Проблема только в том, что я не могу затеять с ним борьбу прямо в поезде. Да и обратный виток уже истощён. Когда я дал клятву лекаря, мана устремилась в остальные витки, оставив повреждающий нетронутым.
Но позволить ему доехать до Хопёрска… Нет, так поступить я не могу. Иначе в городе возникнет очередная угроза для меня и моей семьи.
— Как только мы остановимся в Аткарске, — произнёс я. — Выходи из вагона и больше не возвращайся. Меня ты всё равно одолеть не сможешь. Лицо ты своё потерял, но у тебя всё ещё есть шанс сохранить свою жизнь.
Я поднялся и направился назад — в свой вагон. Мне придётся тщательно следить за его действиями до Аткарска. Если же он не высадится… Я буду вынужден пойти на крайние меры.
— Что там у тебя стряслось? — спросил Илья, когда я присел рядом с ним. — Только не говори, что за тобой увязались те люди, которые твоё пальто изрезали!
— Пальто изрезали? — испугалась Соня.
Девушку из бюро я забирал уже в темноте, поэтому она не заметила, в каком состоянии находится моя одежда.
— Всё в порядке, вам об этом переживать точно не стоит, — уверил спутников я.
А затем решил перевести тему и обратился к Кораблёву:
— Лаврентий Сергеевич, как себя чувствуете?
— Как вам сказать, господин Мечников? — тяжело дыша, произнёс он. — Воздух кажется спёртым. Бок правый болит… Но пока живой, благодаря вам и господину Разумовскому.
Болит правый бок? Значит, велика вероятность, что метастазы попали в печень. После возвращения в Хопёрск я хочу ему помочь. Но прекрасно понимаю, что шанс потерять пациента весом. Онкология на поздних стадиях и в моём мире практически не лечилась. А уж здесь…
Я в любом случае сделаю всё, что смогу. Но назревает серьёзный вопрос. А как отреагирует клятва лекаря, если я не смогу спасти безнадёжного пациента? Сочтёт это нарушением? Или, наоборот, поощрит меня за то, что я пытался его вылечить?
Мне явно стоит вновь обратиться к трактату Асклепия. А ещё не помешает поговорить с Василием Ионовичем Решетовым с глазу на глаз. Раз это книга ранее находилась у него, что-то ему о ней да известно.
Прошёл час. Лаврентий Кораблёв задремал, а мы с Соней и Ильёй обсуждали события последних суток. К концу дня Софья Бахмутова разговорилась не на шутку. Ещё с утра ей было трудно даже находиться рядом с нами, а теперь она болтала без умолку. Видимо, стресс её немного раскрепостил.
На этот раз поезд всё же остановился в Аткарске. Стоянка в этом городе составляет ровно три минуты. Я подошёл к противоположному окну и стал наблюдать за покидающими поезд пассажирами.
Но никак не мог найти среди них Владислава. Вскоре послышался крик проводника:
— Всем провожающим покинуть вагон! Поезд отправляется!
И уже через полминуты мы вновь тронулись с места.
Он не вышел. Я, конечно, мог его не заметить, но это был бы верх невнимательности с моей стороны. Пропустить хромающего изуродованного головореза — это ещё нужно умудриться.
Поезд набрал скорость. Я взглянул в окошко, что вело в тамбур, и заметил, как по коридору соседнего вагона ко мне шагает Владислав. Его походка отдавала уверенностью, а во взгляде единственного уцелевшего глаза пылала жажда убийства. Она-то его и ослепляла.
Проклятье!
Я ринулся ему навстречу. Пустить в свой вагон охотника я не мог. Соня, Илья и Кораблёв видеть этого человека не должны. И тем более, ему не стоит видеть их. Иначе он будет угрожать, преследуя близких мне людей.
В тамбур мы с Владиславом ворвались одновременно. Двери за нашими спинами захлопнулись. В руках головореза блеснул голубоватый кинжал. Похоже, оружие было заговорено какой-то магией.
— Я уже понял, что ты иссяк в прошлой схватке, Мечников, — просипел он. — До Хопёрска ты не доедешь. Я срежу твою башку и отвезу её графу Юсупову.
У меня было всего несколько секунд, чтобы отреагировать на предстоящую атаку. Доставать саблю в тамбуре бессмысленно. В таком тесном пространстве ножу она проиграет — я даже размахнуться не смогу.
И обратный виток иссяк…
Однако у меня возникла другая затея. Единственный способ победить. Риск велик, но иного выхода у меня нет. Краем глаза я заметил, как мы проехали тот самый злополучный дорожный знак, из-за которого в прошлый раз застряли в пространственной аномалии.
Я бросился на Владислава, выставив вперёд правую руку. А затем заставил всю его собственную микрофлору расплодиться с безумной скоростью. Если обратный виток убивает бактерии, значит, лекарская магия может ускорять их рост!
Сначала бактерии в кишечнике, затем на коже и, наконец, в ране, которая покрывала половину лица.
Охотник выронил нож и попятился в сторону. Он не знал, за что хвататься. Его живот переполнило массой микроорганизмов, а лицо горело, будто к нему приложили раскалённый металл.
Мне осталось сделать лишь одно. Подтолкнуть Владислава.
Ведь дверей в тамбуре этого поезда нет.
Мой сапог упёрся в грудь охотника, и он с криком вылетел из поезда в снег. Буквально через пару секунд я испытал лёгкое покалывание в голове, которое уже чувствовал на этом отрезке пути в прошлый раз.
Некротика!
Но я ведь очистил этот дорожный знак!
Я поспешно подобрал выпавший из рук Владислава закалённый кинжал и вновь прислушался к вибрациям некротической магии. Однако уже через полминуты это ощущение исчезло. А поезд продолжил свой путь в штатном режиме. Больше никаких аномальных повторов.
Странно… Может, мне показалось?
Владислав Ножников, держась за больной живот, несколько часов подряд бродил по заснеженному лесу.
— Твою мать! — выругался он. — Я уже был здесь… Уже десять раз был здесь!
Охотник не мог поверить, что умудрился заблудиться в лесу. Ведь вырос Ножников в семье лесника, и отец с малых лет рассказывал мальчику, как ориентироваться в любой дикой местности.
Но на этот раз Владислав не мог найти дорогу назад. Куда бы он ни шёл, всегда натыкался на один и тот же пень.
— Да будь проклят этот Мечников! — взревел он, рухнул на пень и закрыл руками лицо. А затем чуть тише прошептал: — Нужно было уезжать с остальными… Зря я остался здесь… О, Волк Зимней Стужи, сохрани мою жизнь, прошу!
И молитвы Ножникова были услышаны. Только не тем, кому он их читал. Из густого леса, повалив несколько деревьев на своём пути, появился громадный силуэт чудовища, чьи некротические отходы и вызывали пространственную аномалию.
Увидев появившееся во тьме зимнего леса существо, Владислав замер. Он больше не чувствовал боли в животе, а лицо его перестало гореть. Больше уже ничего не имело смысла.
Ведь он встретил в Аткарских лесах свою смерть.
Долгий путь, наконец, подошёл к концу. Мы вышли на перрон Хопёрского вокзала.
— Не переживай, Алексей, — произнёс Илья Синицын, закинув за свои плечи руку Лаврентия Кораблёва. — Пациента я доведу до дома Ивана Сергеевича. Я знаю, где он живёт. А на твои плечи ложится нелёгкая ноша — отвести прекрасную даму домой. Ох, как я тебе завидую!
— Спасибо тебе, Илья, — проигнорировав его шутки, кивнул я. — Ты сегодня мне здорово помог. На днях обсудим, как будет дальше развиваться наше дело.
Синицын удовлетворённо кивнул и пошагал вместе с Кораблёвым в противоположном направлении от нас с Соней.
Я с облегчением выдохнул, осознав, что даже после всех пережитых в Саратове передряг мне удаётся сдержать обещание, которое я дал Бахмутовым старшим.
Когда мы добрались до Московской улицы, Соня произнесла:
— Спасибо тебе большое, Алексей. Ты для нашей семьи столько всего сделал… И брата вылечил, и меня воскресил. А уж сегодня… Прости, у меня даже слов нет.
— Твой брат мне тоже много раз помогал. Я перед ним в долгу, как друг, — ответил я. — Очень хорошо — иметь близких людей, особенно в незнакомом городе. Твоя семья стала для меня именно такой.
Отец Сони ждал нас на крыльце. Около главной двери стояла маленькая печурка, возле которой он грел руки.
— Да вы работаете не хуже часов, господин Мечников! — улыбнувшись, крикнул мне мой тёзка — Алексей Бахмутов.
Так уж вышло, что я до сего момента так и не узнал, как зовут отца Сони. Пришлось подглядеть в её документы, когда я забирал девушку из бюро.
— Я даже печь не успел растопить, а вы уже вернулись! — ответил он. — Ну как всё прошло? Соня, тебя никто не обижал?
Девушка помотала головой, затем попрощалась со мной и прошла в дом. Я же решил задержаться ненадолго, чтобы объяснить её отцу ситуацию.
— Вот как… — нахмурился он. — Значит, чуть на фронт не забрали? Вот ироды проклятые! — Он со злостью стукнул себя по больной ноге. — Этого им мало! Хотят ещё и мою дочь угробить! Тьфу… Да чем она может им помочь? Ей едва исполнилось восемнадцать. О каком фронте может быть…
— Прошу прощения, — перебил его я. — Как вас по отчеству?
— Да! — махнул рукой он. — Юрьевич. Но я себя дворянином уже давно не считаю. Если тебя, Алексей, напрягает разница в возрасте, можешь дядей Лёшей звать.
Как ловко мы перешли на «ты». Это хорошо. Всё-таки с более приземлёнными людьми мне проще общаться, чем с заносчивыми дворянами.
— Дядь Лёш, — произнёс я. — У вашей дочери восемь магических ядер.
Алексей Бахмутов удивлённо взглянул на меня. Мужчина облокотился рукой о печь и даже не заметил, как обжог кожу. Отдёрнув ладонь от печурки, он, усмехнувшись, произнёс:
— Шутишь же, Алексей? Ты уж над стариком не смейся. Я ваш современный юмор плохо понимаю.
— Я и не смеюсь. Мне больших трудов стоило — забрать её из бюро. У Сони восемь ядер. Потенциально она может стать Высшим магом воздуха. Поэтому-то её и захотели забрать на фронт.
Как встал старший Бахмутов, так и упал обратно на своё хлипкое кресло.
— Так а что же нам тогда делать? — прошептал он. — Они ведь от нас не отстанут! Будут искать её повсюду… Ё-моё… Восемь ядер! Да у моего отца было всего лишь три!
— Очевидно, это ка