абандой. Но не это по-настоящему озлобляет меня.
Она видела этот взгляд и раньше, но только в бою, и, видя его глаза сверкающими как огонь в их дворце, она испугалась.
— За двадцать лет своего правления Хрисос и священники предлагали многодетым крестьянам отдать одного или двух детей в монастырь. Обычно при таком предложении крестьяне радовались: ведь это сулило их детям безопасную и сравнительно легкую жизнь, а их самих избавляло от лишних ртов. Дети, собранные со всего королевства доставлялись сюда; мальчики — в собор святого Павла, девочки — в Собор Святой Софии.
Когда собиралось до двадцати-тридцати человек, их отводили в гавань и сажали в один из кораблей Церкви, которые отвозили их в Испанию, Галию, Италию и даже Паллос Элас. Самые красивые продавались в публичные дома, остальные бесчестным людям, которые скрывали их происхождение и объявляли пленниками войны.
Да, дорогая, Святой Хрисос был работорговцем. Несколько его корабельных капитанов встретились с мастером Фуэстоном, после чего рассказали мне много интересного о своей деятельности. Один из них занимался этим делом свыше двадцати лет, перевозя в среднем по сотне детей, за которых получали хорошие деньги, так как священники выбирали самых крепких и красивых. Эти капитаны и их команды будут также улучшать дороги и помогать Рыцарям Креста в Тумаи.
— Но это проклятые эйдревсы? — взорвалась Мора. — Они выбирали детей. Неужели они знали?
— О, они знали, я уверен в этом, Мора, но еще не пришло время ударить по Церкви, — ответил он. — С войной, объявленной весной, мне нужно крестьянское восстание зимой. Нет, Мора, я обделаю это дельце другим способом.
С отправкой лорду Александросу основной суммы и процентов на ссуду, я послал и требование. Я послал семь кораблей в некоторые из портов, упомянутых капитанами Хрисоса. Мои капитаны хорошо знают эти порты, они твердые практичные люди и обладают достаточными суммами выкупить стольких детей, скольких смогут обнаружить.
— О, да, — холодно сказала она. — Я начинаю понимать. Ты хочешь, чтобы они вернулись домой и рассказали своим родителям о своей религиозной учебе. Солнце и Ветер, мой господин, это жестоко. Эти крестьяне разорвут эйдревсов на кусочки, и никакие Рыцари Креста не помогут им. Милон кивнул, улыбаясь.
— Точно, дорогая. И не кажется ли тебе, что их тупая вера в Святую и Апостолическую Церковь и ее слуг немного пошатнется.
— Муж мой, постоянно напоминай своей жене, чтобы она никогда не подвергала сомнению враждебность Верховного Владыки Конфедерации Милона, — она также усмехнулась. — Солнце мое, это мастерский удар. Церковь долго не оправится от него, если вообще оправится.
— Но скажи мне общую сумму запасов Хрисоса.
— После, — он выделил это слово, — того, как уплатил ссуду и снабдил капитанов деньгами и вычел стоимость контрабандных напитков, которые сейчас находятся в дворцовых подвалах, казначейство Конфедерации дало сумму около сорока миллионов франков.
— Но, Милон, — вскричала Мора. — Я не смогу собрать такую сумму за двадцать лет. Сорок миллионов франков, восемь миллионов тахлуз.
— О, теперешний митрополит ничего не собирал! — заверил ее Милон. — Солнце знает, сколь долго его предшественники складывали все это за алтарь. Напомни мне показать тебе некоторые из этих монет, которые хранились в мешках, рассыпающихся при прикосновении. Там был один мешок с франками Лукаса Первого.
— Они хранились издавна: Лукас умер свыше трехсот лет назад.
Он засмеялся.
— Да, но преемники Хрисоса не смогут ничего сделать. С этого времени Церковь будет облагаться налогом на все виды собственности. Я уже конфисковал церковный флот на основании контрабанды и портовые хранилища. Я не включил их стоимость в данные казначейства, но они здорово повысят баланс.
Каждая эклесия, монастырь, ферма, пастбище, сад, виноградник, каменоломня, деревенская хижина или городское здание — все регистрируются. Мои агенты не спускают с них глаз: если обнаружат незаконную деятельность, они уполномочены наложить огромные штрафы, тогда как другие виды собственности будут просто конфисковываться, все, исключая публичные дома.
— Почему же такое исключение? — ехидно подковырнула его Мора. — Только представь себе, если Конфедерация будет владеть борделями, то Верховный Владыка сможет свободно пользоваться ими.
Он не поддался на ее вызов.
— Нет, у меня есть лучшая идея. Я обнародую, что это церковная собственность.
— О… Милон… — схватившись за бока, она расхохоталась и упала на спину. Отсмеявшись, она села, часто вздыхая, из глаз текли слезы. — О, Милон, ты ужасный человек. Конечно, эйдревсы будут все отрицать, но люди не поверят им.
Затем она опять зашлась от смеха.
Поднявшись на ноги, Милон подошел к столу, нашел свой кубок и принес со стола графин. Наполнив оба кубка, он сказал:
— Хохотушка, если ты сможешь успокоиться, я смогу тебе рассказать, почему Харцбурк будет атаковать Питзбурк, если он нападет на Кимбухлун, если тебя это еще интересует.
Холодной, ветреной, дождливой мартовской ночью три человека встретились в охотничьей хижине, выложенной из камней и древесных комлей, неподалеку от стен Харцбурка, столицы герцогства Кимбухлун. В широком камине за каменным экраном в человеческий рост трещал огонь, разбрасывая искры и освещая ярким светом карту, расположенную на полу.
Два десятка всадников окружили хижину, и сотня их соплеменников патрулировала на своих лохматых конях окрестный лес. Дальше, среди деревьев и засек, пряталась дюжина прерийских котов.
За те месяцы, пока разнородная армия Милона ожидала Застроса, тохикс Гримос и герцог Кимбухлуна Джефри крепко сдружились. Сейчас новый стратегос Конфедерации следил за извилистыми реками, которые отсекали восточную часть герцогства.
— Я хотел бы, Джеф, чтобы армия разместилась в Мартунзбурке и заставила прийти к нам, вместо того, чтобы удерживать эту чертову северную границу. Ты уверен, что вторжение произойдет там, где мы проехали?
Герцог Джефри был так же мускулист и широк в плечах, как и тохикс, но сантиметров на двадцать ниже и лет на двадцать старше. Подобно многим людям, привыкшим носить шлем и забрало, его щеки и подбородок были гладко выбриты, а его снежно-белые волосы были коротко пострижены. Вынув трубку изо рта, он воспользовался ее мундштуком, как указкой.
— О, да, Большой Брат, если враги следуют той стратегии, о которой мне докладывали, они знают, что должны объединить армии, чтобы разбить мои войска и войска, которые пошлет мой сюзерен.
На мрачном лице Гримоса отразилось сомнение.
— Но как они узнают, что твоя армия будет здесь?
Герцог пожал плечами:
— Потому что они знают, что я знаю, что они придут сюда: у них столько же шпионов при моем дворе, сколько моих у него. Вот почему мы встречаемся здесь одни ночью под охраной людей лорда Милона, а не моих.
— Но, Господи, — возмутился Гримос. — Подумай, что они могут просто дезинформировать твоих агентов, надеясь, что ты соберешь все силы здесь. Затем они могут перейти границу к северу от любого твоего главного города.
Герцог потряс головой.
— О, нет, брат. Они могут атаковать столицу только с востока. Чтобы напасть с севера, им нужно перейти через Тусемарк, а маркиз Вахран никогда не позволит им этого.
— Значит, он твой друг, Джеф? — поинтересовался Гримос. — У него достаточно сил, чтобы угрожать вражескому флангу?
Герцог упал на колени, смеясь.
— Друг? Отнюдь. Он получил бы массу удовольствия от моего падения и смерти, особенно от мучительной. А что касается войск, то последнее, что я слышал, — это его похвальбу пятьюстами копейщиками, включая его городскую и дворцовую стражу. У него всего двадцать драгун, и его семья вместе с благородными вассалами насчитывает около пятисот двадцати человек. Даже если бы я нанял его и его жалкую дружину, то вряд ли они смогли бы завернуть фланг обоза.
— Гром и молния! — выругался Гримос. — Что же мешает герцогу Джаю пройти через него и напасть с севера? Девятой части этих трех дружин будет достаточно, чтобы стереть в пыль эту горсточку людей, ей-богу!
— Потому что он не осмелится напасть на Тусемарк до тех пор, пока маркиз не нападет на него, — герцог Джефри вежливо улыбнулся. — Неужели ты не понимаешь, Гримос?
— Нет, не понимаю, — закричал тохикс. — Чепуха какая-то, Джеф, ты глупее, чем моя жена. Если б я вел двадцать тысяч против тебя, я делал так, как мне было бы удобнее. Я бы послал пять тысяч человек через Тусемарк, понравилось бы это маркизу или нет, и осадил бы Кимбухлун. Тогда у твоей армии не было бы выбора: либо встретить мою главную армию и потерять Кимбухлун, а затем подвергнутся нападению с тыла моими остальными войсками, либо отделить часть своих сил, чтобы защитить город, тем самым обеспечив разгром основных сил, либо отступить своей армией в Кимбухлун.
— Твоя стратегия хороша, Большой Брат, и я уверен, что ты разобьешь противостоящего тебе врага, — Джефри говорил медленно, словно с неразумным ребенком. — Но мы можем быть спокойны, герцог Джай не поступит так без разрешения маркиза, а маркиз никогда не даст разрешения.
Вены на шее Гримоса вздулись, а кулаки сжались, но прежде чем он начал говорить, Милон положил руку ему на плечо.
— Гримос, тебе, эллинойцу, не понять этих северян. Я постараюсь объяснить тебе, а герцог поправит меня или дополнит, если я что-нибудь опущу.
Гримос, за последние десять лет ты доказал, что ты гений в военной тактике и стратегии, но, несмотря на твои врожденные способности, ты не любишь войну, и твоя цель покончить с ней как можно быстрее.
— Разве не все желают мира? — спросил новый стратегос.
Милон покачал головой.
— Нет, Гримос, только не дворянство Срединных Королевств. Война и боевые схватки заменяют в их жизни спорт и религию.
— Фактически, Большой Брат, — перебил Джефри, — война стала религией. Культ меча вытеснил все старые веры, оставив только культ «Синей Дамы», но ему поклоняются только женщины.