Ведь я решил выпустить часть воздуха дистанционно. Для этого я воздействую лекарской магией, чтобы вскрыть один из кожных пузырей.
Вот только есть одно «но». Воздух придётся выпускать медленно, порционно. Если освободить сразу всё, что в нём накопилось, пациента сначала унесёт в сторону, а потом он разобьётся, упав на землю.
И виноват в этом буду я. Клятва лекаря решит точно так же и сразу же отреагирует на мои действия, поскольку будет нарушен завет «не навреди».
И я неспроста попросил его, чтобы он не вертелся. Я хочу выпустить воздух из спины. Тогда потоком его медленно начнёт нести вниз. Если перевернётся, на плавный спуск уже рассчитывать не стоит.
Как только пациент собрался с силами и с большим трудом изобразил кивок, я приступил к исполнению своего плана. Клетки эпидермиса на спине больного разошлись, когда я потребовал у лекарской магии приступить к лечению подкожной эмфиземы. Я создал совсем небольшое отверстие, и даже снизу было слышно, как из пациента выходит воздух.
А если учесть, что он сейчас парит на высоте третьего этажа и этот звук всё равно до меня доносится, не могу даже представить, под каким давлением в нём находится сжатый воздух.
На полпути аэромант всё-таки крутанулся. Зацепился боком за вывеску «Губернский госпиталь» и полностью изменил своё положение. Тогда я заставил кожу на спине срастись и расслоил другой пузырь, который находился в области грудной клетки. Хорошо, что вовремя отреагировал, иначе бы он точно себе кости поломал.
Или, чего хуже, взорвался при ударе о землю.
Внизу нашего пациента уже ждал Разумовский. Как только больной рухнул на кушетку, главный лекарь привязал его ремнями, и мы повезли его назад — в госпиталь.
— Так… — утерев пот со лба, выдохнул Александр Иванович. — Не знаю, как вам это удалось, Алексей Александрович, но мы это сделали. Теперь он прикреплён ремнями. Если улетит — то только с кушеткой вместе.
— Этого не произойдёт, — ответил я. — У меня есть план, как его вылечить. Только повторять этот план придётся много раз. До тех пор, пока не закончится воздействие магической отдачи.
— Вы правы. Даже если мы выпустим из него весь воздух, он снова накопится в нём. Отдача — жуткая вещь. У кого-то она длится сутки, а у кого-то — недели. Однажды я видел, как один геомант перенапряг свои магические каналы. У него кости ломались одна за другой. Я едва успевал их лечить. И продолжался этот кошмар целых пять дней.
Да уж, в таком случае нашему пациенту повезло куда больше. При таких переломах можно умереть от болевого шока. Но с аэромантом мы разберёмся уже сегодня.
С подкожной эмфиземой я уже сталкивался на своей практике, но всего лишь один раз. Тогда пациенту повредило лёгкое, и воздух из него начал попадать под кожу. Однако такая же картина порой возникает при переломе носа. В этом случае воздух начинает из носа и придаточных пазух попадать под кожу лица.
Также, помню, коллега рассказывал мне о том, как один наш хирург случайно вызвал ятрогенную подкожную эмфизему. Неправильно провёл эндоскопическую операцию, в итоге воздух попал в подкожную жировую клетчатку.
Но лечение у всех этих состояний примерно одинаковое.
Выпускать воздух, снимать воспаление, профилактировать инфекционное осложнение антибиотиками.
Этим мы с Александром Ивановичем и были заняты следующие несколько часов. Сначала я ввёл обезболивающее, затем мы начали аккуратно вскрывать все пузыри. Капельницу с антибиотиком поставили сразу же, поскольку риск инфекции был очень высок. Повреждённая кожа — это излюбленное место бактерий. А если площадь очага повреждения большая — то инфекция может так разрастись, что излечивать придётся уже не основное заболевание, а его осложнения.
К примеру, такое бывает при ожогах. Особенно массивных. В таких случаях всегда назначают антибиотики. Хотя даже при самом маленьком ожоге, когда, к примеру, на пальце вздувается пузырь, крайне не рекомендуется самостоятельно его вскрывать. Ведь такая манипуляция обнажает незащищённые внутренние слои кожи.
Когда большая часть воздуха из пациента была выпущена, он наконец-то смог заговорить.
— Боги… — простонал он. — Если бы вы, господа лекари, только знали, что мне пришлось пережить.
— Мы и так догадываемся, — ответил я. — Как сейчас самочувствие? С дыханием проблем не возникает?
— Нет, сейчас гораздо лучше, спасибо, — произнёс пациент, жадно глотая воду, которую поднёс к его рту Разумовский. — Я до ужаса боюсь высоты. Не думал, что моя собственная магия так меня подставит!
Любопытная деталь. Вполне может быть, что отдача работает именно таким образом. Воздействует на слабые места человека. До этого момента я думал, что у воздушных магов может возникать только бронхоспазм, который здесь именуют аероспазмом. Но оказалось, что патологии отдачи очень даже разношёрстны.
— Александр Иванович, я сегодня буду работать допоздна, — сказал я. — Если понадобится помощь — зовите, я буду у себя в кабинете. Займусь своей научной работой.
Я специально оборудовал себе кабинет, чтобы заниматься там подготовкой предстоящих изобретений. И сейчас меня больше всего волновал вопрос, как организовать биохимический анализ крови.
Пожалуй, этот анализ является моим самым любимым исследованием, поскольку с помощью него можно обнаружить патологию практически любого органа.
Изменения в АЛТ и АСТ? Значит, что-то с печенью.
Билирубины повысились? Пора проверять желчный, печень и состояние основных клеток крови.
Креатинин или мочевина подскочили? Стоит обратить внимание на почки.
Ионный состав крови изменился? Тоже нужно обследовать выделительную систему, поскольку натрий, калий, фосфор и кальций регулируются именно почками. Правда, это уж если совсем простым языком объяснять. Изменения количества ионов может указывать и на болезнь щитовидной железы, и на поражение костей в том числе.
Про показатели глюкозы, холестерина и жиров и упоминать не стоит.
И это — лишь краткий перечень. С помощью этого анализа даже инфаркт можно определить. В общем, на мой взгляд, кроме биохимии больше ни одно исследование не даёт врачу столько подсказок.
Но как его создать в девятнадцатом веке? Вот это — трудный вопрос. Биохимический скрининг был создан лишь в двадцатом веке. И почти все поколения подобных анализаторов связаны с электричеством и компьютерами.
Однако кое-что я всё же создать могу. Моя первая лаборатория будет состоять из нескольких анализаторов. Один я уже сделал, и это — аппарат Горяева для подсчёта клеток крови.
В свободное время в своём кабинете я уже постепенно собираю небольшую центрифугу для разделения крови и других биологических жидкостей на фракции. Так я смогу приблизиться к подсчёту их концентраций.
Создать центрифугу будет нетрудно. Основы работы электрических кристаллов я уже понял. Смогу справиться и без помощи мастера Захарова.
Единственное, для чего мне придётся потратить немало сил, это — спектрофотометр. Первый биохимический анализатор, который подсчитывает концентрацию веществ с помощью ультрафиолетового света.
Вот для создания такого аппарата мне точно понадобится союзник. В одиночку я не справлюсь. И, думаю, самым лучшим вариантом будет — позвать в Саратов Ивана Сеченова. У него голова работает, как надо.
Тем более, наши боги уже давно выступают на одной стороне. А поделить доход от патента мне не жалко. Это — мелочи в сравнении с тем, сколько пользы мы принесём миру, создав первую в истории человечества полноценную лабораторию.
— Алексей Александрович? — постучал в мою дверь Разумовский.
— Да! Что-то случилось?
Он заглянул ко мне в кабинет и удивлённо пожал плечами.
— Да вообще-то уже ночь, — заявил главный лекарь. — Совсем потеряли счёт времени?
Чёрт возьми! И вправду, на улице уже темно. Слишком увлёкся. Потратил почти восемь часов на сборку центрифуги. Лишь изредка отвлекался на пациентов и дядю. Он уже пришёл в себя и рвался уходить домой, но мы с Разумовским убедили Олега полежать в госпитале хотя бы пару дней.
Центрифугу я всё же решил отнести домой. Нужно продолжать исследования, чтобы как можно скорее разгадать тайну головы Павла Петровича. Если я смогу разделить кровь и слизь с помощью центрифуги, у меня появится больше информации.
Однако для получения уже полноценных результатов потребуется спектрофотометр. Поэтому письмо с приглашением господину Сеченову уже отправлено. Готов поспорить, что он примчится сюда в ближайшие два дня.
Подойдя к дому, я обнаружил, что около главного входа в здание со служебными квартирами стоят три человека, облачённых в потрёпанные плащи. Их лица скрывали капюшоны. Больше всего со стороны они походили на обычных бродяг.
Но я начал подозревать, что меня поджидают сектанты. Однако мне пришлось изменить своё мнение, когда один из них, увидев меня, начал приветливо махать рукой.
— Не пугайтесь, Алексей Александрович. Мы вам не враги, — заявил знакомый голос.
Я сразу понял, что передо мной главный городовой Тимофеев.
— Добрый вечер, — осматривая полицейских с ног до головы, произнёс я. — Стесняюсь спросить, зачем вы так вырядились, господа?
— Маскируемся под уличных бродяг, — ответил главный городовой. — Мы сделали вывод, что сектанты не показываются нам на глаза из-за нашей формы. А так есть вероятность, что мы можем стать их потенциальной жертвой.
— То есть играете роль приманки? — удивился я. — А не слишком ли опасно?
— Выхода нет. Дело не продвигается. Вернее, не продвигалось до сегодняшнего дня. С вами господин Углов уже связался?
От этой фамилии меня уже тошнит.
— Который из Угловых? — спросил я.
— Глава ордена лекарей. Всеволод Валерьевич, — уточнил Тимофеев. — Он снарядил новую группу лекарей для поимки сектантов. И одного всё же удалось поймать. Они с князем Игнатовым решили, что вам следует переговорить с этим человеком. Тем более, общается он гораздо охотнее предыдущих сектантов.