Стараясь оттянуть неизбежное, он подозвал детей, чтобы рассказать им историю Возвращения. Он неплохо изобразил ее, и кое-кто одобрительно кивал, но на многих лицах было написано разочарование. Эту историю всегда поет Аррик! Разве не за ней они пришли?
— Где Сладкоголосый? — крикнул кто-то в задних рядах.
Соседи зашикали, но вопрос повис в воздухе. Когда Рожер закончил рассказывать детям о Возвращении, толпа недовольно загалдела.
— Я пришел послушать песню! — крикнул тот же смутьян, и на этот раз остальные закивали в знак согласия.
Рожер знал, что не стоит и пробовать. У него был слабый голос, и он давал петуха, когда тянул ноту. Его пение придется толпе не по вкусу.
Он повернулся к мешку с чудесами в поисках подмоги и со стыдом отодвинул жонглерские шарики. Рожер неплохо ловил и бросал предметы увечной правой рукой, но без указательного пальца не мог правильно закрутить шарик. Полторы руки — слишком мало, чтобы плести сложную паутину движений.
«Какой из тебя жонглер, если ты не умеешь петь и жонглировать?» — иногда срывался Аррик. Рожер знал, что никудышный.
С ножами он управлялся лучше, но была нужна специальная лицензия гильдии, чтобы вызывать помощников из толпы. Аррик обычно выбирал грудастых девчонок и частенько заваливал их после представления.
— Похоже, он не придет, — сказал тот же зритель. Рожер молча обругал его.
Толпа постепенно расходилась. Из жалости в шапку бросили клат-другой, но если Рожер ничего не придумает прямо сейчас, ему не хватит денег для мастера Кевена. Мальчик взглянул на скрипичный футляр и поспешно схватил его, увидев, что осталось всего несколько зевак. Как всегда, смычок удобно лег в искалеченную руку. Для скрипки довольно и трех пальцев.
Смычок коснулся струн, и музыка наполнила площадь. Некоторые зрители повернули назад, но Рожер не обратил на них внимания.
Мальчик плохо помнил отца, но мысленно отчетливо видел, как Аррик играет на скрипке, а Джессум хлопает в ладоши и смеется. Играя, Рожер чувствовал отцовскую любовь, как ощущал материнскую, когда держал свой талисман. Под защитой родительской любви он отбросил страх и унесся на волнах музыки.
Обычно он только аккомпанировал Аррику, но на этот раз зашел дальше. Музыка заменила пение Сладкоголосого. Пальцы здоровой левой руки порхали над ладами, и вскоре толпа начала хлопать в такт. Рожер играл все быстрее и быстрее, зрители рукоплескали все громче и танцевали у сцены. Мальчик поставил ногу на ступеньку и сделал сальто назад, не сбившись с ритма. Толпа взревела.
Рожер очнулся от транса и увидел, что на площади полно народу, забиты даже прилегающие улицы. Аррик давно не собирал столько зрителей! От удивления Рожер едва не сфальшивил и стиснул зубы. Он продолжил играть, и музыка поглотила его вновь.
— Хорошее представление, — похвалил кто-то за спиной, когда Рожер пересчитывал лакированные деревянные монеты в шапке. Почти триста клатов! Кевен уймется на целый месяц.
— Спасибо… — начал Рожер, но поднял взгляд и осекся. Мастера Джасин и Идум. Гильдейские.
— Рожер, где твой мастер? — грозно спросил Идум. Он был прославленным актером и шутом, на представления которого, по слухам, приезжали из самого Форта Райзона.
Рожер с трудом сглотнул и покраснел. Он опустил глаза, надеясь, что страх и чувство вины сойдут за стыд.
— Я… я не знаю. Он должен был выступать.
— Держу пари, опять надрался, — фыркнул Соловей Джасин.
Поговаривали, что он сам прозвал себя Соловьем. Певцом он был неплохим, но что намного важнее — он был племянником Джансона, первого министра герцога Райнбека, и не упускал случая об этом напомнить.
— Сладкоголосый совсем сдулся.
— Удивительно, что у него до сих пор не отобрали лицензию, — согласился Идум. — Говорят, в прошлом месяце он обгадился посреди выступления.
— Неправда! — возмутился Рожер.
— На твоем месте я бы о себе беспокоился, мальчик. — Джасин ткнул Рожеру в лицо длинным пальцем. — Знаешь, какое наказание полагается за сбор денег без лицензии?
Рожер побледнел. Аррик может лишиться лицензии. Если гильдия дойдет до магистрата, их обоих могут заковать в кандалы и отправить на лесоповал.
Идум засмеялся.
— Не бойся, мальчик. Если гильдия получит свою долю, — он зачерпнул пригоршню деревянных монет из шапки, — мы забудем об этом досадном недоразумении.
Гильдейские забрали больше половины монет. Рожеру хватило ума прикусить язык. Он сомневался, что хотя бы один клат попадет в сундуки гильдии жонглеров.
— У тебя талант, мальчик, — бросил Джасин напоследок. — Поищи себе мастера получше. Можешь заглянуть ко мне, когда надоест подтирать за стариной Кислоголосым.
Рожер встряхнул шапку, и его досада мгновенно улетучилась. Даже половина — это намного больше, чем он надеялся собрать. Он побежал обратно в трактир, по пути завернув только к мастеру Кевену, лицо которого при виде мальчика стало мрачным, как грозовая туча.
— Надеюсь, ты не попрошайничать пришел?
Рожер покачал головой и протянул Кевену мешочек с деньгами:
— Мастер сказал, этого хватит на десятицу.
Кевен заметно удивился, взвесив на ладони мешочек и услышав приятный перестук деревянных монет. Он мгновение помедлил, хрюкнул, сунул деньги в карман и пожал плечами.
Когда Рожер вернулся, Аррик еще спал. Мальчик знал, что мастер так и не поймет, что деньги заплачены. Он будет старательно бегать от трактирщика и радоваться, что прожил десять дней задарма.
Последние несколько монет Рожер положил в кошелек Аррика. Он скажет мастеру, что нашел их на дне мешка с чудесами. Большая редкость с тех пор, как с деньгами стало туго, но Аррик воздержится от лишних вопросов, когда увидит, что еще купил Рожер.
Бутылку вина мальчик поставил рядом со спящим жонглером.
На следующее утро Аррик встал раньше Рожера и принялся разглядывать себя в потрескавшееся зеркальце. Он был не молод, но и не настолько стар, чтобы жонглерский грим не мог придать ему иллюзию молодости. В длинных волосах, выгоревших на солнце, золота было пока больше, чем серебра, а крашеная каштановая борода скрывала растущий второй подбородок. Грим совпадал по цвету с загорелой кожей, и морщинки вокруг голубых глаз были почти не заметны.
— Прошлой ночью нам повезло, мой мальчик. — Он загримасничал, проверяя, как держится краска. — Но нельзя же все время бегать от Кевена! Этот мохнатый барсук подстережет нас рано или поздно, и хорошо бы в кармане тогда стучало побольше… — он достал монеты из кошелька и принялся ими жонглировать, — шести клатов.
Его руки мелькали, размеренно выхватывая монеты из воздуха и подбрасывая обратно, за ними невозможно было уследить.
— Ты тренируешься жонглировать?
Не успел Рожер открыть рот, как Аррик кинул ему клат. Мальчик знал этот фокус и был наготове, но все равно испытал укол страха, поймав монету левой рукой и подбросив в воздух. Монеты полетели одна за другой, и Рожер судорожно ловил их искалеченной кистью, перекидывал в здоровую и подбрасывал.
Он в ужасе жонглировал четырьмя монетами. Аррик добавил пятую, и Рожер заплясал на месте, чтобы ни одной не уронить. Шестую Аррик швырять передумал и принялся ждать. Разумеется, через мгновение монеты застучали по полу.
Рожер съежился в ожидании выволочки, но Аррик только глубоко вздохнул:
— Надевай перчатки. Пора набить кошелек.
Вздох ранил сильнее, чем крик или оплеуха. Злость означала, что Аррик надеется на лучшее. Вздох — что мастер сдался.
— Нет. — Слово само соскользнуло с языка, но когда оно повисло между ними, Рожер почувствовал, что все делает правильно, как со смычком в увечной руке.
Аррик запыхтел сквозь усы, пораженный неслыханной дерзостью.
— Я имею в виду перчатки, — уточнил Рожер, и ярость Аррика сменилась интересом. — Я больше не хочу их надевать. Я их ненавижу.
Аррик вздохнул, откупорил бутылку и налил вина в кубок.
— Мы же договорились, — указал он бутылкой на Рожера. — Люди не захотят тебя нанять, если узнают о твоем увечье.
— Мы не договаривались. Ты просто велел мне носить перчатки.
Аррик хмыкнул:
— Не хочу тебя расстраивать, мальчик, но так уж заведено между мастерами и подмастерьями. Никому не нужен калека-жонглер.
— Выходит, я всего лишь калека?
— Разумеется, нет. Я тебя ни на кого не променяю. Но не всякий увидит под шрамами человека. Тебе прилепят кличку и станут смеяться над тобой, а не над твоими шутками.
— Плевать. В перчатках я словно кого-то обманываю, а рука и без фальшивых пальцев плохо гнется. Пусть смеются, лишь бы кидали клаты.
Аррик разглядывал его, барабаня по кубку.
— Дай мне перчатки, — наконец сказал он.
Черные перчатки доходили Рожеру до середины предплечий. К кончикам пальцев были пришиты разноцветные треугольные лоскутки, а к ним — колокольчики. Рожер хмуро швырнул их мастеру.
Аррик поймал перчатки, не глядя выкинул их в окно и отряхнул ладони, будто испачкался.
— Хватай сапоги и идем. — Он допил содержимое кубка.
— Сапоги мне тоже не нравятся, — заикнулся Рожер.
Аррик улыбнулся мальчику и подмигнул.
— Не наглей, — предупредил он.
Закон гильдии дозволял лицензированным жонглерам выступать на любом перекрестке, покуда они не мешают движению или торговле. Иногда их даже нанимали в торговые палатки или общие залы трактиров.
Из-за пьянства Аррика трактиры были исключены, и они выступали на улице. Аррик любил поспать, и лучшие места давно разобрали другие жонглеры. Им же досталась лишь боковая улочка вдали от людских толп.
— Сойдет, — проворчал Аррик. — Созови зрителей, парень, пока я готовлюсь.
Рожер кивнул и убежал. Завидев людей, он крутил перед ними колесо или ходил на руках; пришитые к лоскутному наряду колокольчики зазывно звенели.
— Выступление жонглера! — кричал он. — Все на выступление Аррика Сладкоголосого!