Еще 30–40 миллионов тонн зерна СССР закупал за границей ежегодно. В первую очередь фуражного, для прокорма огромного поголовья скота, но это уже не так важно. Важно то, что при 280 миллионах населения и 210 миллионах гектаров обрабатываемой площади Союз производил 170 миллионов тонн и еще закупал около 40. Запомним эти цифры. Ведь считается, что «совок» на излете существования был слаб в аграрной сфере, стал постоянным импортером хлеба и вообще не мог накормить своими силами население, из-за чего и развалился.
Давайте сравним эти данные с Российской Федерацией образца условного 2020 года. Только ленивый тогда не говорил о «возрождении отрасли», о превращении страны в важного игрока на рынке зерна. В «аграрную сверхдержаву»… Впрочем, это немного из другой сферы…
Какие же мы видим цифры в 2020 году? Население — примерно 150 миллионов человек, площадь пашни сократилась до 80 миллионов гектаров, а производство зерна — 130 миллионов тонн. Из них порядка 60 пошло на экспорт.
То есть при логичном росте урожайности — новые методы обработки, продвинутые машины, удобрения, климат в конце концов улучшается постоянно — потребление зерна в РФ упало. С 0,75 тонны на человека в позднем СССР до 0,47 тонны зерна на человека в год. Упало оно за счет сокращения поголовья скота в первую очередь, ну и за счет сокращения потребления хлеба на душу населения.
Вот и весь секрет аграрного чуда России — забить на мясо всех буренок, вместо своего мяса завести аргентинское, накормить им людей, сократить потребление молока в полтора раза, необработанное зерно продать. Можно ли такой подход назвать шагом вперед? Ну, по сравнению с 1990-ми, когда показатели по сравнению с советскими рухнули в два раза — можно. Но глобально, если вдуматься чуть глубже… Сомнительное выходит достижение.
Торговля зерном — это в некотором смысле как торговля сырой нефтью. Можно гордиться, что продаешь миллионы тонн «черного золота», но ведь фактически это делает тебя сырьевым придатком. Может, лучше нефть не продавать, а перерабатывать? Делать масла, пластики, химию всякую, потреблять это все внутри страны…
Так и с зерном. В том, что мы закупали дополнительные объемы ежегодно, никакой проблемы не было. Японцы вон 150 лет сидят на привозном продовольствии и что-то не сильно рефлексируют по этому поводу. Вопрос не в закупках, а в правильном их использовании. Самой большой проблемой тут были потери продукции при транспортировке и хранении. По некоторым данным — официальная статистика этого, конечно же, не подтверждала, однако имеющий глаза, как говорится, увидит — страна теряла до 30% всего выращенного из-за некачественного хранения, срыва сроков уборки и прочих технологических нарушений.
Честно говоря, даже страшно было считать, сколько мы теряли в денежном выражении. Особенно если экстраполировать все это безобразие на предыдущие годы. Миллиарды долларов. Десятки. А скорее даже на сотни уже пойдет счет. Катастрофа.
— Как продвигается строительство заготовительного цеха?
— Медленно, товарищ генеральный секретарь, — откликнулся председатель колхоза. Осипов помолчал немного и пояснил подробнее: — подготовительные работы мы в целом закончили, фундамент, там, стены, крыша — это несложно, благо свои строители есть. А вот оборудование… Обещали оборудование завести в начале месяца, но пока тянут. Перебросил людей на сбор морозильных камер, а вот самих агрегатов нет. Тоже неизвестно, когда приедут.
— Бардак, — я поморщился. Плановое хозяйство такое плановое. — Сделаю внушение министру, пускай погоняет своих подчиненных, а то совсем расслабились. А что сами думаете? Пойдет дело?
— Если бы думал, что не пойдет, не стал бы предлагать наш колхоз под площадку для эксперимента, — председатель как-то особенно залихватски пригладил свои пышные, аж немного завивающиеся вверх усы.
— Будем надеяться…
Кроме большой программы строительства элеваторов, внедрения новейшей техники климат-контроля и прочих очевидных решений, необходимых для сохранения урожая от порчи, мною было предложено еще одно достаточно простое и очевидное для жителя XXI века средство сохранения фруктов и овощей от порчи. Заморозка.
Не просто заморозка, а подготовка в виде полуфабриката и заморозка в пластиковых — в идеале вакуумных, но пока подобный хайтек нам был недоступен — пакетах, с тем чтобы потом все это богатство можно было вывалить на сковородку и приготовить за несколько минут.
Преимущества такого сохранения овощей очевидны: долгое хранение, сохранение вкуса и всяких полезных витаминов при шоковой заморозке, просто удобство. Вместо того чтобы выкопать морковь и положить ее в подвал, где она тупо сгниет — запах советского овощного магазина сложно с чем-то спутать — пустить корнеплод в переработку. Почистить, порезать, быстро обварить, заморозить и запаковать.
— Прорабатывали уже экономическую часть? Насколько вырастает стоимость той же морковки относительно сырого необработанного продукта, например? Будут люди покупать и скажут, что в правительстве крышей поехали? Ох! — Мы влетели колесом в какую-то промоину, отчего меня аж подкинуло на сиденье. Расположившиеся сзади бойцы «девятки» только сдавленно выматерились. Тоже показатель в некотором смысле, как в колхозах эксплуатируют поставляемую технику. Без пощады.
— Пока очень вчерне. Без понимания реальной производительности машин разве подсчитаешь. Но смотрите, товарищ Горбачев. В магазине морковка лежит по пятнадцать копеек, например, так?
— Так, — я кивнул, не то чтобы часто ходил по магазинам, но с ценами был более-менее знаком.
— На рынках эта же самая морковка идет по двадцать, а то и двадцать пять копеек. Потому что не гнилая, не ломаная и без комьев земли. — Юрий Владимирович принялся оттопыривать лежащие на руле пальцы, перечисляя пункты: — Помыть, почистить, порезать, отбланшировать, упаковать. Электричество, зарплата, амортизация, упаковка. Думаю, ближе к шестидесяти копейкам за килограмм будет килограммовая упаковка стоить. Пятьдесят–шестьдесят.
Очень много в будущем встречал мнений, что СССР не хватало возможности выбрать товар более высокого качества, пусть даже со значительной переплатой. Вот замороженные овощи обещали стать именно таким товаром. Ради справедливости: характерный запах советского овощного магазина — смесь ароматов земли, гнили и квашеных овощей из бочки, которые там же продавались — я пронес в своем сознании через всю жизнь. Так что тут действительно работать было куда.
— Такой вопрос: вы собираетесь только свои овощи перерабатывать или готовы брать сырье из других колхозов области?
— Рано об этом говорить, товарищ Горбачев. Тут ведь придется в план вносить изменения, это уже не наш уровень компетенций.
Колхозы в соответствии с плановой моделью должны были ежегодно сдавать государству оговоренное количество продукции по фиксированной цене. Обратно сельхозпредприятие получало те массы рублей, которые можно вложить в развитие, в строительство, но нельзя раздать людям, поэтому повинность перед государством воспринималась зачастую как тяжкое бремя. Забавно, что схема фактически мало чем отличалась от условного металлургического завода, только там литейщики почему-то работу за зарплату несправедливой не считают. Интересные психологические выверты.
Излишки селяне централизованно сбывали населению на колхозных рынках и через коопторг, и вот тут уже речь шла именно о живых деньгах. Соответственно, строя цех переработки, колхозники работали на свой карман в некотором смысле, но одновременно пристегнуть к схеме соседние колхозы оказывалось практически невозможно. Потому что если те продадут свой избыток овощной продукции под переработку, то получат не живые деньги, а «условные», которыми предприятия рассчитывались в СССР между собой. Получается, что для более эффективного взаимодействия между предприятиями нужно было либо кардинально менять всю систему, либо вводить «костыли» — некие расчетные центры, которые будут как-то делить прибыль. Ту самую прибыль, природа которой в советской экономике всю дорогу построения коммунизма в отдельно взятой стране была, мягко говоря, дискуссионной.
— Если нужно, план подправим. Государству тоже выгодно получать чистый продукт, который хранится хорошо и не гниет на базах. Нужно накормить людей, все остальное — вторично.
— Накормим, товарищ Горбачев, — «козлик» повернулся движением руля и свернул с колеи под тень деревьев разделяющей поля лесополосы. — Приехали.
Одна проблема, как обычно, тянула за собой целый ряд «последователей». Например, советские холодильники традиционно не славились вместимостью. Это, впрочем, имело под собой вполне логичное обоснование: маленькие кухни, дома без лифтов, куда мебель и технику приходилось заносить руками — все это само собой заставляло придерживаться некой концепции компактности. В самом распространенном советском холодильнике «ЗиЛ-63» морозильная камера была объемом всего в 25 литров, что для массовой концепции потребления населением замороженных полуфабрикатов было очевидно недостаточно. Да просто сунешь туда несколько пакетов с той же морковкой или горошком замороженным — место и закончится.
Одновременно нужно отметить, что во второй половине 80-х со строительством квартир, где кухня имела площадь в 5 квадратов, уже было покончено, причем давно. Проблема жилья в стране потихоньку решалась, возводились новые микрорайоны, от пятиэтажек мы перешли к девятиэтажкам, а от тех — к домам на шестнадцать этажей. Ну то есть можно было начать делать технику побольше и повместительнее. Опять же с проводкой стало легче, ограничивать потребление холодильников мизерными 150 ваттами стало не сильно нужно, появилась возможность делать их полноценно двухкамерными с большой морозилкой. И даже делать отдельные морозилки для отдельных — прошу прощения за невольный каламбур — «ценителей».
Опять же нельзя сказать, что ничего подобного в СССР не выпускалось до появления в этом мире одного не в меру деятельного попаданца. Например, выпускалась в СССР модель холодильника «ЗиЛ-65» — трехкамерный монстр, который на обычной хрущевской кухне просто некуда было поставить и оттого не пользовавшийся в народе особой популярностью.