Глава 11
«Лучше» начала для первого рабочего дня в качестве преподавателя сложно даже представить. Только вошёл в кабинет, а на полу уже валяется бездыханный студент. Причём все его одногруппники указывают друг на друга пальцами, как бы заявляя: «Его прикончил кто угодно, но только не я!»
Но с виновными я разберусь позже. Для начала стоит разобраться, действительно ли здесь было совершено убийство. Если оно и случилось, то, скорее всего, непреднамеренное. В воздухе витает аура лекарской магии. Такое впечатление, что студенты ставили какой-то эксперимент, который в результате ни к чему хорошему не привёл.
— А ну, быстро разойдитесь! — велел я и подскочил к валяющемуся на полу телу.
В голове случайно промелькнула совершенно негуманная мысль.
«А если они действительно убили одного студента, Константин Фёдорович посчитает, что я уже отклонился от выполнения своего плана?»
Тьфу ты! Ну что поделать с подсознанием? Время от времени оно и такие мысли подбрасывает. Хотя на деле это абсолютно неважно. В идеале нужно помочь пострадавшему и как можно скорее. Если, конечно, такая возможность ещё есть.
Первым делом я прощупал пульс молодого человека, лежащего на полу.
Пульса нет.
Я мигом достал из своей сумки тонометр и фонендоскоп. Давление нулевое, дыхания нет, сердце тоже не бьётся. Проклятье… Неужели и вправду убили?
Странно, но лекарская магия не издала ни единого возгласа. Клятва молчала. Это могло означать только два варианта. Либо студент уже мёртв, и клятва понимает, что помочь я ему никак не могу — слишком поздно.
Либо ситуация куда сложнее, чем мне кажется, и помощь студенту на самом деле не требуется. Но этот вариант в меньшинстве. Не могу даже придумать ситуацию, в которой больной без дыхания и сердцебиения ещё мог воскреснуть, миновав поддержку лекарской магией.
— Вы что… Действительно его убили⁈ — воскликнул я и тут же приступил к сердечно-лёгочной реанимации.
Тридцать нажатий, два вдоха. Прожимая грудную клетку больного, я перевёл взгляд на одного из ближайших студентов и узнал в нём Широкова. А ведь это — тот самый парень, который прошлой ночью выносил горшки за Кастрицыным. Один из помощников Александра Ивановича Разумовского. Вот уж не думал, что он тоже окажется среди отстающих студентов.
— Широков! — осознав, что группа «3В» не станет мне отвечать насчёт убийства однокурсника, я позвал знакомого лекаря. — Кажется, ещё вчера вы хотели со мной пообщаться?
А в голове, не прерываясь, звучал таймер. Шесть, семь, восемь…
Важно соблюсти соотношение нажатий на грудную клетку и совершённых вдохов. Только тогда появится шанс реанимировать пострадавшего.
— Д-да, я вроде вчера… Ну… Пытался с вами заговорить, — пробубнил Широков.
— Вот сейчас — самое время! — воскликнул я.
Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
— Как только дам сигнал, — сообщил я Широкову. — Вдыхайте в него воздух. Два раза!
За спиной студента, разумеется, послышались смешки. Видимо, они догадались, что конкретно я хочу от парня.
— Ч-через рот? — усевшись рядом с пострадавшим, спросил он.
— Да, через рот. А вы как думали?
И снова смех. Вот ведь болваны! О методике совершенно ничего не знают, зато смеются над тем, что их однокурсник будет вдувать воздух в рот другого парня.
— Смешно вам? — мысленно продолжая отсчёт, прикрикнул я. — Поступили в лекарскую академию — так будьте любезны убрать из своих голов дурацкие предрассудки. На первом месте стоит помощь человеку. Посмотрел бы я на вашу реакцию, если бы кто-то из вас оказался на его месте. Дыхания нет, сердцебиения нет, а никто из ваших коллег лекарей не хочет сделать искусственное дыхание параллельно с массажем сердца. Позорище!
Двадцать два, двадцать три…
Проклятье, да что же с его грудной клеткой? То ли он переборщил с тренировками, то ли костный аппарат страдает от какого-то редкого заболевания. Но прожимать грудь слишком тяжело. Будто мне не хватает сил. Так ещё и Широков никак не подготовился к искусственному дыханию! Тьфу ты!
Я бы мог поменяться местами с Широковым, но он точно не понимает, как надавливать на грудную клетку. Либо не дожмёт, либо наоборот, пережмёт и переломает к чёртовой матери все рёбра пациенту.
Особенно опасно сломать мечевидный отросток. Это — край грудины. И находится он прямо над печенью. А если он в неё вонзится… Скорее всего, это будет моментальная смерть. Тут уже никакие реанимационные процедуры не помогут.
Тридцать!
— Широков, вдыхайте! — скомандовал я.
Студент принялся набирать воздух в лёгкие.
— Да не в себя! — воскликнул я. — В него!
— А-а-а! — раздался вопль лежащего между нами пациента. Студент резко вскочил и сделал глубокий вдох. И тут же оттолкнул от себя Широкова, который уже потянулся к его губам. — С-стойте! Получилось, ребят! Я живой!
— Да-а-а-а-а! — проорала группа отстающих.
Ага… Интересно получается. Умер, воскрес. И всё как будто идёт строго по их плану. Некроманты среди окружающих не ощущаются. Значит, дело в чём-то другом. Они провернули этот трюк другим способом. Остаётся только разобраться, чего вообще добивались студенты группы «3В».
— Очень рад, что вы не погибли прямо перед занятием, — холодно сказал я студенту, который только что валялся бездыханным. — Вижу, все ваши показатели жизнедеятельности полностью восстановились. В таком случае именно с вас мы и начнём наше первое занятие.
— А? — удивился он. — А вы… Вы кто такой вообще?
— Резонный вопрос, — добавил кто-то из остальных учеников. — Не припомню, чтобы вас представляли в начале года. Новый преподаватель?
— А ну, быстро успокойтесь! — опередил меня Широков. — Вы что, совсем ослепли? Это же Мечников! Да-да, тот самый! Он — наш шанс!
В классе возникла гробовая тишина. Сначала студенты просто молчали, через несколько секунду начали раздаваться шепотки.
— Мечников? Так он же вроде бы погиб, разве нет?
— Да ты чего? Недавно же вышла свежая газета. Он каким-то образом спасся.
— Да-да, точно! Говорят, ему помог барон Балашов. Тот придурок, который крестьян до смерти запытывает!
— А может, Мечников и сам людей пытать не против? Откуда иначе он взялся в доме Балашова?
— А я слышал, что такого лекаря вообще не существовало. Якобы его придумал орден, чтобы создать лик героя…
О-о… Сколько, оказывается, всякого мусора в голове у здешних студентов. Каждый болтает о чём угодно, только не об учёбе. Причём для молодых дворян это и вовсе непозволительное поведение. Будто их никто даже не пытался воспитывать. Галдят, как бабки на базаре! Обсуждают меня почти в полный голос, хотя сам я стою от них в нескольких метрах.
Что ж, ладно…
Я жестом показал Широкову и «воскресшему» студенту вернуться на свои места. С этой ложной смертью я разберусь позже. Пока что надо поставить всех присутствующих на место.
— Тишина! — проорал я.
Эх, и нечасто же мне приходится так повышать голос. В лекарской практике такого вообще не бывает. А во время битв с некротическими тварями мы с соратниками, как правило, друг друга и без слов понимаем.
— Занимаем свои места, господа и дамы, — скомандовал я. — Если вы ещё не поняли, у нас уже началось занятие.
Десять студентов нехотя расселись по своим местам. Лишь один не занял первую парту. Так и остался стоять перед ней. С вызовом глядел мне в глаза, будто сам ожидал, что я сделаю ему замечание.
Я, конечно, не педагог, но найти способ усмирить этих бездарей всё равно найду.
— В чём дело? — спокойно спросил я единственного не послушавшегося студента. — Учтите, я с вами ещё плохо знаком. Если есть проблемы со слухом, зрением или другими органами чувств, лучше сообщить об этом заранее. Почему не послушались моего указания?
— Не вижу смысла, — хмыкнул студент. — Нас всё равно исключат. Какой смысл ректору присылать сюда легендарного лекаря? Лучше бы отправили вас в классы «А». Здесь вам делать нечего, господин Мечников. Если вы действительно тот, о ком я думаю. Хотя, может быть, вы его однофамилец?
Теперь понятно, почему Ефремов отправил меня именно в эту группу. Решил провести крещение огнём. Если я справлюсь с ними, то справлюсь с кем угодно.
Логично.
— Вы не представились, — обратился к студенту-бунтовщику я. — Ваше имя?
— Артур Аркадьевич Мансуров, — заявил он.
Твою ж… И здесь Мансуровы! Причём Владимиру он явно не приходится дальним родственником. «Аркадьевич». То же отчество, что и у моего недруга. Скорее всего, они — братья. Общие черты явно есть. Странно только, что этот Артур оказался в числе лиц, которых потенциально могут отчислить в ближайшее время.
— Что ж, господин Мансуров, рад с вами познакомиться, — сдержанно кивнул я. — Однако поспешу вас предупредить. Если вы вдруг задумали извести меня как преподавателя, у вас ничего не выйдет. Поскольку, если я вдруг решу уволиться, я заберу вас всех с собой.
— В каком это смысле? — вскинул брови Артур.
— Скажу прямо — меня отправили к вам, чтобы помочь группе «3В» не покинуть академию раньше времени, — произнёс я. — Однако, если я пойму, что вы, господа и дамы, перегибаете палку, я самостоятельно отчислю вас всех. Да, если исчезнет половина группы, уволят и меня. Но я вам гарантирую — перед увольнением я позабочусь о том, чтобы все десять студентов покинули академию без возможности вернуться. Такие привилегии у меня есть. И я не постесняюсь ими воспользоваться.
Артур Мансуров, кажется, потерял дар речи, услышав это заявление. Он тут же рухнул на своё место и больше не стал вмешиваться в мой монолог.
И я понимаю, откуда возникла такая реакция. Студенты группы «3В» полагали, что к ним в очередной раз направят преподавателя, который будет целовать им задницы. Скорее всего, большая часть местных студентов — это третьи-десятые сыновья каких-нибудь важных господ, которые сконцентрированы исключительно на судьбе своих первенцев.
А эта молодёжь желает, чтобы к ним хоть кто-то относился, как к особенным. Что ж, именно это я и делаю. Разговариваю с ними так, будто они и вовсе не имеют ничего общего с аристократическим сословием. Для них это в новинку. По этой причине мне и удалось привлечь их внимание.