Медный видел – акция удалась. С боковой аллеи вышла Лис, пряча в пакет искусственное животное. Доложила: она познакомилась с двумя прикольными цыганками, молодой и старой, отлично говорящими по-русски, но странными какими-то, азартными, как студентки. Сейчас они подойдут к месту расположения «коровы».
– А вообще, – добавила Лис, – все здорово! Как у Стругацких: никто не ушел обиженным!
Медный кивнул. Он смотрел вперед: видел, как пританцовывает на асфальте центральной аллеи их «корова», как вопят около нее счастливые ребятишки, а на траве белеет трехлитровая банка молока, около которой стояли незнакомые девчонка и парень. Девчонка – задорная, худая, с длинными каштановыми волосами, в продранных, закатанных на тонкие щиколотки джинсах, а парень – толстяк в очках. Медный видел, как спешит к ним по боковой аллее Олеся в ярком своем, с подсолнухами, платье, а с другой аллеи подходит Иван, и напротив, между скамейками, идут две настоящие цыганки – в роскошных необъятных юбках, со сверкающими в волосах монетами: молодая – в платке на осиной талии, а старшая – в красной косынке на седоватых волосах.
Аллеи сходились тут Андреевским крестом, и сейчас со всех четырех сторон к центру приближались силы, взаимоисключающие друг друга, сходились Материя и Антиматерия, и это грозило страшными последствиями. Но Медный этого не знал.
И не смог бы узнать, потому что на арене внезапно появился новый игрок.
Со стороны ступеней Оперного театра, сердито сигналя, распугивая карапузов (мамы едва успевали выхватывать тех из-под колес, ругаясь), приближался черный «мерседес». Посторонний бы признал в нем овеянный анекдотами и легендами «шестисотый». Но на самом деле это было барахло модели S380 – с тем же одутловатым корпусом, но без шильдика на правой стойке кузова и без надписи V12, дающей его владельцу право считать себя обладателем настоящего S600. Двое молодых вахлаков, сидевших внутри, денег не собрали ни на что большее, но пафоса у них было столько же, сколько и наглости. И вот, ленясь выезжать от подъезда театра на забитую машинами боковую улицу Орджоникидзе, где образовалась пробка, они нагло катили по пешеходной аллее, намереваясь вывернуть из парка у самого провала станции метро.
Они гуднули Юле и Андрею. Те опасливо убрались на газон. И тут взгляд Юльки, радостный, светящийся наслаждением, – она напилась холодного молока, а сейчас баловалась ванильным мороженым – внезапно напоролся на чей-то другой взгляд. Кинжально-ненавидящий, разящий Злом. Резкая боль пронзила весь организм девушки, как если бы торчащий из старой доски гвоздь разорвал кожу ступни и, раздвигая сухожилия, вошел в упругую плоть мышечной ткани, выпуская теплую кровь… Юлька пискнула, выпустила мороженое из слабеющих рук и рухнула на траву.
– Юлька-а!
Крик Андрея был заглушен недовольным гудком. Но «мерседес» вынужден был остановиться: на его пути танцевала корова.
И в этот момент все смешалось, закрутилось с какой-то невероятной быстротой. И то, что происходило в центре площадки, словно заморозило всех приближающихся к ней. Застыл Медный, идущий с Лис, Шкипером и двумя своими новыми знакомыми, остановился в необъяснимой растерянности и замер Иван, оглядываясь, ища глазами своих. И цыганки остановились.
До Мириклы тоже дошло это смрадное дыхание Зла, большого и неостановимого. Цыганка поняла, что они оказались меж двух огней. Впереди было Зло и сзади – тоже оно, только поменьше, пожиже: два милиционера в серой форме, от которых, как по опыту знала Мирикла, ничего хорошего ожидать не приходится, особенно в центре города.
Цыганка тронула за плечо Патрину, у которой еще сверкали глазенки: та только что познакомилась с такими чудесными людьми – веселыми, дурачащимися вволю, – которые пригласили ее и Мириклу к «корове». После бесконечного их кочевья по раскаленному городу, после этих последних ночей в приюте Святой Терезы, гостеприимном, но мрачноватом и унылом, как все подобные заведения, эта встреча была глотком счастья.
Мирикла требовательно сжала худое плечо:
– Патри… нам снова надо сделать ЭТО. Танцуй!
Девочка посмотрела на нее с досадой и кротко кивнула.
А там, на аллее, водитель «мерса» высунулся из окна.
– Э, мля! Уроды ряженые! – заорал он лениво. – Пошли нах отсюдова! С дороги, мля! Епт, че, не поняли?!
Он с остервенением вдавил кнопку сигнала.
Звук этот, равно как и его обидные слова, достиг ушей тех, кто приводил в движение «корову». Им было плохо видно. Девушки уже успели поменяться местами, и теперь согнувшаяся Людочка была впереди. Она попыталась посмотреть, что происходит, но сквозь прорези трудно было что-либо разглядеть, и поэтому девушка чуть откинула коровью голову из папье-маше и выпростала лицо наружу.
Это произвело впечатление на водителя машины. Он еще громче завопил:
– О, мля! Чувырла лохматая! Коровень… Иди нах, я кому говорю!
Еще месяц назад Людочка бы, возможно, потупилась и, глотая слезы, отошла в сторону. Но сейчас в ее нервных, бьющихся под коленкой жилочках текла кровь Принцессы Укок! И эта королевская кровь моментально вскипела.
– Ах ты… КОЗЕЛ! – выкрикнула она неожиданно для себя. – Да мы тебя сейчас… забодаем!
Рядом, на траве, Андрей склонился над побледневшей Юлькой и, стиснув зубы, делал единственно возможное – массировал ей виски по особой системе, стимулируя кровообращение мозга, чтобы снять энергетическое поражение, настигшее девушку неизвестно откуда. Он уже знал, что это не обморок, не тепловой удар… На суету с «мерсом» он не обращал внимания.
Но водителю машины, нагло поправшему все правила движения, слова Людочки очень не понравились.
– Что-о? – заревел он. – Да я тя щас, коза драная, дура ты гребаная!
Он выскочил из машины. Это был молодой вахлак, раскормленный, в дорогих джинсах и кожаной куртке – они все носят кожаные куртки, даже в жару.
Но он не рассчитал.
Голова с рогами из папье-маше опустилась, как забрало. Черные коровьи ноги выбили искры из асфальта.
И «корова», взревев, понеслась на парня. Навыков матадора у него явно не было. Он не успел ни уклониться, ни выставить руки – корова с размаху ударилась в его мягкий белый живот. А так как под тканью была все-таки крепкая отчаянная голова, удар получился смачным. Грубиян, всхлипнув, улетел на газон. А Людочка попятилась и сделала новый бросок. Ирка, поставленная сзади и лишенная возможности наблюдать за происходящим, могла только, ругаясь, следовать за передней частью «коровы». А эта передняя часть легко вспрыгнула на горячий капот и оттуда – на крышу машины. Там она принялась отбивать чечетку черными пятками, вопя:
– А ты не езди, где не надо! А ты не езди, где попало! Дурак! Вот!
Народ, наблюдавший эту сцену, радостно заулюлюкал – владельцы черных «мерседесов» никогда не пользовались любовью общественности.
Медный, остановившийся было, увидел – там что-то происходит. Он бросился вперед, крикнув Лис:
– Куда Олеська делась? Корова взбесилась, видала?!
Для милиционеров, шагающих по аллее, неожиданная заваруха в центре сквера была и того неожиданней. Они уже настроились хорошенько потрясти цыганок, замеченных ими метрах в пятидесяти, как тут послышались крики, а эти две чертовы куклы вдруг стали танцевать, как в индийском фильме. Их коричневые ступни чертили асфальт кругами.
– Черт! Че с ними?! Иваныч?! – ошарашенно выдавил младший.
Напарник тоже выпучил глаза:
– Беспредел какой-то… Пойдем!
Они двинулись к цыганкам, на ходу доставая дубинки – на всякий случай. Над сквером желтело, расталкивая редкие облачка, солнце. Листва деревьев сверкала в его лучах, зЭлиная до нестерпимости, и слепила глаза. То ли от этих бликов, скачущих везде, даже по тротуару, то ли от жары, глаза заслезились; Иваныч, шедший впереди, приложил ладони лицу и зарычал:
– Вот гады! Туда побежали…
– Куда? – не понял напарник. – Ни хера не вижу…
Топая ботинками, милиционеры помчались по аллее, мимо скамеек с влюбленными. Но – странное дело – по мере того, как они приближались к танцующей паре, к вертящимся платьям, очертания цыганок все более расплывались. Будто плавали в раскаленном костром воздухе. И вот стражи порядка уже подбежали к тому месту, где еще кружился желтый листок, задетый ногой Патрины…
– Куда же они побежали, чертовки? Ох, надо было у них сразу документы проверить…
Если две молодые девушки, весом по семьдесят килограммов каждая, взберутся на крышу изделия штутгартского концерна, то ни машине, ни концерну ничего не будет. И даже если эти девушки начнут прыгать по крыше, как молодые козы, долбя ее пятками, то концерну по-прежнему ничего не будет. А вот крыше…
Металл начал скрипеть и, гулко ухая, прогибаться.
– Лелик! – заорал с травы водитель. – Мочи их! Они же тачку уродуют!
Тем временем Людочка и Ирка, притопывая, уже пели звонкими голосами известную песенку, несколько переиначив ее на свой лад:
А нам все равно, а нам все равно,
Пусть коровы мы, симороно-вы!
Дело есть у нас – в этот жуткий час
Мы волшебную косим трын-траву!
Лелик, верзила в темных очках-каплях, испуганно выскочил из салона, крыша которого грозила рухнуть ему на голову. И выхватил из-за ремня джинсов газовый пистолет, очень похожий на «ПМ» – самый модный газовик года.
Однако ни Ирка, ни Людочка не могли видеть такого угрожающего маневра. Это им и помогло.
Голая пятка Ирки, закаленная бетоном тысяч вымытых подъездов и чуточку шершавая, совершенно непроизвольно со звоном въехала в правый глаз размахивающего оружием Лелика. Очки захрустели, брызнули темными скорлупками, а сам верзила, завопив голосом козленка, схватился за глаз и закрутился на месте.
В этот момент сквозь небольшую и уже начавшую аплодировать группу зевак протолкнулись Медный, Шкипер, Иван и Лис. Услышав знакомые голоса, участницы дуэта «Коровы» спрыгнули с изрядно попорченной крыши автомобиля и, еще не представляя себе ситуацию, начали выпутываться из помятых рогожей. Коровья голова, раздавленная о живот водителя «мерса», жалко болталась.