Нечто, замотанное в многочисленные лохмотья, выползло из маленькой пристройки, запрятанной в самой глубине кормовой части галеры, и приложило кожаную флягу к губам сидящего напротив гребца. Создание выглядело комично приземистым среди таких высоких мужчин. Когда оно повернулось, Фафхрд узнал глаза-бусинки, Которые мельком видел раньше, а когда оно подошло ближе, различил под тяжелым капюшоном морщинистое, хитрое, бледно-коричневое лицо пожилого мингола.
— Так ты новенький, — глумливо проквакал мингол. — Мне понравилось, как ты бьешься. Выпей теперь как следует, поскольку Лавас Лаерк может решить бросить тебя в жертву морским богам еще до того, как наступит утро. Смотри, не упусти ни капли.
Фафхрд жадно присосался и почти тут же, закашлявшись, стал отплевываться, когда струя крепкого вина опалила горло. Спустя некоторое время мингол отобрал флягу.
— Теперь ты знаешь, чем кормит Лавас Лаерк своих гребцов. Немного судовых команд на этом или на том Свете гребут на одном вине. — Он захихикал издевательски, но с определенной долей ликования, затем сказал: — Но ты, должно быть, удивляешься, почему я говорю громко. Да, молодой Лавас Лаерк может наложить обет молчания на всех своих людей, но не на меня, поскольку я всего лишь раб и поддерживаю огонь — как заботливо — ты знаешь, разношу вино, готовлю мясо и произношу заклинания о благополучии корабля Существуют вещи, которые ни Лавас Лаерк, ни какой-нибудь другой человек, или даже дьявол не могут потребовать от меня
— А что Лавас Лаерк?
Жесткая ладонь мингола прихлопнула рот Фафхрда, обрывая начатый шепотом вопрос.
— Ш-ш! Ты так мало, заботишься о своей жизни? Помни, ты служишь Лавасу Лаерку. Но я скажу тебе, что тебе следует знать. — Он присел на мокрую скамью позади Фафхрда, напоминая теперь кучу темного, набросанного кем-то тряпья.
— Лавас Лаерк поклялся совершить набег на далекую Симоргию и наложил обет молчания на себя и на своих людей до тех пор, пока они не увидят землю. Ш! Ш! Я знаю, говорят, что Симоргия под водой или что ее вообще не было. Но Лавас Лаерк дал великую клятву своей матери, которую он ненавидит еще больше, чем своих друзей, что найдет эту страну. И он убил человека, который вздумал подвергать сомнению его решение. Так что, именно Симоргию мы и ищем, хотя бы только для того, чтобы выгрести жемчужины из раковин или ограбить рыб» Пригнись и греби полегче, а я открою тебе секрет, который совсем не секрет, и предскажу то, что не нуждается в предсказании.
Он. притиснулся ближе.
— Лавас Лаерк ненавидит трезвенников, так как верит — и справедливо,— что только пьяницы, хоть немного, похожи на него. Сегодня ночью команда будет грести хорошо, хотя прошел уже день с тех пор, как они ели мясо. Сегодня вино заставит их увидеть хотя бы отблеск видений, которыми живет Лавас Лаерк. Но на следующее утро останутся лишь ломота в спинах, ноющие внутренности и боль, стучащая молотком в черепах. И тогда поднимется мятеж, и даже безумие Лаваса Лаерка не спасет его.
Фафхрд удивился, почему мингол содрогнулся, слабо кашлянул и издал захлебывающийся звук. Он потянулся к нему, и что-то теплое оросило руку. Тут Лавас Лаерк выдернул кинжал из шеи мингола, и тот скатился со скамьи лицом вниз.
Ни одного слова не было сказано, но весть о том, что свершилось нечто отвратительное, прокатилась от гребца к гребцу сквозь штормовую темноту, пока не достигла скамьи на носу. Затем постепенно началось что-то вроде еле сдерживаемого волнения, которое возрастало вместе с уверенностью в особой гнусности содеянного преступления — убийстве раба, следившего за огнем, чьи колдовские силы, хоть и часто подвергавшиеся насмешкам, были единым целым с судьбой самого корабля. Никаких вразумительных слов так и не было произнесено — только глухой ропот и бормотание, между тем скрип весел стал стихать, пока не прекратился совсем. А невнятный гул, в котором были смешаны страх, ужас, гнев, нарастал, прокатываясь взад и вперед между носом и кормой, подобно волне в лохани.
Наполовину захваченный этим Фафхрд готовился к прыжку, хотя и не знал еще, в каком направлении: к настороженно неподвижной фигуре Лаваса Лаер-ка или назад в сторону относительно безопасной кабины на корме. Определенно Лавас Лаерк был обречен, или вернее был бы обречен, если бы рулевой в этот момент не заорал во всю глотку треснувшим голосом:
— Земля! Симоргия! Симоргия!
Этот дикий крик, подобно когтистой руке скелета, завладел взбудораженной командой и взвинтил ее возбуждение до почти невыносимой степени. Судорожный вздох пронесся над кораблем. Затем последовали крики удивления, вопли ужаса, проклятия, наполовину смешанные с молитвами. Два гребца стали тузить друг друга без всякой причины, только потому что внезапный болезненный взрыв чувств требовал какого угодно выхода — не важно какого. Другой дико налег на свое весло, хриплыми криками побуждая остальных последовать его примеру и развернуть галеру на другой курс, чтобы избежать этого ужасного места. Фафхрд вскочил на свою скамью и стал вглядываться вперед.
Что-то смутно вздымалось, подобно горе, в опасной близости от корабля. Большое темное пятно неясно вырисовывалось на фоне чуть более светлого ночного неба, частично скраденное полосами тумана и рваных облаков, между которыми в разных местах и на разном расстоянии были видны тускло освещенные квадраты. Судя по их правильному расположению, они не могли быть ничем другим, как только окнами. С каждым ударом сердца рев прибоя и шум разбивающихся волн становились все громче.
В одно мгновение корабль оказался в полосе прибоя. Фафхрд увидел огромную нависающую стену утеса, так близко, что последнее весло на противоположной стороне затрещало, задев ее. Когда волна взметнула галеру вверх, Фафхрд в трепетном страхе попытался заглянуть в окна в скале — если только это была скала, а не наполовину затопленная башня — но не увидел ничего, кроме призрачного желтого свечения. Затем он услышал вопли Лаваса Ла-ерка, отдававшего команды резким пронзительным голосом. Несколько Человек неистово работали веслами, но было слишком поздно что-либо исправлять, хотя галера, кажется, все же оказалась за защитным барьером скал, в относительно спокойных водах. Ужасный скрежет раздался по всей длине киля. Шпангоуты стонали и трещали. Наконец, волна подняла их, и разрушающей силы удар, сопровождаемый жутким грохотом, повалил всех с ног. После этого галера внезапно застыла без движения, и единственным звуком оставался рев прибоя, пока не раздался ликующий крик Лаваса Лаерка:
— Раздать оружие и вино! Готовиться к нападению!
Слова прозвучали дико в этой более чем опасной обстановке, когда галера оказалась разбитой вдребезги о скалы, так что о починке нечего было и думать. Тем не менее люди оправлялись, шутили, собирались с силами и, кажется, даже начинали в какой-то мере заражаться звериным пылом своего хозяина, который доказал им, что мир не менее безумен, чем он:
Фафхрд наблюдал, как они приносили факел за факелом из кабины в трюме, пока вся корма потерпевшего крушение судна не наполнилась дымом и не осветилась языками коптящего пламени. Фафхрд смотрел, как они закусывали и сосали вино из мехов, прикидывали вес розданных мечей и кинжалов, сравнивая их и разрезая воздух, чтобы почувствовать их боевые качества. Затем кто-то из них заграбастал Северянина и стал подталкивать к подставке для мечей со словами:
— Сюда, Рыжий, ты тоже должен иметь оружие.
Фафхрд пошел, не сопротивляясь, предчувствуя однако, что должна возникнуть какая-нибудь помеха — не могут же они вооружить того, кто так недавно был их врагом. И оказался прав, так как Лавас Лаерк остановил помощника, который собирался передать Фафхрду меч, и стал с нарастающим интересом приглядываться к его левой руке.
В замешательстве Фафхрд поднял руку, и Лавас Лаерк закричал:
— Хватайте его!
И в тот же миг содрал что-то со среднего пальца Фафхрда. Это было кольцо, о котором Фафхрд совсем забыл.
— Мастерство этой работы не вызывает сомнений, — сказал Лавас Лаерк, с хитрым выражением вглядываясь в Фафхрда, при этом его блестящие голубые глаза производили странное впечатление, как будто они были расфокусированы или слегка косили. — Этот человек — шпион Симоргии или, возможно, ее демон, который принял вид Северянина, чтобы усыпить наши подозрения. Он появился из морской пучины в разгар бури, не так ли? Кто из вас видел какую-нибудь лодку?
— Я видел лодку, — торопливо осмелился вставить рулевой. — Странный шлюп с треугольным парусом. — Но Лавас Лаерк заставил его заткнуться одним взглядом, брошенным искоса.
Спиной Фафхрд почувствовал острие кинжала и напряг мускулы.
— Убьем его?
Вопрос прозвучал у самого уха Фафхрда.
Лавас Лаерк криво усмехнулся в темноту и помедлил с ответом, как бы прислушиваясь к совету некоего невидимого духа бури. Затем тряхнул головой.
— Оставим его жить пока. Он может показать нам, где спрятана добыча. Охранять его с обнаженными мечами!
После этого все покинули галеру, цепляясь за веревки, свисающие с носа судна, и перебираясь на скалы, которые то покрывал, то обнажал прибой. Один или два гребца просто спрыгнули, хохоча. Выроненный факел зашипел и погас в морской воде. Было много крика. Кто-то начал петь пьяным голосом, который резал слух, как ржавый нож Затем Лавас Лаерк кое-как построил команду, собрав в подобие колонны, и они замаршировали вперед. Половина из них несла факелы, некоторые продолжали обнимать меха с вином. Люди скользили и спотыкались, проклинали острые скалы и раковины, которые резали им руки, когда они падали, без всякого чувства меры посылая угрозы в темноту, туда, где светились странные окна. Сзади, подобно мертвому жуку, осталась лежать галера; весла, торчащие из отверстий, были раскиданы в разные стороны вкривь и вкось.
Отряд прошел совсем немного, и шум бурунов стал менее оглушительным, когда их факелы высветили портал в огромной черной каменной стене, которая больше напоминала крепость, чем утес с пещерой. Портал был квадратным, высота его была равна длине весла. Три истертые каменные ступени, покрытые мокрым песком, вели к нему. Люди смутно могли различить на колоннах и на тяжелом карнизе сверху резьбу, частью стертую, затянутую липким илом и покрытую всякого рода наростами, но безусловно Симоргийскую в своей загадочной символике.