Они вошли в просторный зал, где Алер распределил гостей по комнатам. Слуги потащили вещи путников в разные стороны. Готфрида с Лойдой обступили пятеро лакеев, хотя их добром сложно было обременить и ребенка. Юноша не переодевался с тех пор, как покинул Касалиф, и постоянно ощущал это — в основном носом, хоть и стирал свои лохмотья время от времени. На Лойде было то же платье, в котором девушка удирала от миньяковых племянников.
— Этот Алер вовсе не кажется безумным завоевателем, — заметила она.
— Я пока не встречал никого, кто бы казался. Разве что Гердес Мулене одержим идеей всевластия. Прочие хотят войн не больше меня.
— А твоя сестра?
— Не знаю, это особый случай. Может, она как раз и походила на Мулене. В случившемся с ней нет ничего удивительного…
Они поднялись на несколько этажей и оказались в голом унылом коридоре, утыканном глядящими друг на дружку дверьми. Роскошь миньякова дворца осталась в зале, где принимали гостей, а тут — простые узкие комнатки без окон.
— Не тревожьтесь, сир, господин и сам спит в такой, — успокоил их слуга и, придвинувшись, прошептал: — Это семейный пунктик. Правители любят напоминать себе о происхождении: мол, от Пяти Фонтанов до трущоб рукой подать.
— Чем больше узнаю миньяка и Вентимилью, тем больше удивляюсь. Только в голове уляжется определенное представление, как тут же что-то новое все переворачивает.
— Мы и сами себе удивляемся, — улыбнулся слуга.
Отсылать его Готфрид не стал, желая вызнать побольше: едва ли можно полезнее скоротать вечер, чем за расспросами о хозяине и его семействе.
Оказалось, с десяток поколений тому назад предки миньяка были простыми наемниками. Удача, способности к политике и магии, череда сильных и властных глав рода — и в Вентимилье появилась могущественнейшая династия.
— Такое сотни раз случалось, — рассказывал слуга. — Потому трущобный люд и бежит в армию. Все думают: повезет — сорву куш, выберусь наверх.
Ближе к ночи в дверь постучали.
— Не тревожься. Я скажу, что сам тебя задержал, — успокоил юноша перепугавшегося лакея и добавил громче: — Войдите!
В проеме появилась старушка с ворохом одежды.
— Господин, мне сказали, вам переодеться нужно. Вот выбирайте. Завтра сошьем получше.
Она глянула на лохмотья Готфрида с нескрываемым презрением и фыркнула на слугу:
— Ты что, не показал гостю ванную?
— Да мы как раз собирались туда идти! Господин?
— Конечно, конечно!
Юноша поднялся с узкой кровати и побрел за провожатым.
— Эй, горничная! Сменить постельное белье! — прокричала старушка.
— Господин, не обращайте внимания, — посоветовал лакей. — Она всего месяц этажом заведует, у нее еще голова кругом.
Меченосец снова увидел миньяка лишь через два дня, а до тех пор болтал со слугами да прогуливался с Лойдой. Та осталась без Гасиоха: демона забрал гном. Впрочем, оно и к лучшему, говорливая башка уже порядком надоела.
Алер пригласил гостей на «семейный ужин в узком кругу». Узкий круг оказался сотней братьев, кузенов, дядьев и прочих людей второй-третьей и других степеней родства — даже таких отдаленных, что в Гудермуте и близкими бы не посчитали. Трапеза растянулась на несколько захватывающих часов..
За столом Готфрид познакомился с женой миньяка, Сладой. Ей было под тридцать, и она показалась прекраснейшей, ослепительнейшей женщиной из всех, виденных юношей. Он смотрел на хозяйку, ошеломленный, ловил ее улыбку, от которой внутри что-то таяло, мякло, менялось, и почти не слушал докучливую болтовню Алера.
— Тут еще месяца два сидеть придется, — сообщал тот. — Улаживать надо куда больше, чем я ожидал. Многие слишком надеялись на Нероду, а кое-кто из моих союзников воспринял дезертирство Невенки как личное оскорбление.
Готфрид смотрел на Сладу, беседовавшую с золовкой о младенцах. Сестра Алера была уже на сносях, хозяйка — то ли на третьем, то ли на четвертом месяце. А ведь и не догадался бы, если б сама не сказала!
— Придется их уговаривать, а после новую армию набирать, — продолжал миньяк. — А чтоб ты не заскучал, я тебе устроил доступ в архивы и библиотеку. Рогала говорил, тебя история Великого меча интересует. Когда мы думали Добендье к рукам прибрать, собрали много сведений.
— Угу, — кивнул Готфрид, не оборачиваясь.
Лойда ткнула его локтем в ребра.
— Ты чего? — удивился юноша.
— Невежливо пялиться! И миньяк тебе что-то объясняет.
Готфрид смутился и стал внимательнее слушать Алера.
— В Анзорге мы нашли немало книг, пригодных для чтения. Они написаны в разное время, разброс в несколько тысяч лет, некоторые — на древнепетралийском. Их используют, чтобы перевести прочие. Ты ведь знаешь язык, значит, можешь помочь.
— Полагаю, да.
Миньяк, заметив, кому адресовано внимание гостя, помрачнел и сухо заметил:
— Меченосец, ты как-то рассеян.
— Я чувствую себя не в своей тарелке и не знаю, что делать. Моя жизнь прошла в приграничной крепости, а теперь я впервые попал в настоящий город. Тут нас всего двое из захолустья: я да Лойда.
— Вот в чем дело. Я и не подумал. — Миньяк улыбнулся. — С учеными тебе будет полегче, вот увидишь.
Алер не ошибся. Тех, к кому Готфрид пришел на следующий день, заботили только знания. Не успел войти, как сам превратился в объект исследований, полдня только на вопросы отвечал. Но после обеда удовлетворили и его интерес: показали, где отыскать нужные книги по истории. Так продолжалось неделями: утром ответы, вечером вопросы. У Готфрида выцедили всякую мысль, хоть как-то относящуюся к Добендье.
Первым юноша прочел отчет двухлетней давности, сделанный для миньяка: «Краткая история Великого меча, также известного как меч Зухры, или Добендье». Безыскусное жизнеописание воинов полностью соответствовало названию.
Туреку Аранту еще повезло: с клинком пробыл недолго, мучился не слишком и умер благодаря Рогале быстро. Раздел про Аранта не принес почти ничего нового. Предшественник Турека погиб в битве, носивший меч до него покончил с собой. Ранее одного из Меченосцев убил обладатель щита Дрибрана. Нескольким повезло, как Аранту. Еще один, некто Стодрайх Етрехт, подобно Анье, захотел слишком многого, и гном зарезал его всего через два дня.
Первого известного Меченосца звали Шароном Шаде, и о нем было написано больше, чем об Аранте. Воин жил в одно время с Невенкой и враждовал с нею. Тогда она носила имя Висма Пович, а Неродой назвалась много позже.
Шарон вступил в борьбу с Соммерлафом и проиграл. Пович сумела пленить его, изолировать от Рогалы, и потому он прожил много дольше прочих — целую тысячу лет, пока оставалась в своем теле королева. Все это время он провел в огромной бутыли, подвешенной над площадью Победы в Шпилленкотене. Помимо Шаде, сосуд содержал Добендье и кровососущего беса. Меч оставался у несчастного в руке, но размахнуться им было невозможно. Бедняге пришлось ждать, пока Рогала найдет способ прикончить его.
После отчета Готфрид принялся за книги, и чем больше читал, тем глубже убеждался: судьбы его предшественников — будто отливки из одной формы. Ученые подтвердили его догадку.
Вечерами юноша ужинал с хозяевами дворца. Когда к Меченосцу привыкли, гостей сильно поубавилось. Тайс с Гасиохом неизменно составляли ему компанию. Готфрид с ними не разговаривал и вообще старался лишний раз с гномом не встречаться. Демон, правда, на глаза попадался чаще: книжники его исследовали. Чудище капризничало, упрямилось и кляло всех и вся с высоты лабораторного стола.
В библиотеке было хорошо, там хотелось остаться. Как-то после вечерней трапезы юноша задержал миньяка для разговора.
— Как наука? — осведомился тот. — Нагрузили тебя знаниями?
— Наука тяжела, но полезна. В истории столько боли! А моя судьба удивительно похожа на судьбу Турека Аранта и многих, многих других.
— Избранные в разные времена разыгрывают одну пьесу, — пробормотал Алер. — Ведь Великие заняты все той же сварой.
— Мне это не нравится. По правде, это невыносимо! Я не хочу идти дорогой Аранта, лучше мне книжником стать! Впервые в жизни я хоть чем-то занимаюсь в удовольствие.
— О чем ты думал говорить со мной? Я тороплюсь на встречу с корихами.
Готфрид отцепил ножны и протянул меч миньяку.
— Бери! Ты хотел его, я — нет.
— Слишком поздно. Зухра проснулась. Я даже не чувствую искушения. Если возьму, она уничтожит меня. Нам обоим лучше играть до конца.
— Но…
— Меня неоднократно, на все лады ругали и кляли, но дураком не клеймили ни разу. Я бы предпочел и сейчас не давать повода. Готфрид, спорить с пробудившейся Зухрой — последняя глупость. Извини, но избрали тебя, и именно тебе придется проделать путь Меченосца.
Юноша чертыхнулся себе под нос, затем еще раз, заметив гнома в дверях. Тот ухмылялся в бороду.
— Пройдись с Лойдой — полегчает, — посоветовал Алер.
Готфрид сердито затопал прочь. Он с девчонкой и так каждый вечер гулял после ужина. Они бродили молча: болтовня не помогала, лучше делалось просто от ощущения, что рядом кто-то столь же одинокий.
— Давай сходим сегодня к прудам с лилиями, — предложила девушка. — Да что с тобой случилось? За ужином, когда со Сладой перешучивался, прям на седьмом небе был.
Лойда скривилась, будто укусивши лимон. Ее всегда перекашивало от имени хозяйки. Но Готфрид, не умея различать женского настроения, ничего не замечал. Однако Лойда Хатсинг отличалась редкостным терпением.
— Я пытался отдать Алеру меч, а он не взял и без малого меня высмеял.
— Ох. Как бы там ни было, пойдем! Говорят, бутоны снова раскрылись.
— Не слишком ли поздно?
— Иногда колдовство годится не только для войны. Лилейные пруды, окруженные редкими деревьями, скамьями, беседками и статуями, лежали в одном из одичавших парков. Вдоль воды прогуливались бесчисленные влюбленные пары, но Готфрид по молодости не замечал их.
Тем вечером бродили допоздна, глядя на скользящий по озерной глади месяц. В серебряном круге не было чародейства, но Готфрид вспомнил сестру и заговорил о ней, а после принялся рассуждать о своей участи. В конце концов Лойда разозлилась.