Фафхрд легко уклонился от слабого удара юноши и нежно извлек топор из его рук.
Мышелов и Ахура внесли девочку в дои. При виде Ахуры все обитатели дома сжались от ужаса.
Девочку положили на кучку сена, Ахура принесла воды и стала смачивать голову девочки.
В то же самое время Мышелов, воспользовавшись охватившим семейство ужасом и практически отождествив себя с горным демоном, заставил присутствующих отвечать на его вопросы. Прежде всего он осведомился о каменном городе. Город этот был местом древнего культа дьявола, — отвечали они, — местом, которое следовало избегать. Да, они видели черный монолит Аримана, но только издали. Нет, они не поклонялись Ариману, — видели огненную усыпальницу, которая предназначалась для его противника Ормазда. Но они боялись Аримана, у. каменьев же дьявольского города была своя жизнь. Тогда Мышелов спросил их о туманной горе; оказалось, что получить вразумительный ответ на этот вопрос куда труднее. Обитатели дома твердили, что туча всегда скрывает вершину, хотя однажды перед заходом солнца, добавил молодой человек, ему показалось, будто он видит накренившиеся зеленые башни и изогнутые минареты. Там наверху таится нечто опасное. Что же это за опасность? Юноша не смог ответить.
Мышелов повернулся к старику.
— Ты говорил, — грубо сказал он, — что мои братья-демоны не берут с тебя денег в уплату за эти земли. Какая же плата им нужна?
— Жизни, — прошептал старик, губы его побелели.
— Жизни? И сколько же? И еще, когда они за ними приходят?
— Слои никогда не приходят. Мы идем. Каждые-десять лет, а, может, и каждые пять вершина горы озаряется ночью желто-зеленым светом, властный призыв исходит оттуда. Иногда после такой ночи, один из нас пропадает — тот, кто в это время находится дальше всех от дома. Когда ты дома, со всеми, легче устоять перед этим призывом. Свет этот я видел только из нашей двери, — у меня за спиной горел яркий огонь, а кто-то держал меня. Мой брат ушел в ту пору, когда я был еще мальчиком. Много лет свет тот не зажигался вновь, я даже стал думать, не мальчишеская ли это фантазия или видение.
— Но семь лет тому назад, — продолжал он дрожащим голосом, глядя на Мышелова, — однажды на закате появились всадники, кони их были измождены и загнаны донельзя; это были юноша и старик — или, скорее, некие подобия юноши и старика, — я понял это сразу, глядя на них через щель в двери и дрожа от ужаса — это хозяева возвращались в замок, зовущийся Туманом. Старше был лыс, словно гриб, бороды у него тоже не было. У юноши была короткая шелковистая черная бородка. Черные и серебристые одеяния были на нем, лицо же — бледнее бледного. Чертами он походил.. — Старик с опаской обратил свой взгляд на Ахуру. — В седле же держался так, словно был одеревенелым. Его худое тело раскачивалось из стороны в сторону. Казалось, будто это мертвец.
— Они поскакали к горе, не глядя по сторонам. И с того самого времени желто-зеленый свет зажигался на вершине едва ли не каждую ночь. Многие наши животные вняли этому зову, и не только домашние, — судя по тому, как уменьшились они числом. Мы вели себя осторожно и никогда не отходили от дома. Не прошло и трех лет, как ушел мой старший сын. Охотясь, он забрел слишком далеко и тем позволил тьме поглотить его.
Чернобородого юношу мы видели много раз, обычно издалека, то он шагал где-то у самого горизонта, то стоял, склонив голову на камень. А однажды, когда моя дочь стирала на реке, она, подняв глаза от белья, встретилась взглядом с его мертвыми глазами, смотревшими из-за камышей. А другой раз, мой старший сын преследовал в чаще раненого барса и увидел, как чернобородый юноша разговаривает со зверем. Выл и такой случай. Ранним утром, в пору страды, я увидел, как демон сидит у колодца и смотрит на наши двери, меня же он словно не замечал. Видели мы и старика, правда не так часто, в течение последних двух лет мы их практически не встречали, но однажды» — Его беспомощный взгляд вновь устремился к Ахуре.
В это время девочка пришла в чувство. На этот раз ужас, внушаемый ей Ахурой, был не столь сильным. К рассказу старика она не добавила ни слова.
Путники собрались уходить. Мышелов заметил мстительные взгляды, направленные на девочку, особой злобою горели глаза женщины с ребенком, — девочке не могли простить того, что она пыталась предупредить их. В дверях Мышелов обернулся и сказал:
— Если с головы этой девочки упадет хоть один волос, мы вернемся вместе с чернобородым, зеленый свет будет вести нас, и отмщение наше будет страшно.
Он швырнул на пол несколько золотых и вышел.
После этой истории, благодаря тому или несмотря на то, что в семье ее считали союзницей демонов, девочка стала избалованной особой, она решила, что она выше всех прочих в доме, беззастенчиво играла на страхе домашних перед Мышеловом, Фафхрдом и Черной Бородой и в конце концов завладела всеми золотыми; после успешного похода в далекий город она купила на эти деньги одеяния. С их помощью она соблазнила и мудрыми действиями завлекла в любовные сети сатрапа; с той поры она жила в роскоши и неге, — подобная судьба не редка для особ романтических, если только им достает романтизма.
Покинув дом, Мышелов нашел Фафхрда предпринимающим мужественные попытки обрести былую воинственность.
— Торопись, юный ученик демона! — приветствовал его Фафхрд. — Нас ждет страна снегов, нам нельзя медлить!
Когда они отъехали достаточно далеко, Мышелов добродушно заметил:
— Фафхрд, а что мы будем делать с верблюдом? Не думаю, что его следует брать в страну льдов. Он сдохнет от холода.
— Я думаю, снег полезен и людям, и верблюдам, — нашелся Фафхрд. Он привстал, и, обернувшись назад, помахал рукой и заорал:
— Парень! Ты, с топором! Когда с годами почувствуешь странное томление, обрати свои стопы на север. Там ты найдешь страну, где станешь настоящим мужчиной.
Впрочем, приятели знали, что все это — пустые слова, что совсем другие звезды появились теперь в их гороскопах и, прежде всего, та, что сияла желто-зеленым светом.
Продолжив свой путь по долине, путники .оказались в совершенно голой пустоши, лишенной каких-либо признаков жизни — здесь не было ни животных, ни даже насекомых, — и это производило зловещее впечатление. Некая тайна обступила их со всех сторон. У друзей мелькнула догадка, что тайна эта каким-то образом связана с Ахурой. Однако приятели воздерживались от бесед с девушкой, ибо смутно догадывались о тех ужасных сдвигах, которые претерпел ее разум.
Наконец, Мышелов вслух- выразил то, что было на уме у обоих:
— Боюсь, что Анра Девадорис, который хотел сделать нас своими учениками, сам был учеником, по-ученически послушно верящим в дело своего учителя. Чернобородого нет, но безбородый остался. Как там у Нингобля? ...Не просто тварь, но таинство?.. Не сущность определенная, но мираж?
— Клянусь всеми блохами, кусавшими Антиоха Великого, и всеми вшами, щекотавшими супругу его! — раздался позади пронзительный дерзкий голос. — Обреченным господам уже известно содержание этого письма, предназначенного для них?
Путники обернулись. Рядом с верблюдом стоял смуглый мальчишка. Видимо, до этого он прятался за камнем. Мальчишка нагло улыбался, и настолько походил на жителя Александрии, что, казалось, мгновение назад он вышел из Рапотиса в сопровождении какой-нибудь тощей дворняги, принюхивающейся к его следам (Мышелов был вполне готов к тому, что через минуту появится и собака).
— Кто послал тебя, мальчик? — спросил строго Фафхрд. — Как ты здесь оказался?
— Ну, а как вы думаете? — отвечал мальчик.
Лови! — Он бросил Мышелову восковую дощечку. — Послушайте, вы, прислушайтесь к моему совету и уходите отсюда пока не поздно. Что касается экспедиции, то Нингобль просто-напросто свернет свою палатку и вернется домой. Мой любимый хозяин вечно со своей помощью носится.
Мышелов разорвал веревку, вынул из свертка табличку и прочел: «Приветствую вас, отважные путники! Великолепно все, сделанное вами, лучшее же еще только предстоит свершить. Слушайтесь зова. Следуйте за зеленым светом. Но будьте очень внимательны. Как мне хотелось бы хоть чем-то быть полезным вам. Саван, чашу и сундук отошлите с мальчиком, это первая плата».
— Отродье Локи! Порожденье Хель! — вырвалось из уст Фафхрда.
Мышелов смотрел на мальчика, который раскачивался на спине верблюда, с охотой бегущего прочь от них, в сторону Забытого Города. Вновь послышался дерзкий, пронзительный смех.
— Щедроты бедного, скупого Нингобля отправились прочь, — сказал Мышелов. — По крайней мере теперь не будет проблем с верблюдом.
— К черту! — отозвался Фафхрд. — Пусть подавится и животным, и этими безделушками. По крайней мере, болтовни его не услышим...
— Не очень-то высокая гора, — сказал Мышелов через час, — хотя, конечно, и не низкая. Интересно, кто проторил эту тропку и кто ее чистит?
Он обмотал вокруг плеча длинную, тонкую веревку, какой пользуются скалолазы. На одном из концов веревки висел крюк.
Солнце садилось, начинались сумерки. Тропинка, возникавшая словно ниоткуда, то и дело терялась. Теперь она петляла меж гигантских валунов по гребню все более крутых, усыпанных камнем откосов. Дабы не нарушать требований осторожности, разговор велся по методу Нингобля и его агентов, — те либо общались непосредственно, разум с разумом, либо прибегали к помощи крохотных свистков, издававших звук столь высокий, что он был недоступен человеческому слуху, в другом же свистке звук этот вызывал ответную вибрацию.
На какой-то миг весь мир словно замер, зеленова-
тый свет засиял с укрытой туманом вершины, однако тут же стало понятно, что это сверкают последние лучи заходящего солнца. В воздухе разлился некий звук, — странный шепот почти за пределом слуха. — Казалось, будто армада незримых насекомых настраивает свои инструменты. Ощущения эти были столь же неуловимы, как и та сила, что понуждала идти вперед, сила столь тонкая, что путники могли воспротивиться ей, оборвав ее, словно паутинку. Однако они и не пытались этого сделать