Поскольку отец Вани, Александр Артамонов, был военным, а именно майором в одной из расквартированных близ столицы частей, парень просто не имел шанса остаться в неведении по поводу слухов о сокращении армии, которое якобы планирует новый глава Минобороны. С одной стороны, даже из тех, кто всю жизнь ходил под погонами, многие понимали необходимость реформирования армии, сокращения её численности, акцентуации на сверхсрочниках и повышении профессионализма; с другой — никто не хотел оказаться именно тем, кого «оптимизируют». А судя по всему, «оптимизировать» собирались многих. В армейской среде это породило своеобразный всеобщий мандраж — при том, что реально ещё практически никого и не сократили на практике — и, естественно, стало чуть ли не самой главной темой для многочисленных обсуждений, потеснив даже Афган.
— Конечно.
— Отцу предложили перейти в МВД.
— Это хорошо? — Ещё не зная, к чему родители клонят, переспросил парень. Одним глазом он при этом косил в сторону телевизора, где, несмотря на поздний час, по третьему каналу крутили какой-то старый, ещё чёрно-белый фильм. Судя по всему, кино уже подходило к своему концу, и поймать её сюжет было просто невозможно, но даже так картинка непроизвольно притягивала к себе взгляд.
— Обещают должность повыше, соответственно оклад… И квартиру… Тоже, — озвучил «хорошую новость» отец семейства.
С жильём у Артамоновых было… сложно. Семья из четырёх человек занимала двухкомнатную квартиру в 46 квадратных метров на третьем этаже хрущёвской пятиэтажки и уже несколько лет стояла в очереди на улучшение жилищных условий. Поскольку в семье имелось двое разнополых детей — десятилетняя младшая сестра Светлана уже спала в детской — Артамоновым полагалась «трёшка». Теоретически. На практике Ване исполнилось семнадцать, он уже скоро должен был поступать в вуз и «вылетать из родительского гнезда», а значит, перспектива получения улучшенной жилплощади становилась весьма и весьма туманной. И это несмотря на то, что столица СССР была, наверное, самым активно строящимся городом страны: новые дома тут вырастали целыми районами, вот только желающих получить заветные квадратные метры было всё равно больше.
— Но? — Судя по тому, как начал мужчина, «но» обязательно должно было последовать.
— Но место предлагают в Тбилиси.
— В Тбилиси? — Как-то механически переспросил Ваня.
По телеку как раз закончился фильм, и пошла рекламная заставка. Не то чтобы это дело было совсем уж диковинным в СССР, но раньше «реклама» появлялась достаточно редко и была она очень специфической. В первую очередь социальной направленности, представляя собой скорее небольшие короткометражные фильмы «на тему». Появление же яркой и въедающейся в мозг рекламы «коммерческого» типа стало для советского телевидения настоящим шоком.
Ради справедливости, полноценным аналогом западной рекламы эти ролики всё равно не стали, имея гораздо более «просветительскую» направленность. Если, конечно, так можно говорить о рекламе вообще. Вот, например, в данный момент «ящик» показывал семью, в которой дети не хотят чистить зубы «Лесной» пастой, потому что она имеет горьковатый привкус, «щиплет» язык и при этом плохо пенится. «Мама» же в ответ объясняла, что именно эта паста из всех производимых в СССР содержит наибольшее количество всяких полезных веществ и положительно влияет на состояние дёсен благодаря 5% экстракту из хвойных иголок. Ну а пену «заграничным» пастам даёт обычное мыло в составе. Мол, если хочешь побольше пены во рту — погрызи мыло, а чистить зубы нужно с максимальной пользой.
Ролик этот длился всего секунд сорок, но был красиво снят и насыщен информацией, а благодаря тому, что вставляли его между передачами несколько раз в день — об этом Ваня, конечно, не знал, но это не отменяло результат — продажи именно «Лесной» пасты за каких-то несколько недель выросли буквально на порядок. Люди, не привыкшие к такого рода влиянию на собственные мозги, оказались максимально подвержены рекламе и принялись сметать не шибко популярный ранее продукт с какой-то ошеломительной скоростью.
— Ну да… Знаешь, там юг, Кавказские горы, мандарины, чай. Вино опять же всякое. Минеральная вода «Боржоми». Тбилиси.
— Ага… — медленно кивнул парень, переваривая новость. — И что? Ты хочешь согласиться?
— Хорошее предложение… — задумчиво протянул старший Артамонов. — Мы уже, знаешь ли, не молоды. Это вам, молодым, большой город сил добавляет, а у нас не так. Хочется спокойствия, квартира опять же. «Трёшка» нам положена по нормам.
— Я не хочу переезжать, — мысли парня в момент начали разбегаться, как тараканы из-под тапка. Он был в десятом классе, через пару месяцев начнутся выпускные экзамены, а потом он в вуз поступать планировал. Правда, ещё не до конца решил, в какой… Но это и не так важно: учился парень хорошо, оценки имел одни пятёрки с четвёрками, в общественной деятельности участвовал, в обществе «Динамо» — несмотря на армейскую линию отца, что последнего порой немало обижало — состоял. Короче говоря, был как раз тем человеком, которому все дороги открыты. Бросать всё и уезжать в какое-то там Тбилиси? Зачем? Так он примерно и ответил: — У меня тут школа, друзья, вся жизнь. А там что?
— Ну, в Грузии снабжение лучше, — Артамоновы хоть и жили «в Москве», но, скажем так, на самой её окраине.
Со снабжением, правда, с началом 1986 года всё стало несколько сложнее, о чём отсюда, из Москвы, тем более из обычной хрущёвки, а не их кремлёвского кабинета, догадаться было практически невозможно. Зато, кстати, в Закавказье или, например, Прибалтике люди ощутили изменения достаточно быстро. Исчезли с полок кое-какие товары, которые ранее выделяли нацреспублики среди прочего «пролетариата»; других товаров в магазины стали привозить меньше. Если раньше колбаса лежала совсем свободно, любого вида и в любое время, то теперь, придя в гастроном под закрытие, можно было уже чего-то вкусненького и «не поймать».
Зато в «приграничных» городах РСФСР — Минводах, например, или Ивангороде, если говорить про Прибалтику — ситуация развернулась на 180 градусов. Привыкшие кататься к соседям за продуктами люди неожиданно обнаружили, что разрыв в товарном ассортименте в их городах стал не столь уж значительным.
Перемены эти коснулись пока ещё не всего СССР, просто потому что на весь Союз этих самых товаров банально не хватило бы, но тенденция проявилась более чем определённая.
— Мне всё нравится, — мотнул головой парень, заставив родителей переглянуться. — А поступать куда я буду в Тбилиси? Куда? Нет, не хочу!
— Ну, мы так и думали, — хмыкнул отец семейства, машинально потянулся к пачке «Явы», просвечивавшей сквозь нагрудный карман рубашки, но отдернул руку, наткнувшись на выразительный взгляд сына. — Тогда есть такая схема.
— Мы хотели предложить тебе остаться в Москве одному. В Тбилиси мы поедем втроем со Светланой, а эта квартира останется за тобой. Ну, чтобы проблем не возникло, пропишем здесь бабушку, но ты же её знаешь: из деревни она уезжать не захочет, поэтому останешься ты фактически один.
— Эмм… — О таком предложении Ваня даже подумать не мог. В семнадцать лет остаться одному в пустой квартире без родителей и фактически без присмотра взрослых — это если не мечта, то очень близко к ней.
— Я даже не знаю… — тут парень проявил несвойственную его возрасту мудрость и вместо того чтобы пуститься в пляс — вероятно, родители от такой реакции бы просто обиделись — сделал вид, что не уверен в адекватности озвученной отцом схемы. — Наверное, можно.
— Ха, — отец семейства ткнул жену в плечо, — смотри, мать, как твой сын старательно скрывает радость от освобождения жилплощади.
— Да вижу… — Обмануть своей подчёркнуто спокойной реакцией Ваня, естественно, никого не смог. Уж кому как не родителям знать своего отпрыска как облупленного.
— И когда вы собираетесь уезжать?
— Я — через две недели, — ответил Александр Александрович. — Осмотрюсь, обустроюсь, а где-нибудь к началу мая уже и Людка со Светкой ко мне приедут. Ну и ты, наверное, не против будешь заскочить летом на пару недель. В Грузию-то? По горам погулять?
— В Грузию да… — За последние полгода республика, которая ранее во все времена ассоциировалась у советских людей с благополучием, изрядно потеряла лоск. Нет, с климатом и горами ничего не случилось, а вот в социальном плане — очень даже. Постоянные статьи в газетах о поимке очередных нечистых на руку дельцов, вынос разных производств из ГССР, вследствие чего оттуда начали расползаться по всей стране не пожелавшие уходить на вольные хлеба рабочие. Так в школе Вани неожиданно появилось два новых ученика, чьи родители были вынуждены уехать оттуда из-за закрытия «родных» заводов. — А может, ну её? И так хорошо же живём?
А ещё слухи о проблемах с наркотиками там, на югах, следствием которых стала масштабная кампания по проверке всего населения страны на употребление запрещённых веществ. Дошло до того, что всех учеников, начиная с шестого класса, отправили сдавать кровь на анализы, и поговаривали, что в соседней школе — в школе Артамонова ничего не нашли — даже выявили двух скрывавших своё пагубное пристрастие наркоманов.
— А ты думаешь, для чего нас в Тбилиси отправляют, сын, — из голоса майора мгновенно исчезла вся расслабленность. — Для чего в Грузии нужны специальные отряды милиции, набранные не из местных. Думай, сын, думай. Но не болтай лишнего.
Ваня только кивнул, встал и, молча подойдя к сидящему в кресле отцу, обнял его. Зачем слова, когда и так всё понятно.
Глава 3Пакистан в огне
11 апреля 1986 года; Ташкент, СССР
ПРАВДА: Гомеопатия — вне закона!
Приказом Министерства здравоохранения СССР отныне строго запрещено применение, пропаганда и даже упоминание в медицинской практике так называемой «гомеопатии» — антинаучного и мошеннического метода, десятилетиями вводившего в заблуждение трудящихся.
Врачам, фармацевтам и работникам медицинских учреждений под угрозой увольнения и строгого взыскания запрещается рекомендовать, назначать или каким-либо образом способствовать распространению гомеопатических «препаратов», не содержащих ничего, кроме воды, сахара и пустых обещаний.