И это тоже было проблемой. Армии США пришлось привлекать дополнительные силы для того, чтобы начать масштабную спасательную операцию — спасти, кого ещё было возможно, срочно хоронить тех, кому не повезло. Не нужно говорить, что летом в тех краях, мягко говоря, жарко. Как может «пахнуть» самое большое кладбище на планете — именно так журналисты уже успели окрестить бывшую столицу эмирата — наверное, даже говорить не нужно.
При этом все попытки Вашингтона надавить на союзников в плане расширения коалиции, чтобы хоть как-то разделить эту ношу на всех, откровенно провалились. Если вначале всей движухи в составе антииракского союза числились — хоть и формально, больше, прислав пару фрегатов и несколько сотен тыловых специалистов, всяких там врачей и частей, натренированных на радио- и химзащиту — Нидерланды и Дания, то к концу лета эти две страны свои контингенты тихонько, без шума и пыли, отозвали домой. Никому быть причастными к развернувшейся на севере Персидского залива бойне очевидно не хотелось. У самого Буша при этом рейтинг обвалился до 38%, с топ 5 самых непопулярных президентов он еще не вошел, но уже во всю воспринимался истеблишментом как «хромая утка».
В итоге на момент описываемых событий «линия фронта» проходила по Евфрату в том месте, где река текла с востока на запад. США уверенно контролировали 200-километровую полосу безопасности, большая часть которой приходилась на пустыню, и лезть дальше у них очевидно желания не имелось.
Даже не смотря на то, что армия Саддама откровенно говоря держалась из последних сил. Бесконечные бомбардировки наконец дали результат: даже в Багдаде электричество шло только от генераторов, централизованное электроснабжение приказало долго жить. ВВС и ПВО оказались обескровлены, мы вполне могли продолжить передавать Саддаму оружие, но вот обученных специалистов из воздуха взять оказалось невозможно. Новые наборы в армию столкнулись с сопротивлением населения — оставшиеся в Эль-Кувейте военные конечно выставлялись героями и всячески чествовались, но вот примерять их судьбу на себя никто как это и бывает в таких случаях, не торопился. Короче говоря, конфликт застыл в неустойчивом равновесии, и было не до конца понятно, в какую сторону могут качнутся эти весы буквально на следующий день.
Глава 17−1Усть-Лужская СЭЗ
2 сентября 1986 года; Ленинград, СССР
КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА: Новое слово в советском трамваестроении: на УКВЗ испытан первый низкопольный вагон!
Вчера на испытательном кольце Усть-Катавского вагоностроительного завода (УКВЗ) впервые по рельсам прошел экспериментальный трамвай с пониженным уровнем пола. Это важный шаг в развитии городского транспорта, призванный сделать поездки комфортнее для миллионов советских граждан.
Пожилые люди, родители с маленькими детьми, инвалиды — для них даже обычная поездка в трамвае зачастую превращается в испытание из-за высоких ступенек. Учитывая передовой мировой опыт, коллектив УКВЗ принял решение модернизировать экспериментальную модель КТМ-8, чтобы устранить это неудобство.
Новый вагон нельзя назвать полностью низкопольным: радикальная переделка потребовала бы слишком много времени и ресурсов. Однако заводчане нашли разумный компромисс — освободили центральную часть салона от агрегатов, создав зону с минимальным перепадом высот. Это серьезное достижение, которое уже сейчас облегчит посадку и высадку пассажиров.
Помимо удобства, трамвай получил новейшую тиристорно-импульсную систему управления, обеспечивающую плавный ход и экономию электроэнергии. Современный дизайн кузова и усовершенствованная подвеска делают его не только функциональным, но и тихим — шум в салоне снижен на 30% по сравнению с предыдущими моделями.
В течение года вагон будет проходить всесторонние испытания в разных климатических условиях. Уже в 1988 году УКВЗ планирует начать его поточное производство. Это не просто новый трамвай — это шаг к транспорту, который ставит во главу угла комфорт и заботу о человеке.
Советская инженерная мысль вновь подтверждает: прогресс — это когда технологии служат людям!
— Поразительно, — на английском итальянец говорил с заметным акцентом, но я его в целом прекрасно понимал, так что положенный в таких случаях переводчик грустно трусил сзади и не вмешивался в диалог. — Темпы строительства поражают, я, признаться честно, никогда подобного не видел. Знаю, что можно строить быстро, но на практике всегда вылезают нюансы. Тут что-то не доехало, там перепутали, поставщик подвел, забастовка на железной дороге. Подрядчик обещает построить за год, в уме держишь — полтора. А тут семь месяцев прошло только, а уже цеха стоят полноценные. Даже не верится, что еще год назад здесь было практически дикое побережье.
— Советские люди умеют работать быстро, когда нужно, — усмехнулся я. Такая похвала от махрового капиталиста пришлась по душе, что там говорить. Впрочем, ничего удивительного в темпах стройки не было: когда возведение небольшого, в общем-то, предприятия курируется непосредственно из Политбюро, лажать — это слишком большая роскошь, способная стоить карьеры. Не хватает людей — завезем еще, не довезли стройматериалов — заберем у соседей. Сбоит расписание — отменим что-то менее важное. Короче говоря — внешняя эффективность на практике обходилась местами достаточно дорого. С другой стороны, сейчас кровь из носу было важно показать все, на что мы были способны. Аньелли не остались единственными предпринимателями, клюнувшими на наши условия. Уверен, прямо сейчас с той стороны железного занавеса на наш эксперимент с большим интересом смотрит не один десяток жадных до прибыли глаз. Можно ли работать с коммунистами на взаимовыгодной основе? Какие там подводные камни? Сколько это будет стоить? — Знаете, во время Второй мировой войны эвакуированные за Урал заводы разворачивались буквально в чистом поле, начинали давать продукцию уже через месяц после того, как из вагонов разгружали станки. Мы умеем работать.
— Я даже не сомневался… — хмыкнул Аньелли. — Мне в некотором смысле довелось испытать это на себе. К счастью, не слишком плотно, я успел сделать правильные выводы раньше других соотечественников.
Джанни Аньелли в молодости успел немного повоевать на русском фронте в 1941 году, однако вовремя догадался сначала перевестись на другой ТВД, а потом и вовсе, благодаря связям семьи, ушел из армии. Уверен, те десятки тысяч итальянцев, которые остались в степях под Сталинградом, с большим удовольствием сделали бы то же самое, вот только отец — владелец крупнейшего в стране промышленного концерна — есть далеко не у каждого простого танкиста.
— Когда вы сможете начать завоз и монтаж оборудования?
— Уже готовим к погрузке, — итальянец остановился, снял шляпу, достал платок из кармана и протер лоб. — Я думал, у вас тут холоднее.
— Только зимой, — вновь хмыкнул я.
— К счастью, зимой в России мне побывать не пришлось, — подхватил мой тон итальянец. — Проблем с электроэнергией не будет?
Северо-запад СССР был традиционно энергодефицитным регионом. Слишком много здесь жило людей, слишком большая концентрация промышленных предприятий. Впрочем, вопрос потихоньку решался.
— Нет, в прошлом году ввели в строй большой реактор в Литве. В следующем году запланирован ввод еще одного. А под будущее развитие у нас запланировано строительство еще двух реакторов Ленинградской АЭС. Стройка должна начаться ближе к концу года, думаю, к началу 90-х вопрос окончательно потеряет актуальность.
Я хоть и был противником больших многоблочных АЭС, тем более что на Ленинградской еще и РБМК стояли, насчет которых имелись сомнения, однако слишком уж удобно Сосновый Бор располагался по отношению к Усть-Луге, чтобы искать какую-то другую площадку. Прямо сейчас там шла подготовка к началу сооружения еще двух реакторов типа РБМК-1500 — улучшенного проекта, с дополнительными системами безопасности и пересмотренной автоматической защитой реактора. Оставалось только надеяться на достаточность тех трындюлей, которые были выписаны советским атомщикам в прошлом году. Ну и на адекватность принятых по результатам деятельности комиссии Легасова мер.
Валерий Алексеевич оказался тем еще перцем, надо признать. С его подачи уже почти начавшееся строительство двух блоков БН-800 на новой Южно-Уральской АЭС было остановлено по причине опасности проекта. Как наши атомщики кричали, как брыкались, министр и вовсе подал в отставку, не согласившись с таким решением, однако… Пепел Чернобыля бился в моем сердце, я искренне считал, что в таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть. Решили строить на Урале проверенные ВВЭР-1000, а БН-800 после доработки проекта возвести там же, где уже работал БН-600 — на Белоярской АЭС в городе Заречном под Екатеринбургом. И да, с неймингом советских АЭС тоже были проблемы, но туда я уже не лез, хрен с ними, лишь бы работали.
— Поразительно. Какие масштабы! — Аньелли покачал головой и обвел рукой большую стройку вокруг. — Не хватает энергии — вот вам две атомных электростанции. У нас в Италии все, к сожалению, совсем не так, одна сплошная бюрократия. А теперь еще и эти протесты антиядерные. Слышали?
Слышал? Да я их финансировал с ног до головы, какую-нибудь небольшую коммунистическую партию на вбуханные в это дело деньги можно было прокормить. Вслух, конечно же, я этого говорить не стал. Лишь пожал плечами и посетовал на то, что итальянское правительство, видимо, совсем не желает заниматься просвещением своих граждан. Ведь атомная энергетика, как показывает практика, самая чистая и самая безопасная. Ну, во всяком случае, на данный момент.
— И что, у вас всерьез решили отказаться от АЭС?
— Пока, к счастью, нет, только болтают, хотя ходят слухи о том, что нужно провести референдум.
— Vox pópuli vox Déi, — процитировал я известную латинскую поговорку, вновь заставив Аньелли поморщиться. Итальянец уже очевидно был в том возрасте, когда всяких иллюзий насчет разумности среднего гражданина уже не осталось.