вод, отладим все процессы, а потом…
— А потом пойдём в дом некроманта? Ночью⁈ — поёжился Сеченов.
— Понимаю, что звучит, как самоубийство, но других вариантов у нас нет. Либо отложить поход к некроманту ещё на сутки, но я этого делать не хочу, — сказал я. — Тем более что-то мне подсказывает, что его там не будет. Раз дом заброшен, значит, он уже живёт в совершенно другом месте. Да и улик он там, скорее всего, не оставил. Просто осмотрим место. Может быть, наши боги что-то почувствуют. Подалирий молчит?
— Подалирий — немой, Алексей.
— Ах да, точно… — сдерживая самоироничный смешок, ответил я. — Сложно привыкнуть к тому, что другие боги могут быть молчаливыми. После общения с Гигеей это не представляется возможным.
— Я всё слышу! — буркнула в моей голове Гигея.
Кто бы сомневался!
После такого насыщенного дня я спал как убитый. Лишь убедился, что с Олегом и его семьёй всё в порядке, а затем сразу же вырубился.
Следующий день обещал быть чуть ли не сложнее предыдущего. В амбулатории точно будет завал из-за того, что часть лекарей уйдёт в госпиталь — следить за пострадавшими из Подгоренки. Один из охотников еле живой остался. Ему кровь восстанавливать придётся ещё месяца два как минимум.
И я в своих догадках не ошибся. Как только на следующее утром мы с Иваном подошли к зданию амбулатории, перед нами предстала длиннющая очередь из людей.
— У меня о-о-очень плохое предчувствие, — протянул Сеченов. — Синицына тут больше нет. Кораблёв и Решетов, скорее всего, трудятся в госпитале. А это означает, что работать нам предстоит втроём с Родниковым.
Присутствие Родникова вообще ничего не меняет. Есть он или нет его — обычно это заметить попросту невозможно, потому что принимает людей Эдуард Семёнович со скоростью черепахи-инвалида.
Но деваться было некуда. Мы с Иваном — первая и последняя линия обороны. Если мы не спасём людей, то с этим уже никто не сможет справиться.
Мы приступили к работе, и поначалу процесс шёл довольно бодро. На каждого пациента я тратил не более пяти минут. Однако в середине дня ко мне зашёл мужчина лет шестидесяти, с которым всё оказалось гораздо сложнее. Уже взглянув на него, я понял, что возиться с ним придётся довольно долго.
— Алексей Александрович, здравствуйте, — прохрипел он, напряжённо поглаживая длинную бороду. — Меня Архипом звать. Архип Петров. Позволите мне присесть?
— Разумеется, — кивнул я. — Рассказывайте, что случилось?
Дышит очень тяжело. Лицо бледное, даже немного синеватое. И даже сквозь рубашку я прекрасно вижу, как сильно видоизменена его грудная клетка.
У этого «клиента» явно не всё в порядке с лёгкими. Когда мужчина сел около моего стола, я сразу же обратил внимание на его пальцы. А точнее — на ногти. Округлые, утолщённые, как и фаланги пальцев, на которых располагаются эти ногти. Мало кто знает, но это признак серьёзных проблем с дыхательной системой. На первый взгляд кажется, какая вообще связь может быть между ногтями и лёгкими?
А связь есть, причём очень даже логичная. Такое изменение кончиков пальцев происходит из-за недостатка кислорода в крови. Когда уровень кислорода падает, в пальцах происходит компенсаторное увеличение сосудистой стенки. В итоге мягкие ткани ногтевых фаланг разрастаются.
Если их сейчас коснуться, я почувствую подвижность и выраженную упругость ногтевой пластины. То есть она будет заметно проседать при нажатии, чего обычно не бывает у здорового человека. А после нажатия ноготь отпружинит назад.
Этот симптом также называют симптомом «барабанных палочек» или «часовых стёкол».
Мы ещё даже не начали говорить с пациентом, а я уже понял, на что мне стоит обратить всё своё внимание.
— Одышка, Алексей Александрович. Задыхаюсь, и уже не первый год, — произнёс Архип. — Мне сказали, что вы всем помогаете. Я пять лет терпел этот ужас. Больше не могу. Очень надеюсь, что вы сможете посоветовать что-то. Я ведь даже в гору подняться не могу. Приходится останавливаться каждые двадцать шагов, чтобы привести дыхание в порядок.
— Скажите честно, вы курите, Архип? — поинтересовался я.
— Курил. Лет сорок курил самокрутки, которые из Пензы привозят. Последние пять лет уже этим не занимаюсь. Как-то отвык, когда начал постоянно кашлять. Уже даже вдохнуть этот чёртов дым не могу, — объяснил Архип.
Похоже, всё дело в курении. Вероятно, развилась хроническая обструктивная болезнь лёгких, судя по пальцам и бочкообразной грудной клетке. Там внутри определённо эмфизема. Но создаётся впечатление, будто я что-то упускаю.
Почему-то интуиция трубит, что кроме самокруток на его здоровье повлияло что-то ещё. Странное ощущение… и оно приходит ко мне уже не в первый раз. Поначалу я думал, что всё дело в опыте. Всё-таки я в прошлой жизни повидал десятки тысяч пациентов, если не больше. Но такого острого чувства у меня никогда не было.
Такое впечатление, будто это лекарская магия даёт мне подсказки. Любопытно… Неужели она эволюционирует? Ведь раньше она никогда так не делала. Я всегда изучал симптомы человека своими силами.
— Снимите рубашку, я вас послушаю, — сказал я и достал фонендоскоп.
Ага… Ещё до того, как я начал слушать лёгкие, мне в глаза бросились ещё два симптома. Оказавшись рядом с пациентом, я обнаружил, что у него покраснели веки. А губы, наоборот, стали синюшными. Всё это — признак кислородной недостаточности.
Лёгкие. Что-то происходит с ними. Очевидно, вышеописанное заболевание — ХОБЛ. Но я что-то упускаю… Это точно. Сомнений в этом быть не может.
Я принялся слушать лёгкие, прикладывая головку фонендоскопа к расширенной грудной клетке, и услышал хрипы. Влажные, с элементами крепитации — звука, которые образуется при слипании и разлипании листков плевры. А раз уж даже оболочка, окружающая лёгкие, «попала под раздачу», значит, воспалительный процесс распространился чуть ли не на всю дыхательную систему и грудную клетку в целом.
Я провёл перкуссию, расположив один палец на груди мужчины, а другим принялся по нему стучать. Услышал звук, который в медицине принято называть «коробочным». По его наименованию примерно понятно, как звучит такой стук.
— Что скажете, Алексей Александрович? — спросил Архип Петров.
— Беда с лёгкими, — прямо сказал я. — Немного восстановить ваше здоровье я смогу. Но полностью это уже сделать не получится. Однако вы можете приходить ко мне раз в несколько месяцев, чтобы я поддерживал вашу дыхательную систему.
— Ух, как же я рад это слышать. Хоть что-то! Меня и такое устроит! — обрадовался Архип. — А то моим пчёлкам без меня туго придётся. Если я помру, некому будет о них заботиться. Кстати, обязательно занесу вам мёд летом. Отблагодарю!
Меня словно молнией ударило.
— Стойте! — воскликнул я. — Вы сказали, что работаете с пчёлами. У вас пасека?
— Ну… Да, — кивнул Архип.
— Сколько лет вы уже с ними взаимодействуете? — уточнил я.
— О-о-о… — протянул пациент. — У меня своя пасека уже лет тридцать. Хотя до этого я отцу чуть ли не с самого детства помогал в этом деле.
Вот оно… То, о чём мне намекала лекарская магия. Тут дело не только в курении. Есть вероятность, что самокрутки даже сыграли меньшую роль в развитии заболевания, чем эти пчёлы.
Болезнь пасечника. Хронический фиброз лёгких, который развивается из-за воздействия огромного количества продуктов и веществ, выделяемых пчёлами. На человека они могут оказывать влияние как сильнейшие аллергены.
Речь идёт о пыльце и нектаре цветков, прополисе, маточном молочке, мёде, воске и множестве других аллергенов, которые с ходу и не припомнишь.
Я бы хотел запретить ему заниматься разведением пчёл, но не могу. Вижу, что в этом весь смысл его жизни. Пока я размышляю, как его лечить, он продолжает болтать про своих пчёлок. Для него такой запрет будет хуже смерти. Уж лучше я буду поддерживать его здоровье каждые три-четыре месяца, чем полностью лишу его главного в жизни занятия.
Временно восстановить здоровье его лёгких было нетрудно. Я немного уменьшил их объём, ускорил кровообращение в артериях и венах лёгких, а затем вызвал резкий и крайне неприятный для пациента выброс мокроты.
— Не сдерживайтесь, — сразу же сказал я. — Выкашляйте всё, что скопилось.
На этот случай у меня была специальная ёмкость для пациентов. По ней было удобно изучать мокроту для уточнения диагноза.
— Дышу… — прошептал Архип, а затем прокричал:
— Дышу! Дышу!!!
Мужчина чуть ли не бегать начал, осознав, что его лёгкие вновь работают, как раньше.
— Всё, Алексей Александрович, кроме платы за приём я обязательно принесу вам медку. А ещё лучше на чай заходите. Я живу на Приречной улице в первом доме. Как будет желание — заглядывайте. Приму вас в любое время.
Радостный мужчина убежал в нашу новую регистратуру, которой теперь заведовал Юрий Сапрыкин, а я вышел на улицу, чтобы сделать короткий перерыв.
Самому захотелось подышать свежим воздухом после такого трудного пациента. Я сделал глубокий вдох, ощутив свежесть мартовского воздуха…
А выдохнуть не смог.
Потому что мой взгляд упал на сгоревшее здание морга. Около него стоял человек. Знакомый силуэт, знакомая шляпа.
Покойный патологоанатом. Сухоруков.
Глава 13
Вот так неприятный сюрприз… Я выпустил воздух из лёгких, осознав, что внутри уже ничего не осталось, кроме углекислого газа.
И что я, чёрт подери, сейчас вижу? Очередная иллюзия? Призрак? Или восставший из мёртвых Сухоруков?
Или он вообще не погибал? Обманул всех и вернулся в Хопёрск, чтобы взять реванш. Нет, быть того не может. Если не ошибаюсь, его тело осматривал Иван Сергеевич Кораблёв. А он не мог ошибиться после того, как уже однажды это сделал. Он осмотрел труп Сухорукова максимально тщательно, в этом сомнений нет.
Хотя кто знает? Может, некроманты умеют восставать из мёртвых? Всё-таки именно в этом главный смысл некротической магии. Правда, ничего подобного я в трактате Асклепия не читал. Там говорилось, что эти маги могут поднимать мёртвых. Но самих себя? Нет. Об этом информации не было.