Харди отлетел назад, но приземлился на четвереньки, подобно хищнику. Его призрачные когти исчезли, но эссенция в его венах пульсировала ярче. Респиратор работал с удвоенной скоростью, накачивая в его систему новые дозы препарата.
Бартоломей выбрался из кратера, его броня была помята, а левое плечо кровоточило там, где призрачный коготь все же прошел сквозь защиту.
Бой превратился в яростный танец двух титанов. Бартоломей, тяжелый и несокрушимый, использовал свою магию гравитации на полную мощность. Каждый его удар создавал локальные гравитационные аномалии, заставляя обломки вокруг подниматься в воздух, кружиться в смертоносных вихрях и наносить дополнительный урон его противнику.
Харди же отвечал звериной яростью и нечеловеческой скоростью. Его тело, накачанное эссенцией, двигалось как размытое пятно. Он атаковал со всех сторон одновременно, его призрачные когти оставляли на броне и коже Бартоломея глубокие, кровоточащие раны. Там, где энергетическое оружие касалось плоти, ткани обугливались и отмирали.
— Ты стал сильнее, — прохрипел Бартоломей, уклоняясь от очередной серии ударов. — Но ты больше не мой брат.
Харди не отвечал. Эссенция превратила его в идеальную боевую машину, но лишила способности к человеческому общению.
Понимая, что пора заканчивать, Харди переходил во вторую фазу. Его тело охватила багровая аура, мышцы увеличились еще больше, черные вены проступили по всему телу сетью пульсирующих линий. Он упал на четыре конечности, используя «Облик Зверя» — заклинание, что было в основе обучения их клана.
Теперь он больше не напоминал человека. Харди стал приземистым, четвероногим хищником размером с медведя, но с ловкостью большой кошки. Его скорость возросла многократно. Он превратился в размытое багровое пятно, которое атаковало со всех сторон, разрывая защиту Бартоломея в клочья, будто ее и вовсе не было.
Первый удар пришелся в спину, когти прошли сквозь броню как сквозь бумагу. Второй — в бок, оставив четыре параллельных раны. Третий, четвертый, пятый… Бартоломей пропускал удары один за другим, не успевая даже развернуться к атакующему. Кровь заливала его лицо, дыхание становилось тяжелым.
— Не… могу… его… поймать… — задыхался гигант, тщетно пытаясь попасть кувалдой по своему мучителю. Все же скорость не была его коньком.
Харди был везде и нигде одновременно. Он атаковал из мертвых зон, откуда Бартоломей физически не мог до него достать.
Бартоломей, тяжело раненный и истекающий кровью, понял, что проигрывает. Его броня была изрешечена, левая рука едва двигалась, а дыхание сбивалось от потери крови. Но хуже всего было осознание того, что ему не достучаться до Харди. Брат был потерян… навсегда.
В глазах гиганта стояла не ярость, а глубокая грусть. Он простился с братом мысленно, вспомнив их детство, совместные тренировки, клятвы защищать друг друга.
Когда Харди снова ринулся в атаку, Бартоломей не стал защищаться. Вместо этого он проигнорировал приближающуюся опасность и с ревом, в котором слышалась вся его боль, вонзил кувалду в землю перед собой.
Это была не атака. Это был якорь.
Всю свою оставшуюся силу, всю магию гравитации, всю свою любовь к брату и горе от потери он вложил в одну точку пространства перед собой. В том месте, где кувалда коснулась земли, начала формироваться крошечная сфера абсолютной черноты.
Точка была не больше горошины, но ее гравитационное притяжение было чудовищным. Воздух с оглушительным воем устремился к ней, увлекая за собой обломки, пыль, все, что не было зафиксировано. Свет искривлялся вокруг сингулярности, создавая оптические иллюзии.
Харди, летевший на Бартоломея в прыжке, попал под воздействие гравитационной аномалии. Его звериный облик исказился, тело растягивалось в сторону черной точки. Он отчаянно сопротивлялся, его когти впивались в бетон, оставляя глубокие борозды, но сила притяжения была абсолютной.
— Барт? — в первый и последний раз за весь бой из-за респиратора прорвался человеческий голос. Слабый, едва слышный, но полный узнавания и боли.
Бартоломей услышал этот зов, и слезы потекли по его окровавленному лицу. Но было поздно. Сингулярность нельзя просто так остановить.
Харди боролся до последнего, но постепенно его сопротивление слабело. Эссенция давала ему силу, но не могла изменить законы физики, которая в данный момент подчинялась магии и воле одного из Реккаров. Его тело сминалось, втягиваясь в безжалостный гравитационный водоворот.
Сингулярность существовала всего несколько секунд, но этого хватило. Она сжалась до размера булавочной головки, а затем с оглушительным хлопком, исказившим само пространство, исчезла.
Тишина, наступившая после исчезновения аномалии, была оглушительной. На месте взрыва остался лишь идеально круглый кратер, края которого были оплавлены до стеклообразного состояния.
В центре кратера лежало изуродованное тело Харди. Его респиратор был разбит, баллоны с эссенцией разорваны. Багровая аура исчезла, звериный облик распался. Он снова выглядел как человек — смертельно раненный, но человек.
Бартоломей, пошатываясь, спустился в кратер. Силы покидали его с каждым шагом, но он должен был дойти до брата. Просто не мог иначе.
Когда он опустился на колени рядом с умирающим Харди, тот медленно открыл глаза. В них не было безумия эссенции, не было звериной ярости. Только боль, усталость и… благодарность.
— Спасибо… — выдохнул Харди, и это были его последние слова.
Его глаза мутнели, но в них на долю секунды проскальзывал проблеск того человека, которым он был до превращения в монстра.
Бартоломей смотрел на тело брата, чувствуя, как последние силы покидают его. Магия гравитации требовала огромных энергетических затрат, а создание сингулярности было его самой мощной и разрушительной техникой.
— Прости меня, Харди, — прошептал он, осторожно закрывая глаза покойного. — Я не смог тебя спасти. Но я освободил тебя от этого кошмара.
Он попытался встать, сделал шаг и рухнул без сознания рядом с тем, кого был вынужден убить. Тень подбежал к поверженному гиганту, обнюхал его, убедился, что тот жив, и лег рядом, охраняя сон воина, который заплатил слишком высокую цену за победу.
В главном ангаре воздух накалился от магических разрядов и смертельной ненависти. Два поединка разворачивались одновременно, превращая пространство в арену, где решались судьбы и сводились старые счеты.
Снайпер стоял в центре ангара, его лицо было холодным как сталь клинка. Винтовка была поднята наготове, но Голдльюис знал — против мастера теней обычная тактика не сработает.
Демос ухмыльнулся, демонстрируя зубы в довольной гримасе.
— Старик даже не понял, что его тень его же и прикончила, — издевательски бросил он, медленно растворяясь в ближайшей тени. — Крестон умер, как овца, даже не сопротивляясь. Ты будешь следующим, снайпер.
Голдльюис не ответил ничего на это. Эмоции были роскошью, которую он не мог себе позволить в этом бою. Он молча вскинул винтовку и выстрелил в то место, где только что стоял убийца.
Энергетический заряд срывался со ствола ослепительной синей полосой, но Демос уже выныривал из совершенно другой тени в противоположном конце зала. Убийца самодовольно засмеялся, наблюдая, как пуля уходит в пустоту.
Но его смех оборвался, когда снаряд внезапно изменил траекторию на девяносто градусов и понесся прямо к нему. Демос едва успел нырнуть в новую тень, когда энергетический заряд прошел в миллиметрах от его головы.
— Ты не уйдешь от Метки Охотника, — тихо пробормотал Диккенс, перезаряжая винтовку.
Это была его фирменная техника — невидимая метка, которую он мог поставить на любую цель. После этого его снаряды преследовали помеченную жертву независимо от расстояния и препятствий, изгибаясь в пространстве по невозможным траекториям.
Демос выныривал из теней раз за разом, но каждый раз его встречали новые энергетические заряды. Он прыгал между тенями как кузнечик, используя всю площадь ангара, но умные пули настигали его везде.
— Чертов трюкач! — рычал убийца, едва уворачиваясь от очередного выстрела. — Но вблизи ты все равно ничто!
Он материализовался прямо за спиной Голдльюиса, теневой клинок уже заносился для смертельного удара. В руке Демоса сгустилась абсолютная тьма в форме изогнутого кинжала — оружие, способное пронзить любую броню.
— Думаешь? — усмехнулся Диккенс.
Он не пытался развернуться или защититься. Вместо этого снайпер сделал резкий подкат вперед, одновременно бросая на пол три небольших металлических диска. Устройства активировались при ударе об пол, начав излучать пульсирующий синий свет.
Эхо-Маяки.
Артефакты создавали в радиусе своего действия мощное сенсорное поле, которое подсвечивало любое движение — даже в абсолютной тьме, даже в магических тенях. Вся комната наполнилась голубоватым сиянием, а силуэт Демоса начал светиться как рентгеновский снимок.
— Что за?.. — убийца обернулся, пытаясь понять, что происходит.
— Твое главное преимущество — скрытность, — спокойно объяснил Диккенс, перестраивая винтовку. — Убери ее, и что останется?
Оружие снайпера начало трансформироваться в его ловких руках. Длинный ствол разделился на три вращающихся сегмента. Это был режим «Цербер» — конфигурация для ближнего боя против быстрых противников. Все из-за того, что мужчина прекрасно осознавал свои слабости, а клан помог решить большинство проблем — как-никак быть частью клана бывает очень выгодно.
Демос, понимая, что его тактика провалилась, попытался создать вокруг себя купол абсолютной магической тьмы. Это была мощная техника, которая поглощала весь свет и энергию в радиусе нескольких метров.
Но маяки работали не со светом, а с пространственными колебаниями. Для Голдльюиса темнота не была препятствием.
— Я готовился к тебе с того самого дня, как узнал, что ты убил Крестона, — холодно произнес снайпер и открыл шквальный огонь. — А если я готов к противнику, то у него нет ни шанса.