Но араб, похоже, обращал на Чепайского ровно столько внимания, сколько может обращать бедуин на надоедливое насекомое – пусть кружится вокруг да жужжит. Он ухаживал за девушкой: положил ей рыбу, икру – серебряной ложечкой, посмотрел в глаза и все понял. Кивком головы он подозвал официанта, и на столе появилась бутылка белого вина, элитного молдавского – судя по этикетке. Майя решила перехватить инициативу. В конце концов перспективы открывались сказочные.
Она кратко рассказала о себе. Поведала о том, что хорошо знает английский, и выдала очень длинную фразу, которую Махаб аль-Талир благосклонно выслушал, улыбнувшись. Рассказала о том, что хорошо знает компьютер. Ну и прибавила еще несколько деталей. Потом замолчала, ожидая вердикта. Но вместо этого араб поднял стопку с колышущейся линзой водки.
– Что ж… Выпьем же за тех, чей свет дает нам Аллах как раз в то время, когда мы блуждаем в потемках. За вас, леди!
Отпив вина, Майя, все еще до конца не определившаяся, как себя вести, осторожно поинтересовалась:
– Вы… мусульманин, да?
И тут последовало первое откровение.
Разделывая специальным ножичком ломтик кеты, Махаб аль-Талир улыбнулся, взмахнул своими длинными ресницами и проговорил мягко:
– Видите ли, о, драгоценная гостья, я не могу считаться мусульманином в том понимании, какое существует, как я уже успел убедиться, в Москве и в принципе во всей вашей стране. Моя вера – вера суфиев. Вера, к которой присоединились древний персидский поэт Ибн ал-Фарид и не менее знаменитый мыслитель Ибн ал-Араби. Последний, уроженец города Мурсии, умер в Дамаске и оставил учение о божественном единстве, основанное на принципах монизма: человек, согласно ему, есть микрокосм или отражения макрокосма. Достаточно углубить свое «Я», чтобы открыть, даже не зная сур Корана, Аллаха – одновременно трансцендентного и имманентного, как единственный источник всего сущего. Суфии и их пророки – это «друзья Аллаха». Мы называем это понятие – «вали». Мы в меньшей степени следуем Корану и в большей – самим себе. Философ арабского мира Аль-Кинди в девятом веке очень хорошо изложил принцип суфийцев в одном из своих трактатов. Это может звучать примерно так: Аллах велик, но он дает свое откровение только тому, кто сможет поспорить с ним и быть мудрым в этом споре.
Майя, что называется, «поплыла». Похожее было с ней когда-то в ресторане «Бухара», когда они сидели там с Консультантом, Издателем и остальными. Она с ужасом прикоснулась к черной икре, понимая, что в вазочке лежит как минимум два их месячных заработка с Алексеем.
– Я… – проговорила она хрипло, – я хотела бы немного узнать о работе. Что предстоит делать?
Чепайский, опрокинувший вторую стопку, что-то бормотал, потом ему позвонили, и он, извинившись, убежал к мраморной колонне. Араб посмотрел на Майю своими бархатными глазами.
– Я уполномочен организацией МАГАТЭ произвести проверку одного из ядерных объектов Ирана, расположенного в труднодоступной местности. Есть мнение, что на самом объекте работает некоторое количество русских специалистов. Нам нужен переводчик, который знал бы английский и русский языки, мог в краткое время овладеть началами фарси и не стал бы бояться, скажем так, определенных трудностей экспедиции, жаркого климата, горной местности… Наверно, это основное требование.
Майе внезапно захотелось покинуть этот столик по уважительной причине. Она извинилась, торопливо встала и, не удержавшись на каблуках, привычку ходить на которых почти совсем потеряла, свалилась прямо в потные объятия «Чапаева».
– Ну, дево-онька, ры-ба-нька! – заверещал он, ловя ее и между делом слегка тиская: так, на пробу. – Осторожнее надо!
И в этот момент в спину Майя поймала тихое:
– В горах вам, может быть, придется лезть по камням…
Она обернулась. Махаб аль-Талир добро усмехался. Повинуясь интуитивному чувству, девушка легко сбросила туфли, резким движением задвинув их по стол, и уверенно пошла к выходу босой, цепляясь за синий ковролин крепкими, закаленными за лето ступнями.
Араб, наблюдая за ней, причмокнул и усмехнулся в сторону Чепайского:
– Друг мой, Василий, мне кажется, что наша подготовительная фаза закончилась с появлением этой новой гостьи, – он подумал и прибавил: – Нашей новой сотрудницы.
…Без обуви Мая почувствовала себя куда уверенней. Туалетные комнаты Дома ученых блистали такой чистотой, что белизна их резала глаза. Девушка вернулась к столу, уже ополоснув пылающее лицо под холодной водой. В ней проснулся аппетит. Стараясь быть предельно аккуратной, она принялась за луковый суп, принесенный официантом, затем сказала деловито:
– Загранпаспорт у меня есть. Требуется виза?
– Да. Иранская. Но мы это решим в самые короткие сроки, – успокоил ее Махаб аль-Талир. – Ваше жалованье будет составлять двадцать тысяч долларов в месяц, плюс суточные выплаты в полном размере – не менее десяти тысяч долларов. Питание, транспорт – все за счет экспедиции.
– А куда мы направляемся?
– Между городами Казвин и Кередж есть скалистая местность. Одна из скал называется Аламут. Объект под номером IFEG-33 находится именно там.
Что-то щелкнуло в голове девушки… Аламут… Скала… Старец! Она уронила вилочку на скатерть.
– А это же место этих… ассасинов!
Махаб аль-Талир снова взмахнул ресницами и неожиданно рассмеялся, показав безупречнейшие зубы.
– Похоже, вы знаете историю шиитских движений при Фатимидах? – проговорил он с явным сарказмом.
– Я… подруга писала дипломную работу, я немного знаю! – смущенно забормотала Майя.
Ей было и стыдно, и немного страшно.
– Что ж, в этом нет ничего удивительного, о, прекрасная Майя. Секта ассасинов или низаритов-исмаилитов, радикального течения в шиизме – это самый большой… как это сказать? Страх, испуг?
– Страшилка, – подсказал жующий и особо не вслушивающийся в их разговор Чепайский. – Чума двадцать первого века.
– Да, страшилка. Богато изложенный миф, который дает европейцам именно то представление о Востоке, которое они хотели бы получить. Почему вы не пьете вино, о, прекрасная Майя?
– Я… я пью.
У араба были бесконечно длинные пальцы с очень ровными ногтями. Сильные, гибкие пальцы, способные уверенно держать и перьевую ручку, и кинжал. Сейчас они лежали на скатерти – спокойно.
– Вы наверняка знакомы с историей убийства Конрада Монферратского, Майя?
– Ну да. В общих чертах.
– Давайте вспомним. Итак, двадцать восьмое апреля тысяча сто девяносто второго года маркграф Конрад Монферратский, один из вождей крестоносцев, король Иерусалима и соперник английского короля Ричарда I Львиное Сердце, заехал пообедать к епископу Бовэ Филиппу де Дре. На обратном пути, когда он возвращался домой верхом в сопровождении небольшого эскорта, на узкой улочке Тира в рядах менял двое мужчин нанесли ему множество ножевых ран. Все летописи, доведшие до потомков подробности тех событий, не сомневаются, делом чьих рук было убийство влиятельного франка. Конечно, это были ассасины… Ну, историю ордена мы опустим – вы и так ее знаете. Сирийский глава ордена, Рашид ад-Дин ас-Синан… Кстати, именно его, а не Хасана Гусейна ас-Саббаха начали называть Старцем Горы – еще одна европейская ошибка, породившая целый миф. Так вот, ас-Синан, или Старец Горы, как называли его христиане, якобы еще задолго до этих событий внедрил обоих убийц в окружение Конрада, где они жили как мнимые христианские обращенные. Причем сам Конрад был крестным отцом одного из них! Они, благодаря своей набожности, пользовались всеобщей любовью. Но это только то, что явлено на поверхности и доступно мысленному взору, – араб развел свои смуглые руки и снова улыбнулся. – На самом деле, одного из убийц прикончили на месте. Но другой же под пытками признался, что заказчиком убийства был Ричард Львиное Сердце.
– То есть… – переспросила девушка, – это все подстроили сами крестоносцы?
– Видите ли, убийство Конрада в узловой момент истории Латинской империи – вы знаете, что так тогда назывался конгломерат государств крестоносцев с территорией Палестины и Малой Азии – оно считается визитной карточкой, по которой узнают «руку» ассасинов. Публичное убийство одного из вождей крестоносцев произвело неизгладимое впечатление на современников. Для раннего средневековья практика тайных заговоров, в результате которых сильные мира сего погибали от яда или предательства на поле брани, была обычным делом. Однако открытое убийство, возведенное в политический принцип, – вот это было необъяснимо. Это было дерзко и впервые.
– Террорюги конченые, мать их! – невнятно прокомментировал Чепайский, утирая губы салфеткой.
– Но не все так просто, прекрасная Майя. Информированные люди при дворах тогдашних властителей отнюдь не находились в плену средневековых предрассудков, предпочитая давать всему вполне логичные объяснения. В то время как полуграмотные крестоносцы испытывали суеверный ужас перед могуществом Старца Горы, один из немецких летописцев, Ян Гаасбер, изложил историю с убийством Конрада на вполне доходчивом для нас языке логики. Как оказалось, Конрад захватил торговое судно, принадлежавшее исмаилитам. Старец Горы дважды требовал возврата корабля и перевозимого им груза. На деле же бальи города Тир, Бернар дю Тампль, сообщая Конраду о судне с богатым грузом, заверял, что мог бы завладеть им таким образом, что «никто никогда ничего бы не узнал». Тогда, добавляет хронист, «однажды ночью он приказал утопить матросов в море», а потом свалил это убийство на одного из многочисленных мелких правителей палестинских земель. Вы можете себе представить, что чувствовал ас-Синан… Ярость Старца Горы могла утолить лишь смерть Конрада. Любопытнее всего то, что Старец… да, да, послушайте!.. сам изложил всю эту историю в своем письме, адресованном герцогу Австрийскому.
– А они переписывались?
– Конечно. В Париже и в Лондоне есть эти манускрипты, я сам их читал. Торговые записки, бухгалтерия. Крестоносцы очень успешно торговали с ассасинами, которые тогда, в силу захвата выгодных точек на торговых путях, не брезговали и элементарной перепродажей и спекуляцией.