– Александр Григорьевич, – робко произнесла Альмах, хмуря красивый лоб, – дело в том, что это не маг, прячущийся под именем божества, и не перевоплощение, как в случае с Эрлик-ханом, который вошел в тело шамана Абычегая. Наше сканирование по всем тридцати четырем признакам показывает пустоту. Это… это энергетическое существо высшего порядка. Из ирреального мира. То есть сама Сила. Некая. Ни один из наших специалистов сделать с ней ничего не сможет!
Заратустров не стал ни фыркать, ни насмехаться. Он сбил клочок пепла с малинового погона и обронил задумчиво:
– То есть он им помогает… Высшие Силы такого порядка никогда не участвуют напрямую в противостоянии. Он им помогает… И дело даже не в том – зачем… Дао, как известно, – он бросил взгляд на портрет китайца, – повинуется только самому себе! Вопрос: до какой поры? До какого предела он им будет помогать?!
Никто не ответил – все поняли, что вопрос был риторическим. Заратустров тяжело вздохнул, как глава семьи, огорченный поведением домочадцев, и устало продолжил:
– Ладно, товарищи… Значит так: сейчас все внимание по операции, во-первых, на оставшийся объект «Принцесса», во-вторых, на два потерянных объекта «Праматерь» и «Образ», цыганки наши, если кто не помнит. Но основное внимание – на нашу зарубежную резидентуру. Игорь Борисович, это по вашей части. В Париже у нас есть Майбах, в Лондоне – Преображенский, в Нью-Йорке – Консультант… забыл, как его… Впрочем, не важно. Тут вот что беспокоит. В квартире на Лескова, по словам наших помощников, – этих двоих ребят, которые раскусили шифр, – находился медный таз. Это значит, что Мамаева с успехом перехватывала все сообщения по эзотерическим каналам. Она тоже умеет погружать ноги в медный таз с водой и считывать послания. А это плохо! Это значит, что последний канал оперативной информации небезопасен. Все может быть узнано. Поэтому…
Он замолчал, глядя куда-то под стол – в сторону Альмах, – а потом совершенно серьезно приказал:
– Поэтому, несмотря на жару, всем сотрудникам управления находиться в обуви. Круглосуточно, под любым предлогом, даже на пляже, на море и так далее. Считывание информации может пройти именно через нижние чакры. Я не шучу, товарищи… А теперь перейдем к плану оперативных мероприятий по резидентуре.
Сигара его давно потухла во рту. В кабинете едва слышно жужжало, но это работал не кондиционер, а устройства, надежно защищавшие от любого прослушивания этот спрятанный под землей кабинет.
Подтверждено источником: https://wikileaks.org/wiki/Assasin 09-9832134530-p205_confidential_reports
Строго секретно. Оперативные материалы № 0-895А-8897986
ФСБ РФ. Главк ОУ. Управление «Й»
Отдел радиоперехвата
Перехват телефонного разговора в рамках внутреннего контроля
Новосибирск, № аб. засекр. – Москва, № аб. засекр.
Перехват: 8:15–8:27
Начало устойчивой связи: 8:15
– Доброго здоровьичка, Петр Афанасьевич… Как там у вас, в Москве, погодка?
– И вам доброго! Льет у нас.
– М-да? А у нас теплынь… Грибки скоро пойдут, Петр Афанасьевич.
– Грибки – это хорошо. Только вы и без грибков… ничего.
– Что, слухами земля полнится, Петр Афанасьич?
– Как тебе сказать… Вот главком ВВС жалуется. Аэродром какой-то вы ему там со своими орлами разгромили.
– Главком ВВС пусть лучше расскажет, почему он триста тонн мясных консервов гуманитарки, направленной в Новосибирск, некоему Быкадорову запулил… без всякой матответственности! И куда они ушли, пусть поведает.
– Расскажет, Александр Григорьевич, обязательно расскажет… Только объект-то ушел у тебя. Самому уже доложили.
– Ушел.
– И что ты теперь думаешь?
– Мне рапорт сразу писать?! Или погодить?!
– А что делать-то будешь, Александр Григорьич?
– Картошку, в задницу, копать.
– Ох-ох! Прямо таки и в задницу… Лучше в погреб.
– Шутить хорошо из Москвы, Петр Афанасьевич.
– На то она и Москва. Нет, дорогой, рано тебе рапорт писать. То есть вроде как и надо, и вроде как никто тебя не отпустит. Нет пока что тебе замены.
– И на том спасибо!
– А ты не злись. Сам знаешь, мы – люди служивые. Но понимаешь ведь: еще прокол – и все.
– Понимаю.
– Что у тебя с зарубежной резидентурой? Работает?
– Слабо. Один человек в Париже, но он не справляется. И два в Лондоне. Можем прохлопать все.
– По линии ФСБ или СВР дать кого-нибудь?
– Лучше СВР. Только… помоложе и толковей.
– Где я тебе молодых-то возьму? Разве что если нарожать… Ладно, Александр Григорьевич, поможем. Но только смотри: никакой картошки в задницу!
– Понял. Буду ждать.
– Обычным порядком извещу. Ну, ладно, давай… Хоп!
– Хоп!
(Окончание устойчивой связи: 8:30)
ТекстыЦыганки, Алехан и дети
С тех пор как Алексей Рождественский, в узких кругах – Алехан, встретил на гальке Чемского Бора двух странных женщин-цыганок, жизнь его круто переменилась. Точнее, даже жизнь не бизнесмена, а его маленькой семьи, до этого суматошная, полная конфликтов и разочарований. Перемены эти он сначала не ощущал; слишком занят был сомнениями – а верно ли сделал? – тем более что некоторые приятели, узнав, что он взял в няни цыганок, крутили пальцем у виска. Но Алехан, упрямый с детства, решил не сдаваться и потерпеть. И с изумлением он начал замечать, что почти без всякого принуждения, как-то естественно все потекло по какому-то иному руслу.
Два новейших компьютера, две видеоприставки и куча кассет с играми оказались заброшены. Огромный плазменный экран телевизора в детской покрывался моховой, замшелой пылью. Единственное, что пригодилось из приобретенного Алеханом для детей в последний месяц, – так это надувные причиндалы для пляжа и велосипеды.
Они каждые два дня покидали квартиру на «Горском» жилмассиве, укрепленную, как хорошая крепость, с отдельным входом и даже лифтом, которая обошлась Алехану по цене трех подобных апартаментов. Каждые два дня арендовались на сутки небольшие, но хорошие пансионаты в пригороде Новосибирска. Но кортеж из черных джипов и микроавтобуса летел по дороге только в один из них… Алехану это влетало в копеечку. Но он ни о чем не жалел.
А там уже, у песчаного берега Оби или на откосах Обского, эти машины с размаху въезжали колесами в песок и вязли, открывались двери, и ребятишки, переодевшиеся в плавки и купальники прямо в салонах, по дороге, с визгом неслись к воде. Никаких спасательных жилетов – по распоряжению Мириклы. За несколько дней младший Данилка научился плавать, а девочка Яна – нырять, доставая со дня обкатанные белые камушки, которых не было в полоске прибоя. Сами же цыганки не позволяли себе даже купальников – в воду прыгали с детьми в закатанных до колен джинсах и тельняшках. Почему, Алехан не спрашивал, но Мирикла сама скупо пояснила, что «не положено». Он не стал спорить.
Спартанский стиль воспитания поначалу изумлял отца, но потом он быстро привык. Весь день его дети с двумя женщинами возились в прибрежных камнях; шастали босиком по горячим валунам за Бердском, по ржавым кораблям у бывшей базы флота СО РАН, с визгом и восторгом открывая для себя потаенные трюмы и высокие капитанские мостики; ели какую-то нехитрую еду, купленную по настоянию Мириклы на обыкновенном рынке: вареные яйца, помидоры, хрустящий горячий хлеб, сочный шашлык…
За неделю дети загорели до черноты. У маленького Данилки даже обозначились на ручках какие-то маленькие мускулы. Ведь дети утром обязательно делали зарядку на берегу моря или реки, стоя босиком в обжигающих холодных волнах, улыбаясь солнцу, лениво вываливающемуся из-за зеленой кромки, приветствуя его. Есть они стали все, что готовила Мирикла. А ведь в первый день Данилка с презрением отверг невиданную в доме перловку, а Яна потребовала на завтрак привычные авокадо! Они забыли обо всех этих дорогих причиндалах, что окружали их несколько лет, во времена разнокалиберных нянь, и хотя новое, простое, обходилось Алехану не дешевле, но приносило пользу.
Об обуви в роскошной квартире и за ее пределами забыли, казалось, навсегда. Ступни одиннадцатилетней девочки стали гибкими и артистичными, натренированными беготней по камешкам, горячему песку и росистой траве. Лапки маленького загорели и налились мускулистой крепостью. Как-то Алехан поехал с ними на открытие городского развлекательного центра «Страна Crazy» и в какой-то момент понял, отчего мамаши, прижимая к себе раскормленных хомячков в белых носочках, шарахаются от его гвардии. Она оказалась единственно вызывающе босоногой среди рафинированного гламура этого развлекательного рая. И при этом ни Яна, ни Данила, ни сами цыганки, которые также не признавали ни тапочек, ни туфель, не ощутили ни малейшего смущения.
Но иногда вечером, в одном из снятых на сутки помещений, все они: и Яна, и Патрина, и сама Мирикла – преображались. Где она заказала костюмы – Алехан не знал, только покорно оплатил по счету. Роскошные платья с плещущимися, словно волна, силуэтами, пышными рюшами и лентами, туфли на каблуках, а для Данилки – настоящие сапожки со шпорами и вышитая золотом одежда елизаветинского гусара.
В залах загородных особняков жарко горели настоящие свечи – был бал. Мирикла и Патрина учили всех танцевать вальс, контраданс, менуэт. Даже Данила старательно повторял движения, а рядом, сопя, потели и топтались два свободных охранника, усиленно стараясь не наступить на кажущиеся хрупкими точеные девичьи ноги Патрины и Яны в серебряном кружеве изысканных босоножек.
Звучала музыка. Мирикла раздобыла старинный, оправленный в серебро клавесин и учила детей на нем играть. А потом его сменила гитра, и тонкие пальчики Яны уже уверенно выбирали на ней аккорды…
А если за окном портилась погода и заряжал ливень, то разжигали камин, обнаруженный на «обкомовских» дачах, и Мирикла глубоким, грудным голосом читала детям книги. Какие-то цветные, богато иллюстрированные и в то же время волнующие приключения и древние сказки. Чаще всего это были сказки Шахерезады: «Синдбад-мореход», «Али-Баба и сорок разбойников», «Гарун-аль-Рашид»… Мирикла читала артистично, седой локон, выбившийся из прически, дрожал у ее виска, и дети слушали, затаив дыхание.