Пробившись через толпу газетчиков, я проник в кабинет Кораблёва.
— Ради Грифона, закройте дверь на ключ! — воскликнул он. — Не пускайте сюда этих идиотов, Алексей Александрович. Я уже устал давать им комментарии.
Я повернул ключ, подошёл к главному лекарю, и тот сразу же достал из своего стола все документы, которые должны были передать ему из местного подразделения учёта граждан Российской Империи.
— Всё готово, — сказал Иван Сергеевич. — Новый паспорт, поправки в свидетельстве о смерти. И остальные документы, которые вам пригодятся в Саратове. Там вам уже выделили служебную квартиру. С завтрашнего дня сможете приступить к новой работе.
Кораблёв тяжело вздохнул, закусил нижнюю губу и протянул мне свою руку.
— Я не люблю долгие прощания, Алексей Александрович. Хочу лишь сказать, что был благодарен вам за работу. Было очень приятно иметь с вами дело, — произнёс Кораблёв.
— Взаимно, Иван Сергеевич, — ответил на его рукопожатие я. — Но не беспокойтесь. Я ещё буду появляться в Хопёрске время от времени. Дел у меня тут осталось много. Плюс ко всему никто не знает, как может обернуться судьба. Может, когда-нибудь снова вернусь в вашу амбулаторию! Такое тоже исключать нельзя.
Разговор с главным лекарем продлился недолго. Мы обменялись ещё парой фраз, после чего я покинул территорию амбулатории и направился к вокзалу.
На путь до Саратова я потратил чуть больше трёх часов. Почему-то поезд ехал гораздо медленнее тех, на которых я перемещался ранее. Видимо, магическое топливо уже в дефиците. Так рано или поздно люди придут к тому, что было в моём мире. Уголь, бензин, электричество. И никакой магии.
В какой-то момент я даже напрягся. Подумал, не застрянем ли мы вновь в пространственном пузыре около Аткарска? Ведь тот монстр так до сих пор и не найден. Но к счастью, этот отрезок пути мы проехали без проблем. Видимо, порождения некротики мигрировали в другие места.
Когда я вышел из поезда, над Саратовом уже поднялась полная луна. Повсюду шумели люди, метались туда-сюда, пытаясь найти выход с вокзала.
И лишь один не сдвинулся с места. Мужчина в тёмном пальто стоял около скамеек и махал мне рукой.
В его лице я узнал того самого главного врача из госпиталя.
Александр Иванович Разумовский.
Худощавый лекарь подошёл ко мне, но не стал тратить время на приветствие.
— Простите, что приходится торопиться, Алексей Александрович, — произнёс он. — Знаю, что вы хотите заселиться и отдохнуть, но… У меня к вам большая просьба. С одним сотрудником нашей академии случилась беда. Вы можете помочь мне?
Ну кто бы сомневался. Где там мой запас зелий-энергетиков?
Кажется, новая работа уже началась!
Глава 9
— Вы уж простите, что пришлось вас сразу с поезда дёргать, Алексей Александрович, но иного выхода у меня не было, — оправдывался Разумовский, пока мы с ним шли к карете, ожидавшей нас на вокзальной площади. — Ситуация из ряда вон выходящая. Я догадываюсь, чем заболел мой коллега, но лечить его старыми методами… Не уверен, что это разумно, когда в городе есть вы.
Надо же, оказывается, меня даже местные лекари считают выдающимся целителем. Что ж, это хорошо. Значит, я смогу ещё быстрее производить новые аппараты и лекарственные средства.
— Ничего страшного, мне не привыкать к ночной работе, — сказал я. — А что конкретно случилось с вашим коллегой?
Мы забрались в карету, Разумовский попросил отвезти нас на Университетскую улицу и лишь после этого ответил на мой вопрос.
— Скоро всё сами увидите. Не хочу делиться догадками, пока мы вместе не осмотрим пациента, — произнёс Александр Иванович, а затем добавил: — Но у меня есть предположения, что перед нами та самая болезнь, против которой абсолютно бесполезна лекарская магия.
Ого! А это — что-то новенькое. Обычно местные лекари стараются лечить больного даже тогда, когда сами не понимают, чем он болеет. В данном же случае Разумовский выразился так, будто и вовсе не видит смысла в его лечении.
— А кто пострадавший? — поинтересовался я.
— Роман Васильевич Кастрицын, — ответил Разумовский. — Он преподаёт нашим студентам основы борьбы с некротикой. Очень способный лекарь. Боевой, я бы даже сказал. Учитывая то, через что вам пришлось пройти, думаю, он бы с радостью с вами познакомился.
— Раз он работает с некротикой, значит, есть риск, что его ею и заразили? — поинтересовался я.
— Однозначно нет, — ответил Александр Иванович. — Я уже проверил его нашими лекарскими кристаллами. Бесполезно. Они не резонируют. Значит, некротики в его теле нет. Думаю, его постигла совсем другая участь.
Как раз в этот момент наша карета остановилась. Главный губернский госпиталь Саратова находился неподалёку от вокзала. Рядом с ним располагалась академия, где и воспитывались юные лекари.
— Пойдёмте, Алексей Александрович, господин Кастрицын лежит в моём госпитале, на втором этаже, — сказал он. — Кстати, не беспокойтесь. Как только закончим, я лично провожу вас до вашей служебной квартиры. Мне искренне неудобно, что я втянул вас в это, но я не хочу потерять своего коллегу и доброго друга.
— Расслабьтесь, Александр Иванович, — спокойно сказал я. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему.
Мы поднялись на второй этаж госпиталя. За нашими спинами автоматически зажигались десятки тусклых магических фонарей.
Палата Кастрицына располагалась в самом конце госпиталя. Видимо, лекари не хотели, чтобы их коллегу кто-то видел в таком состоянии.
— Ох, Александр Иванович! — воскликнул выбежавший из палаты молодой лекарь. Судя по всему, это один из студентов академии. — Я уже не знаю, что делать с Романом Васильевичем. Из него льёт… отовсюду!
— Сколько раз его вырвало? — спросил Разумовский.
— Раз пять, пока вас не было. И столько же раз он опорожнил кишечник. Там уже даже фекалий нет, одна вода. Мы утки менять не успеваем! — воскликнул он.
— Свободны, Широков, можете пока что отдохнуть. Ваша помощь понадобится чуть позже. Мы с господином Мечниковым вас заменим, — сказал Разумовский.
Студент Широков резко застыл. Даже в полумраке я заметил, как он побледнел.
— М-мечников? Это — тот самый Мечников⁈ — воскликнул он. — Тот, который сначала умер, а потом не умер и…
— Успокойтесь, Широков! — прикрикнул Разумовский. — Сейчас для этого нет времени. У вас будет возможность пообщаться с Алексеем Александровичем в другие дни.
Широков, продолжая озираться, пробежал мимо нас, после чего мы с Разумовским вошли в палату, где лежал наш больной.
Сказать, что моя клятва лекаря активировалась — значит, не сказать ничего. По мозгу шарахнуло такой волной магии, что я чуть в стену не врезался.
Очевидно, передо мной человек, который уже находится одной ногой в могиле. А раз в главной лекарской организации Саратова никто не может ему помочь, значит, надежды действительно практически нет.
Остаётся только полагаться на мои знания из прошлой жизни.
Роман Кастрицын оказался крепким темноволосым мужчиной лет сорока. Чем-то он мне напоминал моего брата Кирилла. Сразу видно — этот человек пережил много невзгод. В бровях и бороде виднелись редкие прожилки седых волос.
Вот только сил у Кастрицына уже почти не осталось. Его кожа иссохла, в сознание он почти не приходил. Изредка открывал глаза, но смотрел при этом куда-то в пустоту. Похоже, он даже не замечал нас с Разумовским.
Я поспешно измерил ему давление, осмотрел кожные покровы, прослушал сердце. И прогноз у меня сразу же сложился абсолютно неблагоприятный.
Давление предельно низкое, пульс зашкаливает.
— У него гиповолемический шок, — сказал Разумовскому я и поспешил объяснить свои слова. — Он потерял слишком много жидкости. Сердечно-сосудистая система не выдерживает. Ей банально не с чем работать. Вся влага выходит через пищеварительный тракт. Сколько дней его уже так проносит?
— Сегодня — второй день, — сказал Александр Иванович. — Господин Кастрицын вернулся из командировки три дня назад и сразу же заболел.
Отлично, а вот и эпидемиологический анамнез подоспел.
— Где он был? — спросил я. — Это принципиально важно.
— Точно сказать не могу, поскольку эта информация засекречена, — ответил Разумовский. — Он выполнял особое задание на юге Российской Империи. Это — всё, что мне известно.
Значит, есть риск, что он побывал в Азии. Может быть, даже выбирался за пределы нашей страны. Это без его показаний мы узнать наверняка не сможем.
Я уже понял, чем болен Кастрицын. И понял, почему это заболевание лекари лечить так до сих пор и не научились. Потому что инфекционные болезни открыл я, а до этого момента у них не было ни малейшего понятия о том, как нужно правильно бороться с микроорганизмами.
— Холера, — коротко сказал я. — Вы ведь тоже о ней подумали, да, Александр Иванович?
— Да, — вздохнул он. — Я ни с чем эту дрянь не спутаю. Мне уже приходилось с ней сталкиваться, когда я работал в другом конце Российской Империи. Только вспоминать это тошно. У меня было тридцать пациентов с такими симптомами. А спасти я смог всего двух. И то, потому что у них это заболевание протекало гораздо легче, чем у остальных.
— Как вы их лечили? — спросил я.
— Пытался хоть как-то остановить диарею с помощью лекарской магии, но эффект был так себе. А мой наставник уверял, что больным нужно давать хлорид ртути. Мы пичкали их этим веществом и опием. Некоторые лекари даже додумывались делать кровопускания. Вот только эффекта это никакого не давало.
М-да… Примерно так же холеру лечили в девятнадцатом веке в моём мире. Но и удивляться тут нечему. Там ещё не изобрели антибиотики.
Однако и здесь нужных препаратов нет. Сульфаниламид и пенициллин, созданные на моём заводе, не смогут качественно воздействовать на холерный вибрион. Этот микроорганизм убивается другими группами антибиотиков.
— Значит так, Александр Иванович, слушайте внимательно, — подытожил я. — Холеро