Когда теплоход «Княжна Анастасия» причалил к набережной, Апраксин чуть ли не первым покинул судно и, активно зазывая нас за собой, рванул оплачивать карету. Я впервые видел его таким оживлённым. Видимо, он ещё никогда настолько не надеялся, что сможет избавиться от своей патологии.
Втроём мы добрались до моей квартиры, я впустил Сеченова и Апраксина внутрь, а сам ещё некоторое время побродил вдоль здания, чтобы убедиться, не следит ли кто-то за нами. Учитывая, что за Ксанфием постоянно ведут охоту, а в городе бесчинствуют сектанты, которые могут запросто выбрать своей новой жертвой меня или Сеченова, лишний раз перестраховаться не повредит.
— Итак, Ксанфий Аполлонович, — усевшись рядом со своим новым пациентом, произнёс я, — прежде, чем мы приступим к самому процессу лечения, расскажите, нет ли у вас других жалоб. Вы никогда не рассказывали, беспокоит ли вас что-нибудь ещё, кроме зелёной кожи и клыков.
К этому моменту Апраксин уже смыл свой грим. Сеченов с интересом рассматривал его кожу, но старался не показывать Ксанфию, как он поражён увиденным, чтобы не обидеть нового знакомого.
— Беспокойств хватает, — сказал Апраксин. — Как вы думаете, Алексей Александрович, с чего я вообще изначально ступил на эту скользкую тропу? Почему я начал искать магические травы и продавать их?
— Я уже догадался, господин Апраксин. Вы хотели найти способ исцелить себя самостоятельно. Без помощи лекарей. Верно? — спросил я.
— Всё так и есть, — кивнул мужчина. — Хоть меня в семье и недолюбливали, изначально отец старался помочь мне. Нанимал много лекарей. К нам даже приезжали целители из Санкт-Петербурга. Столичные лекари с огромным опытом работы. Но даже им ничего не удалось со мной сделать. Хотя деньги за свои «услуги» они брали с большим удовольствием. Зато, когда я достиг зрелого возраста и смог разобраться в алхимических травах, я сам решил несколько своих проблем.
— Так значит, некоторые симптомы вы всё же смогли купировать? — удивился Сеченов. — Какие?
— Постоянные боли в боках. С двух сторон. Они мучают меня с самого детства, — произнёс Апраксин и указал сначала на левый бок, ближе к спине, а затем на правую половину живота — прямо под рёбрами.
Интересно… Судя по тому, как он показывает наиболее болезненные места, несложно догадаться, с какими органами имеется проблема.
— Что думаете, Алексей Александрович? — спросил меня Сеченов. — Дело в левой почке и в печени?
— Почти попали, Иван Михайлович, — кивнул я. — Но с одним органом всё же ошиблись. Справа, судя по клинической картине, и вправду воспалены печень и желчный. Вот, смотрите, — я взглянул на Ксанфия и спросил: — Можете прилечь и задрать рубашку? Мы с коллегой проведём пальпацию.
Апраксин не понял, что я имел в виду, но доверился и кивнул, расположился на диване, после чего я прощупал органы, расположенные под правой рёберной дугой. То же самое повторил Сеченов. Каждый раз, когда мы погружали пальцы под рёбра, Ксанфий невольно вздрагивал от боли.
— Печень и вправду сильно увеличена, — подметил Сеченов.
— Да, только болевой синдром возникает не из-за неё. Проблема в желчном пузыре. Скорее всего, он очень плохо справляется с выведением желчи, — пояснил я.
— Вы правы, господа. Это я и сам знаю, — кивнул Апраксин. — Поэтому принимаю те желчегонные травы, которыми вы так часто закупаетесь у меня, господин Мечников.
— А в левом боку, судя по всему, боль возникает вовсе не из-за воспаления почки. Помните, какой ещё орган находится в этом месте, господин Сеченов? — обратился к коллеге я.
— Толстый кишечник, левая почка, поджелудочная железа, — принялся загибать пальцы он. — Точно! Селезёнка! Верно?
— В точку, — кивнул я. — Именно к этому я и клоню. И все эти органы связаны одной общей функцией. Подозреваю, что именно в ней и лежит основная проблема. Помните, что происходит в печени и селезёнке?
— У печени функций много, — задумался Сеченов. — А в селезёнке созревают некоторые клетки крови.
— Не только созревают, но и погибают. Утилизация клеток крови происходит и в печени, и в селезёнке. А раз оба органа воспалены, значит, им приходится работать на износ.
— Погодите, Алексей Александрович, вы хотите сказать, что проблема не с органами? — спросил Ксанфий. — Проблема изначально в моей крови?
— Именно. Судя по тому, что я вижу, ваши красные кровяные клетки — эритроциты — регулярно разрушаются прямо в сосудистом русле. А затем их «останки» утилизируются перегруженными органами. А теперь скажите, как часто вы испытываете слабость?
— Да практически всегда, — ответил он. — Силы мне придают только особые отвары из трав. Больше ничем не могу себя поддержать. Хотя, признаюсь, в последнее время начал пользоваться вашими зельями-энергетиками. Бодрит, но слабость всё равно держится.
— Зелья-энергетики вам не помогут. И скоро я объясню — почему, — сказал я. — Протяните руку. Мне нужно взять образец вашей крови.
Я обработал антисептиком локтевой сгиб Ксанфия, а затем извлёк из его вены немного крови.
— Иван Михайлович, пока продолжайте опрос нашего пациента, — попросил я. — Мне нужно полчаса, чтобы провести один анализ.
Пока Сеченов занялся Апраксиным, я прошёл в другую часть комнаты, достал аппарат Горяева, поместил немного крови пациента на предметное стекло и принялся подсчитывать количество клеток.
Проклятье… А ведь и сама кровь по цвету какая-то крайне неестественная! Думаю, с кожей у Ксанфия вообще проблем нет. Он кажется зелёным из-за жидкости, которая течёт по его сосудам. Я уже догадался, в чём суть его врождённого патологического процесса.
Но никак не могу понять, каким вообще образом Апраксину удалось прожить так долго! Люди с такой кровью встречаются в нормальной клинической практике. И у них обычно два варианта. Либо госпитализироваться и пройти интенсивный курс лечения, либо умереть.
Вскоре я закончил подсчёт клеток и обнаружил, что эритроцитов у Ксанфия вдвое меньше, чем у любого здорового человека. А значит, и гемоглобина в крови очень мало. Отсюда и слабость.
Возникает вопрос: куда деваются эритроциты? Почему они распадаются прямо в сосудах?
Не имея более продвинутых технологий, точный ответ дать не получится, но у меня уже есть готовая теория. И если я последую ей, вскоре Апраксин придёт в себя.
— Итак, господа, результаты анализов готовы, — произнёс я. — Можем приступать к лечению.
— Уже? — удивился Ксанфий. — Так вы, может быть, расскажете, что вам удалось обнаружить? Какой диагноз?
— Начнём с того, что кожа у вас не зелёная. Так кажется со стороны из-за того, что в сосудах течёт очень мутная кровь, которая даже отдалённо не похожа на здоровую. На самом деле ваша кожа желтоватая. У вас, Ксанфий Аполлонович, желтуха. Причём возникает она сразу из-за нескольких проблем, — объяснил я.
— Желтуха? Как у какого-нибудь запойного алкоголика? — поморщился он.
— Не совсем, — ответил я. — Видите ли, желтухи бывают трёх типов. Паренхиматозная, механическая и гемолитическая. И у вас редчайшее сочетание всех этих вариантов. Нарушение работы печени даёт паренхиматозную желтуху. Постоянная задержка желчи в пузыре и прилежащим к нему протокам приводит к механической желтухе. Но самая главная ваша проблема — это гемолиз. Распад клеток крови. В эритроцитах содержится билирубин. По сути, это и есть желчь. Именно из-за их распада вы постоянно подвергаетесь хронической интоксикации.
— Уж простите за грубую формулировку, — произнёс Сеченов, — но почему тогда Ксанфий Аполлонович до сих пор жив?
— Потому что заболевание носит врождённую магическую природу. Его тело частично адаптировалось к постоянной интоксикации, — объяснил я.
Всё дело в генетическом заболевании, которое созрело в семье Апраксиных. Скорее всего, кто-то из его предков был болен лёгкой формой этого заболевания. А другой потом страдал от патологического роста клыков.
В итоге Ксанфию не повезло собрать весь «генетический мусор». Он стал таким не по своей вине. И не по вине своих родителей. Магия и генетика — только и всего.
— Дайте мне час, и я приведу ваши клетки в порядок, — пообещал я. — Будет неприятно, но оно того стоит. Вы готовы?
— Мне всю жизнь, мягко говоря, неприятно, господин Мечников. Решение уже принято. Я готов, — кивнул торговец.
Мужчина снова лёг на диван, а я приступил к процессу лечения. Пока Сеченов восстанавливал печень, селезёнку и желчный пузырь, я тратил огромное количество маны на стабилизацию клеток крови. Исправлял дефекты, из-за которых клетки были вынуждены постоянно разрушаться.
Затем воздействовал на костный мозг и принудил его к выработке новых, здоровых клеток.
— Готово, — устало произнёс я спустя час работы. — С одной проблемой мы разобрались.
Ксанфий тут же вскочил с дивана, достал из сумки зеркало и принялся разглядывать своё лицо.
— Не спешите, цвет кожи изменится не сразу. Он придёт в норму лишь через пять-семь дней. На полное восстановление потребуется месяц, — объяснил я.
— Неправда… — прошептал Апраксин, глядя в зеркало. Его руки тряслись. — Она уже стала бледнее. Милостивый Грифон, Алексей Александрович, неужто и вправду получилось?
— Получилось, будьте в этом уверены. Если пока что мне не верите, подождите пару недель, и сами всё поймёте, — произнёс я.
— Я вам верю, — кивнул он. — И в долгу не останусь. Как и обещал, взамен можете получить всё, что пожелаете. Деньги, поставки, новые травы. Всё, что угодно.
— Погодите, я свою часть сделки ещё не выполнил, — напомнил ему я. — У нас остался нерешённый вопрос с клыками. Лично я готов приступить к решению уже сейчас. Что скажете? Хватит вам сил пережить ещё одну процедуру? Скажу сразу, она будет крайне неприятной.
Недаром существует огромное количество людей, которые до ужаса боятся стоматологов. Даже с анестезией порой процесс лечения зубов переносится крайне дискомфортно. А уж в условиях девятнадцатого века, подозреваю, Ксанфию и вправду придётся помучаться. Но я постараюсь максимально обезболить его ротовую полость, чтобы процесс прошёл наименее травматично.