Мышелов вырвал свой собственный меч вовремя, чтобы отразить мо1учий удар. Два клинка сошлись от рукоятки до острия и зазвенели.
И в ответ на этот звон или, как бы возникнув из него и постепенно нарастая, с запада, из абсолютной тишины и спокойствия пришел чудовищный порыв ветра. Он швырнул Мышелова вперед, Фафхрда крутанул назад, а Ахуру перекатил через то место, на котором минуту назад были угли от костра. Также внезапно ветер утих.
Мышелов почувствовал, как нечто, похожее на летучую мышь, задело его лица Мышелов поймал на лету загадочный предмет. Но это оказалось не мышью И даже не большим листом. Это было похоже на папирус.
Угли, сдутые в заросли сухой травы, подожгли ее кое-где. В неровном свете Мышелов держал тонкий клочок папируса, который прилетел откуда-то из беспредельных просторов запада.
Ничего не соображая, он двинулся к Фафхрду, который выкарабкивался из низкорослого сосняка.
На клочке, поверх путаницы неразборчивой печати было что-то нацарапано большими буквами.
«Во имя любых богов, которых вы почитаете, прекратите ссору. Шагайте вперед немедленно. Следуйте за женщиной.»
Друзья ощутили, что Ахура стоит прямо за их спинами, разглядывая написанное. Луна ярко осветила окрестности, выскользнув из-за маленького темного облака. Ахура смотрела на приятелей, запахнув хитон и платье на груди и подпоясав их своим покрывалом. Они собрали лошадей, высвободили верблюда, завалившегося в заросли колючего кустарника, которым он, не взирая ни на что, пытался утолить свой голод, и отправились в путь.
После этого Затерянный Город нашелся подозрительно быстро, он выглядел как западня, или творение иллюзиониста.
Ахура указала на усеянный камнями утес. В следующий момент друзья увидели внизу узкую долину, забитую неестественно наклонившимися глыбами, отливающими серебром в лунном свете. Резкая тень тянулась от каждого валуна.
С первого взгляда было очевидно, что называть это место «городом» нельзя. Конечно, люди никогда не жили в тех массивных каменных шатрах и хижинах, хотя они могли совершать там богослужения. Это было обиталище для Египетских колоссов, для каменных автоматов. Но у Фафхрда и Мышелова было мало времени, чтобы обозреть все как следует, так как без предупреждения Ахура пришпорила своего коня и пустилась вскачь вниз по склону, не разбирая пути и оскальзываясь на крутом спуске.
После этого был сумасшедший, как в опьянении, галоп. Их лошади — рвущиеся впереди собственной тени; верблюд — накренившееся привидение; леса грубо высеченных колонн; кривые, одиноко стоящие плиты, достаточно крупные, чтобы быть стенами дворцов, под сводами, пригодными для слонов. Все время следуя за неуловимым стуком копыт и не настигая его, всадники внезапно выскочили на открытое место, залитое лунным светом. С одной стороны возвышался громадный саркофагоподобный блок, на самый верх которого вели ступени. С другой располагался огромный, грубо обтесанный, напоминающий человеческую фигуру монолит.
Не успели друзья осмотреться, как увидели, что Ахура нетерпеливо жестикулирует. Они помнили наставления Нингобля, которые теперь стали проясняться. Поэтому сняли узлы и сундуки с дрожащего, вставшего как вкопанный, верблюда. Фафхрд развернул темную паутину савана Аримана и накинул, его на Ахуру. Девушка безмолвно склонилась перед гробницей, ее лицо напоминало теперь мраморное изображение воплощенной готовности, как будто она превратилась в камень, подобно всему, находившемуся вокруг.
Мышелов открыл сундук из черного дерева, который приятели украли у Фальшивой Лаодис. Умирающая луна висела над каменной пустошью. Тяжело и неуклюже пританцовывая в подражание служке-евнуху, Мышелов со всяческими ужимками расставил на плоском камне маленькие кувшинчики, баночки и крошечные амфоры, которые находились в сундуке. При этом он пел соответствующим роли фальцетом:
Велик Сельюс, и стол хорош,
Накрыто так, что не уйдешь.
А отвалившись, наконец,
Дыханье в ритм вгоняя,
Заявит, как обычно он,
И тут недоедает.
Затем Фафхрд передал ему чашу Сократа и, все еще дергаясь и пискливо припевая, Мышелов отсыпал в нее порошок мумий, подлил вина, перемешал и, пританцовывая, приблизился к Ахуре, протягивая ей чашу. Девушка не шелохнулась. Тогда Мышелов приложил чашу к ее губам, и она стала жадно глотать питье, не отводя глаз от гробницы.
Фафхрд подошел с веткой от Древа Жизни. Ветвь все еще была поразительно свежей, с твердыми на ощупь листьями, как будто Мышелов срезал ее только минуту назад. Фафхрд мягко разогнул стиснутые пальцы Ахуры и вложил ветвь в ее ладони, сжав ей пальцы вновь.
Итак, они были готовы и ждали. Небо покраснело с края и казалось, стало даже темнее на какое-то время, звезды побледнели, и луна стала гаснуть. Возбуждающие сладострастие ароматы из расставленных сосудов, охладившись, уже не разносились предутренним бризом. Девушка же продолжала вглядываться в гробницу, а за ней, казалось, устремив взор в ту же точку, на подобие фантастической тени, принявшей преувеличенно угрожающие размеры, стоял человекообразный монолит. Он давно уже привлекал тревожное внимание Мышелова. Серый поглядывал на монолит исподтишка через плечо, не решаясь определить, было ли это делом рук первобытного человека или чем-то, что люди старательно испортили из-за того зла, которое было воплощено в камне.
Небо побледнело, и Мышелов начал различать чудовищные изображения, высеченные на стенах саркофага — мужские фигуры, подобные каменным колоннам, и животные, похожие на горы. Фафхрд же различал уже цвета листьев на ветке в руках Ахуры.
Затем произошло нечто поразительное Моментально листья увяли и исчезли, а ветвь превратилась в искривленную, почерневшую палку. В тот же миг Ахура затрепетала и стала еще бледнее. Эту бледность можно было сравнить лишь со снегом, Мышелову показалось, что вокруг головы девушки появилось прозрачное темное облако, а загадочный незнакомец, которого он ненавидел, вырвался из ее тела, как джин из бутылки.
Толстая каменная крышка саркофага тяжело загрохотала и начала подниматься. Ахура двинулась прямо к саркофагу. Мышелову показалось, что прозрачное облако, влекло ее, как черный парус.
Крышка поднималась все выше, как будто разевалась верхняя челюсть каменного крокодила. Мышелову привиделось, что черное облако устремилось по направлению к расширяющейся щели, затягивая за собой белую легкую фигуру.
Крышка открылась широко. Ахура достигла вершины и затем то ли заглянула внутрь, то ли, как показалось Мышелову, была почти втянута туда вслед за черным облаком. Девушка сильно задрожала. Потом ее тело обвисло, как пустое платье.
Фафхрд заскрежетал зубами Суставы запястий Мышелова хрустнули. Рукоятки их мечей, за которые они бессознательно схватились, впились в ладони, оставляя кровоподтеки.
В этот момент, подобно бездельнику после дня развлечений, проведенного в будуаре, или Индийскому принцу, утомленному скукой двора, или философу после шутливой проповеди, — из гробницы поднялась стройная фигура. Ее конечности были покрыты чем-то черным, тело — серебристым металлом, шелковистые волосы и борода были цвета воронова крыла. Но то, что прежде всего притягивало взгляд, подобно эмблеме на щитке, прикрывающем лицо воина, было переливающееся мерцание молодой оливковой кожи, серебристое поблескивание, которое заставляло вспомнить о рыбьем брюхе и одновременно о проказе... Что-то определенно знакомое было в этом лице.
Вот оно! В лице этого черно-серебристого незнакомца явственно проступали черты Ахуры.
5. Анра Девадорис
Положив свои длинные руки на край гробницы, пришелец окинул друзей приветливым взором и кивнул, как будто они были близкие друзья. Затем он легко перепрыгнул через каменную стенку и зашагал вниз по ступеням, наступая на покров Аримана.
Мечи привлекли его взгляд.
— Вы предчувствовали опасность? — спросил он, учтиво поглаживая бороду, которая по мнению Мышелова нигде не могла бы отрасти такой густой и шелковистой, кроме как в гробнице.
— Ты Посвященный? — прервал бородача Фафхрд, немного заикаясь.
Незнакомец не обратил внимания на вопрос и остановился, привлеченный забавно выстроенным набором сосудов с возбуждающими средствами.
— Дорогой Нингобль, — пробормотал он, — он воистину Отец всех семиглазых Личеров. Я полагаю, вы знаете его достаточно хорошо, чтобы понять, что он заставил вас принести эти игрушки, так как сам желает их иметь. Даже в своем состязании со мной он не может воздержаться от искушения попутно извлечь выгоду. Но возможно на этот раз старый сводник нечаянно подыграл судьбе. По крайней мере, будем надеяться, что это так.
И с этими словами он отстегнул свой пояс, на котором висел меч, и беспечно положил его рядом. Меч был удивительно изящным.
Мышелов пожал плечами и вложил в ножны свое оружие, но Фафхрд только зарычал:
— Ты мне не нравишься, — прогремел Северянин. — Это ты наслал на нас свинячье проклятье?
Незнакомец разглядывал его насмешлива
— Ты ищешь причину, — сказал он. — Ты желаешь знать имя посредника некоей силы, который, как ты считаешь, оскорбил вас. Ты рассчитываешь дать волю своему гневу, как только узнаешь его. Но за каждой причиной есть другая, а за последним посредником есть еще один. Даже бессмертный не смог бы убить и части из них. Поверь мне, тому, кто прошел дальше, чем многое живущие, и у кого есть некоторый опыт преодоления особых препятствий на пути стремления жить за пределами своего черепа, такой субъект возбуждает невероятную неприязнь. Я умоляю тебя подождать немного перед тем, как начать борьбу, также как я повременю с ответом на твой второй вопрос. Однако, то, что я Посвященный — признаю открыто.
При этом заявлении Мышелов почувствовал полуосознанное желание ступить за пределы реальности и попробовать себя в колдовстве. Перед ним было редкое создание, на котором он мог испытать руну против Посвященных — одну из тех, что он хранил в своем дорожном мешке. Мышелов хотел было пробормотать заклинание на смерть с полузакрытым ртом, махнуть рукой, как того требует ритуал колдовских жестов, поплевать или побрызгать на Посвященного и крутануться трижды на левой пятке. Но он предпочел подождать.