не знающих еще своих просчетов, упущений и ошибок.
Губы Мышелова начали судорожно подергиваться. Его лицо исказила гримаса, он старался не заразиться этим смехом. Затем он присоединился к нему.
Фафхрд остановился, тяжело отдуваясь, схватил кувшин с вином и осушил его.
— Свинячья проделка! — проревел он, и все началось сначала.
Подонки общества Тира таращили на двух приятелей глаза с удивлением — пораженные, охваченные благоговейным страхом. Их воображение смутно будоражилось происходящим.
Однако среди них была одна, чью реакцию следовало отметить особо. Это была темноволосая девушка, которая пристально рассматривала Фафхрда с выражением странной смеси голода, отстраненного любопытства и расчета.
Мышелов заметил ее и прервал смех, наблюдая. Хлоя мысленно как следует шлепнула себя по подошвам обнаженных, переплетенных ремешками сандалий ног.
Смех Фафхрда постепенно затих. Северянин выдал его остатки беззвучно, выровнял дыхание и засунул большие пальцы рук за пояс.
— Появились предрассветные звезды, — прокомментировал он Мышелову, задрав голову, чтобы взглянуть в отверстие в потолке, — нам пора отправляться на дело.
Без лишней суеты он и Мышелов покинули лавку, отпихнув со своего пути вновь прибывшего и очень пьяного купца из Пергама, который в замешательстве тупо смотрел им вслед, как будто пытаясь решить, были ли они высоким богом и его щуплым служителем, или маленьким колдуном и мускулистым гигантским, этаким управляемым автоматом, слепо выполняющим приказания
Если бы этим и кончилось, Фафхрду не понадобилось бы и двух недель, чтобы прийти к убеждению, что случившееся в винной лавке было всего лишь пьяным видением, которое привиделось, правда, сразу нескольким людям — совпадение, казавшееся ему, между прочим, очень странным. Но это было не так.
«Дело» обернулось намного более запутанным, чем ожидалось, так как разрослось из простой аферы сидовийских контрабандистов в блестящую интригу, связанную с цилисийскими пиратами, похищением Каппадокийской принцессы, поддельным кредитным письмом от имени сиракузского ростовщика, сделкой с торговцем женщинами, встречей, обернувшейся засадой, несколькими бесценными драгоценностями из Египетских гробниц, которых никто никогда не видел, и бандой идумийских разбойников, которые прибыли верхами из пустыни, чтобы расстроить расчеты всех и каждого.
Фафхрд и Серый Мышелов вернулись в мягкие объятия и сладкое многоязычие портовых обольстительниц. И свинячья проделка повторилась с Фафхрдом опять. Но на этот раз она закончилась поножовщиной с теми, кто думал, что спасают хорошенькую битинийскую девушку от смерти в соленом растворе на руках кровожадного рыжеволосого гиганта — Фафхрд настоял на погружении девушки после ее превращения в большую бочку раствора, оставшегося от солонины.
Происшествие подсказало Мышелову план, которым он так никогда и не поделился с Фафхрдом. План заключался в следующем: нанять добродушную девушку, пусть Фафхрд превратит ее в свинью, тут же продать ее мяснику, затем перепродать влюбчивому купцу, когда она разозленная покинет сбитого с толку мясника, после этого Фафхрд должен прокрасться к купцу и снова/превратить ее в свинью (на этот раз это должно быть сделано просто взглядом), затем продать ее другому мяснику и начать все сначала. Низкие цены, быстрая нажива.
Какое-то время Фафхрд упрямо продолжал подозревать Мышелова, который дилетантски занимался черной магией и постоянно носил серую кожаную сумку, наполненную причудливыми инструментами из карманов чародеев, и заумными книгами, награбленными из халдейских библиотек. Правда, долгий опыт общения показал Фафхрду, что Мышелов редко читал систематически и не шел в своих изысканиях дальше предисловий большинства своих книг, хотя часто разворачивал последние, особенно вновь добытые, под аккомпанемент острых насмешек и пытливых взглядов. Знал Фафхрд и то, что Мышелов никогда не был способен получить одинаковые результаты дважды, проводя свое колдовство. То, что ему удалось превратить двух любезных Фафхрду особ подряд, было маловероятно; и совсем уже было немыслимо, что он смог получить каждый раз именно свинью. Кроме того, такое случилось уже более двух раз и ни разу не сорвалось. Главное же было в том, что Фафхрд в действительности не верил в магию и меньше всего — в магию Мышелова. Если у Северянина .и оставались какие-то сомнения, то они рассеялись, когда черная с атласной кожей египетская красавица превратилась в гигантскую улитку в тесных объятиях Мышелова. Отвращение Серого к еле различимым следам слизи на его шелковой одежде не могло быть фальшивым и не уменьшилось, когда два свидетеля' — странствующие лошадиные лекари — принялись уверять, что не видели никакой улитки — ни гигантской, ни обыкновенной. Они пришли к заключению, что Мышелов страдает каким-то неясно проявленным видом белой горячки, которая явилась причиной галлюцинации животных, посещающих свои жертвы. Кстати, лекари готовы были предложить редкое мидийское лекарство по договорной цене девятнадцать драхм за кувшин.
Ликование Фафхрда по поводу замешательства его друга продолжалось недолго, так как после ночи безудержного экспериментирования, которое, по чьим-то словам, можно было проследить от сидонийского порта до Храма Мелкара в виде целой полосы следов улиток, поставившей на следующее утро в тупик всех жен и половину мужей в Тире, Мышелов обнаружил нечто, что он подозревал все время, но надеялся, что это не было полной правдой, а именно: одна только Хлоя не поддавалась странному колдовству, которое несли его поцелуи.
Нет необходимости говорить, что это чрезвычайно понравилось Хлое. Высокомерное самоуважение засверкало, подобно двум скрещенным мечам, в ее раскосых глазах, и она приложила не что-нибудь, а дорогостоящее душистое масло к своим бедным мысленно кровоточащим ступням — и не только в переносном смысле, так как она быстро сделала капитал из своего положения путем вымогательства достаточного количества золота из Мышелова, чтобы купить раба, обязанности которого были совсем не обременительны. Она больше не старалась отвлекать внимание Мышелова от других женщин, более того, она наслаждалась, поступая наоборот. Поэтому в следующий раз, когда они неожиданно встретились с темноволосой девушкой, которую называл» по-раз-ному: то Ахурой, то Молчаливой Саламацийкой; столкнувшись с ней у входа в таверну под названием «Морская Раковина Мареке», Хлоя по собственной воле выдала полную информацию.
— Знаешь, Ахура не так уж невинна, несмотря на то, что она из себя строит. Однажды она пошла с одним стариком — это было еще до того, как она подарила мне амулет, а раз, я слышала, как разодетая персидская госпожа кричала на нее: «Что ты сделала со своим братом?» Ахура не отвечала, но посмотрела на женщину так холодно, как змея, и немного погодя персиянка убежала. Брр! Видел бы этот взгляд!
Но Мышелов притворился, будто бы его это не интересует.
Фафхрд несомненно мог так же пользоваться услугами Хлои, вежливо попросив ее об этом, и та была бы рада таким образом расширить и укрепить свой контроль над обоими. Но гордость Фафхрда не позволила ему принять подобную любезность от своего друга. В последние дни он редко пользовался такой возможностью, более того, он бранил Хлою как ущербную неаппетитную особу, не видящую дальше своего носа.
Поэтому он волей-неволей вел монашескую жизнь и сносил презрительные женские взгляды за столом в питейных заведениях, а также разгонял раскрашенных мальчиков, которые ошибочно понимали его женоненавистничество. При этом он очень негодовал на разрастающийся слух о том, что он стал евнухом и тайным служителем Сивиллы. Сплетни и предположения уже фантастически исказили истинную причину того, что случилось, и этому помогало то, что девицы, которые подвергались превращению, отрицали это из страха навредить своему промыслу.
Некоторые считали, что Фафхрд совершил отвратительный грех скотоложества, и настаивали на его публичном обвинении в суде. Другие считали его счастливчиком, которого посетила богиня любви в образе свиньи, и Северянин после этого отвергал всех земных девушек. В то же время находились такие, кто шептал, что он брат Цирцеи и что он имел обыкновение пребывать на плавающем острове в Тиррейнском Море, где содержал целое стадо прекрасных загубленных девственниц, безжалостно превращенных им в свиней. Его смеха уже не было слышно, и темные круги появились у него под глазами Он начал осторожные расспросы среди колдунов и заклинателей в надежде найти какой-нибудь целительный амулет.
— Думаю, я нашел средство от твоего постыдного нездоровья, — сказал беспечно Мышелов однажды ночью, лежа с потертым коричневым папирусом. — Взгляни на этот, никому не известный трактат, — «Наука о демонах Исайи бен Эльшаз». Кажется, какие бы изменения ни происходили во внешнем виде женщины, которую ты любишь, ты должен продолжать. это делать, полагаясь на то, что сила твоей страсти вновь придаст ей прежний вид.
Фафхрд перестал точить свой громадный меч и спросил:
— Тогда почему ты не пробовал целовать улиток?
— Это было бы противоестественно, к тому же, для того, кто свободен от варварских предрассудков, всегда есть Хлоя.
— Ба! Ты ходишь с ней, чтобы сохранить самоуважение. Я знаю тебя. В течение семи дней ты думаешь только об этой девушке — Ахуре.
— Милая крошка, но не в моем вкусе, — сказал Мышелов холодно. — Это на твой взгляд она яблоко раздора. Однако, ты действительно должен испробовать мое лекарство. Я уверен, тебе станет так хорошо от него, что все свиноматки в мире будут визжать по тебе.
После чего Фафхрд треснул Мышелова и последовала драка, которая не кончилась, пока Серый не был полузадушен, а одна из рук Фафхрда не была вывернута способом, известным выходцам из стран, расположённых где-то далеко на Востоке.
Однако Фафхрд зашел так далеко, что решил держать на расстоянии вытянутой руки следующую свинью, которую создала его загнанная внутрь страсть. Северянин угощал ее пойлом в надежде достигнуть чего-нибудь добротой. Но в конце концов, был вынужден признать поражение и успокоить рассерженную до истерики скифскую девушку, у которой разболелся желудок, серебряными дидрахмами с изображением совы. Плохо осведомленный о происходящем, любознательный молодой греческий философ сказал Северянину, что душа или внутренняя форма вещей, будучи любимой, становится е