отбрасывая причудливые блики в кабине пикапа.
Это был один из самых длинных дней моей новой жизни. День, когда погибло много моих бойцов. День, который и мне самому принес смерть, а потом вновь вернул к жизни. День, который даровал нам такую нелегкую, но все-таки победу.
Когда мы въехали через боковые западные ворота на территорию усадьбы, то я увидел скорбную картину: родственники убитых бойцов стояли нестройной толпой перед нашим импровизированным моргом и ждали своей очереди на опознание. В толпе раздавался плач и горестные возгласы.
— Поворачивайте к ним, Виктор Петрович, — хмуро сказал я.
Ярцев бросил на меня обеспокоенный и напряженный взгляд.
— Может не стоит, ваше сиятельство? Люди сейчас все на взводе, на эмоциях. Мало ли что?
— Эти солдаты сражались за мою землю. Их родственникам и близким надо знать, что они умерли не напрасно. И если у них вылетит что-то оскорбительное в мой адрес, пусть. Возможно, им от этого станет легче, а я уж как-нибудь переживу, — решительно ответил я.
Ярцев нахмурился, но дальше перечить не стал. Машина повернула налево и поехала к казарме.
Когда я вылезал из кабины, то мельком глянул на себя в зеркало. Вид у меня был такой, словно я неделю на передовой из окопов не вылезал: все лицо в грязных разводах, волосы всклокоченные, руки и одежда заляпаны кровью и землей.
Стоило только нам с Виктором Петровичем выбраться из пикапа, как ко мне из толпы, громко всхлипывая, бросилась Ольга. Она повисла у меня на шее и, как заведенная зашептала мне на ухо: «Живой… живой… Никуда больше не отпущу… никогда… не отпущу.» Она крепко сжимала меня в объятиях и ее всю трясло от еле сдерживаемых рыданий.
— Посмотри, сколько их там. Они же все мертвые… И Михаил Андреевич… — надрывно всхлипывала она.
Я осторожно гладил ее по ее вздрагивающей спине, плечам, голове. Я не знал, как на такое реагировать. Прошлая жизнь шпиона и киллера меня к такому не готовила. Что-то внутри меня — возможно, кусочек оставшейся во мне личности юного князя Рокотова — подсказывало, как мне следует действовать. Но я не мог переступить через самого себя, через свою огрубевшую натуру и просто продолжал неуклюже гладить и тихонько похлопывать по спине безутешную Ольгу.
А потом я взглянул на собравшуюся перед моргом толпу. И понял, что Ольга, скорее всего, только что спасла меня от первых, самых эмоциональных, выкриков в мой адрес, которые были готовы сорваться с уст безутешных, жен, матерей или детей. Родственники и друзья погибших украдкой поглядывали в мою сторону и видели, что мы с Ярцевым тоже были в гуще боя, на волосок от гибели. Особенно Виктор Петрович, рана которого вновь начала кровоточить.
— Все хорошо, я живой, успокойся. Мне нужно поговорить с ними, — тихо прошептал я Ольге на ухо и легонько, но настойчиво, отстранил ее от себя.
Я приблизился к собравшимся родственникам погибших. И тут все-таки кто-то из них не выдержал. Чей-то надрывный женский голос выкрикнул из середины толпы:
— Будь проклят тот день, когда мой муж решил на вас работать!
В направленных на меня взглядах начало мелькать осуждение. Следом раздалось еще несколько похожих выкриков и приглушенных причитаний. Я напряженно смотрел на собравшихся передо мной людей. Никакие слова не могли исцелить их боль. Говорить было бесполезно. Сейчас самым лучшим было дать им выговориться, выплеснуть накопившиеся эмоции. А когда первый порыв пройдет и чувства хоть немного улягутся, тогда настанет время слов.
Но тут из толпы вышел тот, кого я совсем не ожидал здесь увидеть. И после этого все пошло не по плану.
Глава 7
С перебинтованной головой и заплывшим, посиневшим, неузнаваемым лицом ко мне подошел Ленька Гаврилов и, встав рядом со мной, развернулся к собравшейся толпе.