В лабораторию часто захаживает Ру, его также волнуют работы Мечникова над изучением холеры. Ру застает Илью Ильича за чтением русской книги. В руках Ильи Ильича классический труд его старшего друга Николая Ивановича Пирогова, посвященный холере, — «Патологическая анатомия холеры». Уже более десяти лет назад (в 1881 году) умер великий Пирогов, который помог Илье Ильичу на первых шагах его в науке.
Илья Ильич читает вслух глубоко пессимистические строки из книги Пирогова:
«Вероятно, ни патологические изыскания, ни химический анализ, ни наблюдения при постелях больных нам еще надолго (может быть, и никогда) не откроют трудности холерного процесса». И уже от себя Мечников говорит доктору Ру:
— Прошло более сорока лет после издания этой книги, а мы по-прежнему бесплодно бьемся над разрешением загадки холеры.
Каждый шаг стоит огромных усилий.
Но, мой дорогой Ру, мы с вами не будем столь мрачно смотреть на будущее, как это делал мой знаменитый соотечественник. Ведь он ничего не знал тогда о существовании могучего метода раскрытия тайн инфекционных болезней, он не знал бактериологии!
Ру сегодня настроен не так оптимистично, как Илья Ильич. Его темные, глубоко сидящие глаза смотрят строго. Он говорит Мечникову, что понимает Пирогова. Илья Ильич механически записывает в тетрадь опытов смысл слов Ру:
«…Каждый раз, когда Ру приходит ко мне, он все твердит о бессилии медицины и полной невозможности справиться с каким-нибудь стрептококком».
Это угнетенное настроение самого близкого друга передается и Илье Ильичу. Он высказывает Ру свои сомнения в виновности коховского вибриона в холерных заболеваниях:
— Последние находки все более склоняют меня против этиологической[25] роли коховского вибриона в холере, но впереди еще une mer á boire (предстоит выпить целое море), до того все сложно и запутанно.
Друзья обменялись мыслями, и каждый вернулся к своим опытам. О том, сколько приходится делать этих опытов, свидетельствует сам Мечников:
«…Количество опытов и всевозможных исследований (о холере), которые я произвожу, невероятно!»
Проходят дни и ночи в непрерывном трудовом напряжении. Мечников и Ру ищут выхода из создавшегося тупика в исследованиях. Илья Ильич отмечает, что работа над холерой превратилась «…в настоящее idée fixe (навязчивую идею) и если я не сижу за культурой (холерных микробов) и опытами, то читаю все возможное, что было написано о холере».
Илья Ильич узнает, что скоро выйдет в свет новая работа Коха о холере. Это его интересует в высшей степени. У Мечникова же, по его словам, в воззрениях на холерное заболевание и на роль в нем холерного вибриона «…еще не наступил тот момент, когда чувствуешь себя на твердой почве. Мысль — точно чувствительные весы. Каждый новый факт перетягивает то в ту, то в другую сторону».
Разрешению вопроса о виновности коховских вибрионов в заболеваниях холерой могли помочь опыты на человеке. Готовый на все ради блага людей, Мечников решил произвести опыт над самим собой.
Уже не в первый раз Илья Ильич рисковал жизнью. В создавшейся обстановке иначе поступить он не мог и не хотел. В Европе от холеры погибло очень много людей, но не было найдено средства борьбы с ней. Пора кончать споры! Научные работники института Пастера уговаривали русского профессора не делать безумного опыта. Ольга Николаевна также умоляла мужа не рисковать жизнью.
Никто не мог поколебать решения Ильи Ильича: он бесстрашно выпил разводку холерных вибрионов.
— К счастью, это вовсе не вызвало у него заболевания, а только возбудило сомнение в специфичности вибриона, — говорила Ольга Николаевна.
— Какое это счастье! — сердился Илья Ильич. — Лучше бы я заболел! Тогда по крайней мере вопрос больше не вызывал бы сомнения, и холерная запятая была бы всеми признана причиной холеры.
Он позволил своему помощнику Латапи повторить над собой опыт с холерными вибрионами. Латапи также остался здоровым.
Через восемь дней Мечников повторил героический опыт, и опять ни он, ни его помощник не заболели.
Илья Ильич предположил, что культура холерной запятой вне организма человека ослабевает и потому служит вакциной против свежих ядовитых микробов холеры. Уверенный в своих догадках, он совершенно спокойно дал разрешение своему ассистенту Жюпилю выпить очень старую культуру холерной запятой. «Чем старше культура холерной запятой, чем дольше она выдерживается в искусственных условиях, тем безопасней микробы», — думал Мечников. Жюпиль выпил разводку и через некоторое время заболел. «Самый молодой, самый сильный, самый здоровый», — отметил Мечников. Врач поставил диагноз тяжелой формы азиатской холеры.
— Я не переживу смерти Жюпиля! — говорил Илья Ильич.
После многих недель борьбы со смертью Жюпиль выжил.
Только после этих опаснейших опытов, после грозящих мучительной смертью экспериментов над собой и своими учениками Илья Ильич со свойственной ему научной добросовестностью смог написать:
«…В том густом тумане, в котором я теперь обретаюсь, начинает вырисовываться довольно отчетливо, что запятая есть-таки настоящая холерная бактерия, которая получает патогенные (болезнетворные) свойства лишь при особенно благоприятных условиях, к изучению которых я скоро приступлю…»
После всего пережитого в охоте за холерным микробом понятное возмущение Мечникова вызвало появление в печати легковесного сообщения Коха о диагнозе холеры.
Медицинский журнал «Semaine médicale» («Медицинская неделя») Илья Ильич читал за своим рабочим столом в лаборатории. Неизменным слушателем был доктор Ру. Он же был свидетелем комментария Мечникова о новой статье Коха.
Мечников с гневом говорил о только что прочитанном:
— Давно уж я не читал ничего подобного… Кох на каждом шагу делает самые элементарные ошибки, и вместо того чтобы идти прямо навстречу действительно сильным затруднениям в диагностике холерного микроба, он обходит их при помощи смешных средств… Это совершенно так, когда детям говорят: «Топни ножкой, голубчик, топни его». Точно вибрионы исчезнут после того, как Кох прикрикнул на них. В сущности, такое раздражение Коха объясняется тем, что он нашел запятые в испражнениях здоровых и притом вне всякой связи с холерой, то есть сделал то же открытие, что и я…
Роль холерного вибриона и условия заражения холерой, в конце концов, были выяснены. Мечников и его школа оказали неоценимую услугу человечеству. Серия исследований Мечникова пролила свет на процесс заражения холерой, который оказался значительно сложнее, чем предполагал Кох.
Мечников поставил себе задачей найти метод экспериментального заражения холерой животных, не заболевающих в естественных условиях.
В результате настойчивых исследований и многочисленных опытов Мечникову впервые удалось вызвать настоящую холеру у кроликов-сосунков. Открылась широкая перспектива проведения опытов с прививкой холеры не людям, а животным.
Наука указала правильный путь борьбы с холерой. Холерный вибрион — единственный источник распространения заразы. Уничтожайте холерную запятую, дезинфицируйте все, что имело соприкосновение с больным, и эпидемия холеры пойдет на убыль. Фантастические миазмы, испарения почвы существуют лишь в воображении Петтенкофера. Вибрион — убийца, он разоблачен, и путь борьбы с холерой открыт.
«От холеры, — заявил Мечников, — легче уберечься, чем от насморка. Строгое соблюдение правил об употреблении только кипяченой воды и всех кушаний в прокипяченном и подогретом виде гарантирует от заболевания холерой. Перед силой науки не устоят ни холера, ни другие болезни. Не слишком смело предположение, что холера скоро будет сдана в архив».
Работы по исследованию холеры продолжались, но неожиданно над детищем Ильи Ильича — фагоцитарной теорией — нависла новая угроза. Немецкий ученый Пфейфер обнаружил разрушение микробов холеры в брюшной полости морских свинок при отсутствии фагоцитов. Пфейфер громогласно заявил: если морской свинке впрыснуть разводку холерных запятых, то через несколько минут они погибнут и превратятся в мертвые зернышки; все это происходит в брюшной полости животного без участия фагоцитов.
Мечников был крайне взволнован этим сообщением. Подвергнув, как всегда, тщательной проверке опыты Пфейфера, он, к великому огорчению, убедился в его правоте. Между тем в самом непродолжительном времени должен был состояться международный съезд гигиенистов в Будапеште, на котором Илье Ильичу предстояло защищать фагоцитарную теорию.
Оставались считанные дни до открытия съезда, а намеченные опыты еще не были завершены.
Благодарность критику!
Огромный зал съезда. В первых рядах разместились ученые, не признающие работ Мечникова. Они ждут момента окончательного разгрома их беспокойного противника. Произнесены речи сторонников гуморальной теории; председатель съезда с еле заметной ноткой иронического сочувствия назвал имя следующего докладчика — Мечникова.
Илья Ильич поднялся на кафедру. Его друзья были полны тревоги. Что скажет Мечников после того, как он сам признал опыты Пфейфера правильными?
Окинув взглядом аудиторию, Илья Ильич начал свой доклад:
— Опытами последних перед съездом дней доказано, что холерные вибрионы разрушаются не жидкостью брюшной полости.
— А чем же? — хором закричали делегаты Германии, поддержанные почти всем съездом.
Поднялся шум. Кое-кто смеялся. Илья Ильич спокойно выждал, когда стало тихо, и продолжал свою речь.
— В тот момент, — говорил Мечников, — когда шприц вонзается в живот свинки, происходит то, о чем никто раньше не мог догадаться: у испуганного животного происходит нервный шок[26], который разрушает фагоцитов, и все переваривающие соки их высвобождаются в брюшную полость. Эти соки разрушенных фагоцитов — цитазы[27] (по другим авторам — алексины) — делают то, что не смогли сделать фагоциты. Вот почему Пфейфер и не нашел фагоцитов. Попробуйте избежать шока, и вы убедитесь, что не цитазы, а фагоциты, как всегда, будут разрушать холерных вибрионов. В первом случае с микробами справляются соки фагоцитов — цитазы, во втором — неразрушенные фагоциты. Великая благодарность господину Пфейферу за открытие новых сторон фагоцитарной теории!